Медовый месяц с чужой женой (СИ) - Коротаева Ольга - Страница 15

Почему она такая? Почему вызывает и желание взять силой, и отступить?

— Не забывай, мышка, что я плачу за этот маскарад, — я встал за спиной и глянул в зеленоватые глаза в отражении большого зеркала. — Снимай. Или я это сделаю. Примерять домашнюю одежду нет надобности, а платье ты наденешь на голое тело.

На её бледной коже выступила мелкая россыпь «мурашек», отчего меня бросило в приятный жар, а на моем лице появилась звериная улыбка. Да, я хищник, как же ты права, По-ля. Подцепив эластичную черную ткань пальцем, завел руку вперед и сжал вишенку соска, что дерзко уперлась в кружево и коснулась моей кожи.

— Иди в примерочную, — проговорил я сипло и качнул головой.

— Незачем идти в примерочную, — глядя через зеркало прямо мне в глаза, сухо возразила она. Противоречит? Мне? — Платишь за маскарад? Отлично. Я принимаю правила игры и надеваю маску. И бельё. А решение за тобой: рвать его, снимать или остаться человеком. Я вижу, что ты привык покупать то, что вдруг захотел, Макс. Но позволь тебе открыть маленькую истину: там, где не покупают — не продают. Если нет маскарада — незачем носить маски. За пределами денег начинается то, что называется свободой. Я не жду, что ты поймёшь. Но мне хочется верить, что когда-нибудь ты перестанешь покупать то, что тебе не нужно. Я всего лишь лишь кукла на месяц, это правда. Но зато я могу сказать то, на что никогда не осмелятся другие, — она порывисто вдохнула: — Мне от тебя ничего не нужно.

Она меня и злила, и возбуждала. Сумасшедший коктейль. И почему-то хотелось играть дальше, заходить за грань и водить ее по краю. Это даже больше заводило, чем я думал. Круче рискованной ставки, круче брошенных на ветер миллиардов.

Потому что от одного ее присутствия закипала кровь. Я невольно представил, что она давала Витьку, и чуть не взвыл. Ему давала, а меня жахается? Что она в нем, в мерзком тюфяке, нашла?

Недотрога, которая ни в чем не нуждается? Ага, так я и поверил.

Я взял девушку за локоть и грубо затолкал в кабинку для переодевания.

— Ничего-ничего не нужно, мы-ы-ш-шка? — прижав ее к стене без зеркала, прищурился и подступил так близко, что Поля показалась совсем малышкой. Испуганной, но такой смелой. Это читалось в глубине глаз, что остекленели от обиды. — Вот и прекрасно, — запустил ладонь под кружево трусиков и прижал дрожащую девушку к себе.

Глава 20. Поля

Сказать то, что думаю, я могла, но вот монстр тут же обрушивал на меня наказание за каждое своеволие, подминая мою волю, ломая малейшие попытки приручить его, отвечая яростно и беспощадно, будто мстил мне за что-то очень личное, будто вытравливал из меня последние ростки к свободе. Вот и сейчас он вжал меня в своё каменное тело так, что дыхание прервалось. Ощутив руку Макса у себя внизу, я вздрогнула и попыталась высвободиться. Куда там? Монстр лишь сильнее надавил пальцами, раскрыва складочки, сминая их в жестокой ласке.

— Нет, — взмолилась я, — не надо! Не здесь…

Моя хитрость не удалась, увы. Да, надевая бельё ценой с тремя нулями, я бросала вызов монстру, но лишь раздразнила зверя. Разумеется, он не стал его рвать! Но и препятствием оно не стало. Макс легко отодвинул трусики в сторону, чтобы не мешали, и я снова была перед ним беззащитной.

— Вдруг кто-то войдет, — пыталась воззвать я к совести монстра.

Но не это было самым ужасом, а звуки, которые я вдруг услышала: влажные, бесстыдные, они предательски выдавали реакцию моего тела на его жестокую ласку. Как у него это получалось, я не знаю! Почему меня не тошнило от него, почему не отворачивало?! Я должна его ненавидеть, а я горю под его опытными руками.

Когда пальцы монстра, беспощадно терзающие мои мгновенно ставшие влажными лепестки, коснулись набухшего пульсирующего бугорка, я ощутила, как тягуче-сладкая истома растёт внизу живота, грозя накрыть меня с головой так же стремительно и неотступно, как было в доме олигарха, разорвать мир на миллиарды атомов удовольствия, пропустить по оголённым, будто проводам, нервам токи обессиливающего наслаждения.

— Пожалуйста, остановись, — содрогаясь всем телом, прошептала я.

Трудно было признаться себе, но я желала продолжения, жаждала мучительных дразнящих прикосновений привлекательного и беспощадного монстра и таяла от предвкушения близкой разрядки, но, казалось, я уже слышу его смех. Ведь для Макса моё обжигающе стыдное возбуждение не секрет, и монстр не откажет себе в удовольствии указать мне на это. Снова прошепчет, что я теку для него… Второй раз я этого не вынесу. Надо остановить его, прекратить это сладкое безумие. Я вскинула голову и столкнулась взглядом с платиновыми глазами Макса. Не желая видеть в них привычную унизительную усмешку, подалась вперёд и приникла ртом к его губам. Макс замер на миг, и тогда я укусила его до крови за нижнюю губу.

Он запрокинул голову и раскатисто рассмеялся, а когда плафоны над головой зазвенели, Макс нагнулся, не сильно толкнулся пальцами в меня, слегка помассировал вход, до ярких колючих подступающих колючек, и, резко отстранившись, довольно прошептал:

— Ты будешь умолять сделать это. Даю тебе слово, русская шлюшка.

И, освободив меня, быстро покинул кабинку.

— У тебя три минуты, чтобы сесть в машину, — прозвучал, будто вдалеке, его холодный голос.

Я свела колени и, дрожа от разочарования и одновременно облегчения, обхватила себя руками.

Я этого не вынесу.

Переоценила свои силы, мои бастионы уже рушились песочными замками под взглядом монстра, я рассыпалась в его руках. Бездушной куклой на месяц, как хотелось, оставаться не получалось. Прошло всего ничего времени, а я уже ужасаюсь, что жестокие слова Макса могу стать правдой. Он легко, будто играючи, ломал мою волю, превращал в то, что хотел видеть — в русскую шлюшку.

Горько усмехнулась: истинный американец! Наглый, самоуверенный и думает, что весь мир у его ног. А в России живут лишь шлюхи, готовые на всё ради денег. И что бы я ни говорила, как бы не сопротивлялась, он не изменит своего мнения. Я медленно поправила бельё и, вскинув голову, посмотрела в зеркало. Отражение живописно обрисовало и алые от стыда и возбуждения щёки, и яркий блеск глаз, и капельку чужой крови на губах.

На миг меня накрыло удушающей волной бешенства. Мне надоело дрожать. Хочет видеть во мне шлюху? Будет ему русская шлюха! Я выпью его крови столько, сколько смогу, изображу такую стерву, что он ещё удивится, сыграю так, что монстр ещё пожалеет, что купил меня.

Я выскочила из примерочной и крикнула:

— Валери!

Женщина прибежала мгновенно, будто ждала за дверью. Она протянула мне то самое платье, что приказал выбрать Макс. Я зло проговорила:

— Нет! Это в мусор! Выберите самые дорогие и вульгарные наряды, которые только можно купить в вашем салоне. Прошу вас, я действительно должна быть яркой, как попугай. Уверена, вы знаете, как одеваются в Лас-Вегасе русские шлю… девушки, которые сопровождают богатых мужчин. Мне нужно тридцать нарядов… Нет! Шестьдесят! Чтобы я могла надеть один и выбросить. Макс платит.

Я посмотрела на платье, которое женщина хотела мне предложить, и покачала головой:

— И принесите мне красное, в пайетках или со стеклярусом. Покороче, с глубоким вырезом, а лучше корсетом, без плечевых швов.

— Я, всё же, рекомендую вам примерить это…

— Вы хотите заработать или нет? — приблизилась я к Валери. Сейчас, когда во мне всё бушевало, и сердце обливалось кровью от мысли, на что я решилась, ей лучше было бы мне не возражать: — Или мне сказать Максу, чтобы поискал другой салон одежды? — Женщина переменилась в лице, и я жёстко припечатала: — Есть у вас что-то, в чём я буду смотреться, как самая дешёвая ёлочная игрушка?

Валери ушла, её не было минут пять, а я уселась на шикарный диван и скривилась: не торопись, дорогая. Три минуты, он сказал? Пусть они растянутся на тридцать. Я буду испытывать его терпение и мотать нервы до последнего вздоха.