Медовый месяц с чужой женой (СИ) - Коротаева Ольга - Страница 54

— А зачем тебе он? Тебя давно Старейшина ждет, Макс. И если ты выживешь после разговора с ним, я себе на попе наколку сделаю. Клянусь.

Я встал на ноги и чуть не упал. Стиснул зубы и, согнувшись, поймал убегающую куда-то кровать. Мир вертелся и кувыркался, намереваясь меня опрокинуть, но я выровнял спину, стиснул зубы и сдавленно засмеялся:

— Рисунок выбираю я.

— Да не вопрос, — Федя подошел ближе и подставил плечо. — Только бы самому живым отсюда выбраться. У меня жена и дети дома. Забыл?

— А мою жену Дорогов украл. Разве это не важно?

— Ну, фактически-то она его…

— Молчи! Она — моя жена, пока не закончится месяц.

Федя усмехнулся, пакостно и таинственно, а затем с издевкой добавил:

— Молчу-молчу. Друг называется, даже на свадьбу не позвал. Идем уже, самоубийца Орлов.

Непривычно было с левой неподвижной рукой, хотя боли я почти не чувствовал. Оглядевшись, понял, что мы не в больнице. Коридор, увешанный красными фонарями, вывел нас в небольшой практически пустой зал. По центру, сложив руки на коленях, сидел старик облаченный в светлое длинное кимоно. Его седые волосы были туго завязаны в большой узел.

Федя провел меня дальше, а затем сказал что-то на японском. Старик не шевельнулся, не повел плечом, казалось, он умер, медитируя или наслаждаясь тишиной.

Но потом главарь якудза резко и хлестко брякнул по своему, и Федя, поклонившись, быстро покинул зал и прикрыл за собой раздвижную дверь.

Меня качало от слабости, но я стоял. Стоял, даже когда якудза поднялся и отошел в сторону. Он держал руки за спиной и двигался будто старый лев. От одного его вида хотелось развернуться и сделать ноги. Он не просто нагонял страх, он вызывал тихий ужас.

— Мусумэ просила за твою жизнь, — сказал вдруг мужчина и резко обернулся. Темные глаза спрятались в узком прищуре. — Чем ты готов пожертвовать ради нее?

— Поля… — я стиснул губы и добавил: — Чем угодно.

— Почему? — старик шагнул ближе, и я, даже с высоты своего роста, чувствовал его превосходство. Силу духа, внутренний стержень, холодный проникающий взгляд. Он поймет, если скажу неправду.

— Она важна для меня, — ответил уклончиво, потому что сам не понимал, зачем и почему мне впутываться еще больше в эту паутину. Поля нужна мне, до дрожи в руках, до комка в горле, до грохота под ребрами. Вот просто нужна. Как игрушка?

Не. Зна-ю.

Старик поманил меня рукой, и мы вышли через боковую дверь в уходящий вниз по склону сад. Буйная зелень разбавлялась яркими цветами, в воздухе витал приторный запах ванили и меда.

Старик замер у небольшого заборчика, что ограничивал навес от сада и, как истинный мудрец, изрек:

— В японии есть пословица: «Любовь не любит размышлять».

Я вздрогнул. Любовь? Какая любовь, если я едва знаю девушку. Да, она мне нравится, да, меня от нее трясет, да, я переживаю за ее жизнь так, что готов прыгнуть на луну. Но это не любовь. Я ведь закрыл свое сердце после Карины и не готов любить снова.

— Я просто хочу ее оберегать, — ответил и немного поежился от налетевшего ветра. Вспотевшая от жара кожа, покрывалась болезненным потом. — Пелагея спасла мне жизнь, и я должен отдать долг.

— Есть другая пословица, — глядя вдаль, на синее небо Японии, продолжал старик: — «Чужой жены сторонись», а твой выигрыш никак не делает тебя законным мужем нашей мусумэ, — он замолчал, будто давал мне время осознать услышанное.

Для японцев семья — очень важно, а я тут со своими страстями и играми в карты. Никакой договор, составленный на коленке, не оправдает меня. Я скользнул взглядом по кудрям деревьев, поморщился от холодка, что царапал швы на лице, а затем зыркнул на старика. Он сложил сморщенные руки на животе, на левой руке не хватало мизинца.

Ошибки якудза дорого стоят.

Ошибки людей иногда не получают достойной оплаты.

И мои ошибки будут стоить мне жизни, но, наверное, мне теперь есть чем жертвовать.

— Я не претендую на звание ее мужа, — ответил искренне и опустил голову. — Хочу лишь вымолить прощение.

После сказанного мои плечи сковало еще большим холодом. Не заслужил я прощения, потому что поступал так же, как мои враги. И тот вечер в казино я никогда не сотру из своей памяти, и заплаканную Полю на столе, будто сломанную игрушку, и мои окровавленные пальцы… Я не прощу себе.

Так сможет ли она простить?

— А как же твоя месть, ради которой ты все это затеял? — ничего не укроется от великих. Они по глазам все понимают, да и связи у якудза слишком большие. Скорее всего, и за мной следили все эти годы. Удивительно, что не убрали с дороги, чтобы не мешал Дорогову. Создалось впечатление, что каждый мой шаг контролировали и даже подталкивали к нужным действиям.

— Она сгорела, — сказал я после минуты размышлений. — Я сгорел, превратился в пепел, и ветер разнес меня по всей планете. Я больше не хочу мстить. Судьба сама всем отомстит.

— Виктор Дорогов поднял руку на нашу дочь, — заговорил старик более жестко, — но если он имел право, потому что она с ним добровольно — мы не можем вмешиваться. Но мне не дает покоя ее взгляд. Пронзительно-острый, отчаянный, смелый, будто стрела в сердце. И смотрела она так только на тебя, Максим Орлов. А теперь ответь: как сильно важна для тебя мусумэ?

И я ответил…

Глава 73. Макс

Через некоторое время

Я никого не видел, кроме нее. В разорванном белом платье, в крови, застывшую на столе в жутко-развратной позе, будто упавшую фарфоровую фигурку, над которой решили поглумиться. Девушка смотрела невидяще в потолок: не плакала, не кричала, не двигалась. Поля просто лежала и умирала беззвучно.

Готовилась умереть.

Я бросился к ней, но мне путь преградил озверевший Дорогов. Его еще юное лицо стало мерзким и противным, по шее и виску плелись ленты крови.

— Эта сучка моя! Моя жена, моя шлюха! Пошел нахрен, Честенер! Я даже жизнь тебе сохраню, чтобы ты мучился подольше!

— Нет, лучше грохни, смельчак, — прошипел я, и Поля приподняла голову. Она смотрела на меня так, словно разочаровалась. Будто это совсем не моя мышка, а другая, измученная женщина. — Или кишка короткая и тонкая? Способен только за спинами охранников прятаться? — я сплюнул в сторону. — Тряпка ты, а не мужик, Витенька!

— Да трынди-трынди, Максимка Орлов! — сказал он по-русски, и я все понял. Поля теперь знает обо мне, знает, что я не раскрылся до конца. И, конечно же, думает, что я ее обманул. Витя довольно заулыбался, прочитав мою реакцию. — Ребятки, — он махнул своим, и амбалы отрезали входы и выходы. Кто-то доложил, что мы приедем, здесь же настоящая ловушка — вокруг одни стукачи и змеи.

Под пиджаком не видно было, что у меня плечо едва шевелится, но я вел себя непринужденно и сдаваться не собирался. Нужно будет драться — я даже с одной рукой начищу рыло этому сопляку.

Якудза пропустили меня внутрь, даже дверь взорвали, но вмешиваться не стали: либо не хотели лезть в семейные дрязги, либо боялись расправы Дорогова. Либо давали мне шанс очиститься. То, что творил старший в их стране, явно не располагало к жертвам и риску. Потому японские гангстеры наблюдали со стороны.

Да, так и должно быть, я понимал на что иду. Это путь в один конец, но если получится Полю вытащить — мне больше ничего и не нужно.

— Что ты хочешь за нее? Я куплю, — зыркнул на девушку, а она отвернулась, будто ей противно на меня смотреть. — Проси, что хочешь, Виктор. Будем считать, что договора не было. Новая игра, новые правила.

Он прошел передо мной, выпячивая грудь, как петух, и приложив палец к губам, будто задумался.

— Что угодно? — загорелись его глаза.

— Да, — ответил я смело. Терять мне нечего. Сейчас я потерял последнее, что у меня было: доверие Пелагеи.

— Твою империю? — расхаживал по ковру ублюдок. — Да я и так отжать её могу с папиными оборотами и связями. — Что же ты можешь поставить, Максимка? У тебя ничего нет!