Это бизнес, детка! (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 34

— Это же надо на голодный желудок пийть, а ты… Вот всё равно выйпей!

— Хорошо, хорошо, только не ругайся, — с улыбкой он проглотил содержимое стакана, а я спросила:

— Из чего вы делаете этот отвар?

— А ему с собой дали, — охотно ответила Габриэла, показывая мне два пакетика. — Вот травки, Валери сама выращивает, она же у нас эта… помешанная… как это называется, Антуан?

— Здоровый образ жизни, — бросил он, морщась. — Каждый сходит с ума по своему.

— Да. Травки, гомеопатия эта вся, никаких тебе таблеток, всё, говорит, химийя!

— А во втором пакете что? — я указала на крупные гранулы.

— А это выпаренныйе соли из ийсточника… В Болгарийе, что ле…

Соли, говорите… Ну-ну. Потом поищу адрес лаборатории, которая занимается определением состава разных продуктов. Потом, после прогулки по Парижу.

Прогулка, кстати, получилась знатной. Наверное, только ради меня вчерашний мелкий дождик прекратился, выглянуло солнышко, подсушив лужи и нагрев травку. На Марсовом поле уже бродили туристы, вертя головами во все стороны, неспешно прогуливались мамы с колясками и пожилые респектабельные пары. Я с трудом удерживалась от внешнего выражения восторга, который охватил меня, и только смотрела на Эйфелеву башню — приближается ли? Не приближалась, хотя шли мы ровным и быстрым шагом. Железная старушка оставалась далёкой и недоступной.

И вдруг… Непонятно каким образом, мы оказались прямо возле неё. Башня оказалась внезапно огромной, дышащей металлом, совсем не ажурной, а тяжёлой и громоздкой. Я даже Антуану пожаловалась, что представляла её совсем другой. А он засмеялся:

— Ты не поверишь, но у меня было точно такое же впечатление в школе. Издали — красота, которую невозможно описать, а вблизи — неуклюжая бандура, типа старого железнодорожного моста.

Под башней всё было перекрыто барьерами и кабинками. Меня это огорчило, потому что я думала, что можно свободно пройти между массивных ног и посмотреть наверх, сквозь узор перегородок и сводов. Но Антуан потянул меня вправо:

— Ничего, посмотришь вечером, когда придём в ресторан.

Мы обошли башню по дорожке тихого скверика и попали на оживлённую улицу. Вот где оказалось скопление туристов — просто не протолкнуться! Две группы японцев щёлкали настоящими фотоаппаратами, не телефонами, и чирикали вовсю на своём языке, показывая наверх, на реку, вдаль, везде! Негры с белозубыми улыбками, нагруженные связками сувениров и охапками селфи-палок, сновали в толпе и предлагали купить товар именно у них. Хотя все продавали одно и то же. Мне захотелось маленький сувенирчик из Парижа, ну малюсенький, вот этот брелочек с Эйфелевой башней, ну пожалуйста!

Антуан, качая головой, купил мне брелок, и я, довольная, как кот над сметаной, повесила его на сумочку. А маркиз кивнул на очередь колясок, стоявших у тротуара:

— Хочешь, прокатимся на велорикше?

Смешные кабинки на трёхколёсных шасси вызвали у меня мгновенное отторжение. Прямо какие-то средние века! Нет, разве можно ехать на ком-то вот так? я решительно отказалась:

— Не надо, мне будет жалко водителя. Пойдём лучше пешком…

Он пожал плечами, и мы пошли.

Эту прогулку я запомню на всю жизнь, как самую длинную и самую прекрасную изо всех, которые мне довелось совершить. Мы пересекли Сену — неширокую, в общем-то, и не такую уж красивую, но для меня сегодня она была самой лучшей рекой в мире — полюбовались несколько минут кораблями, стоявшими у причала. «Bateaux-mouches*» тыкались носами друг дружке в корму и терпеливо ждали пассажиров. Антуан был неплохим гидом, и я узнала, что мост зовётся Йенским в честь победы французов над пруссами в битве при Йене. А скульптуры, показавшиеся мне родными, как кони на Аничковом мосту в Питере, представляют греческого, арабского, римского и гальского воинов со своими лошадьми.

Потом мы перешли дорогу и оказались в парке Трокадеро. Смотреть здесь было особенно нечего, потому что фонтаны ещё не работали, поэтому мы просто поднялись к дворцу Шайо. Там, на площади между двумя одинаковыми павильонами, я чуть не разорвалась пополам — так мне хотелось рассмотреть все скульптуры сразу. Пришлось идти сначала к одной стороне, потом к другой. Золочёные мужчины и женщины были прекрасны. И не поймёшь, в каком стиле — в греческом ли, в римском, в европейском… Но мой неутомимый гид тянул меня дальше, через площадь на улицу.

В Парижском центре я быстро потеряла направление. Знала, что башня осталась где-то позади и справа, а мы бодренько шагали по улице, где даже посмотреть было не на что. Хотя, чего это я? Париж — я смотрю на Париж! Когда ещё смогу его увидеть без прикрас, со строительными лесами вокруг домов, с бульдозером на улице, с невысохшей лужей на тротуаре? А потом я увидела мелькнувшую в просвете между деревьев цель, и усталость как рукой сняло.

Мы шли прямиком к Триумфальной арке.

Даже больше, чем на Эйфелевой башне, я хотела подняться наверх этого массивного сооружения. Просто подняться и посмотреть на город, на двенадцать лучей проспектов, на Железную Даму, на всё это великолепие…

— Антуан, мы полезем наверх? — дрожащим голосом спросила я. Он повернул голову, приобнял меня за талию и ответил:

— Если хочешь.

— Я хочу!

— Тогда полезем, — и чмокнул меня в щёку. Руку не убрал, и мне пришлось приноравливаться к его шагу. Не без труда приноровилась и поняла, что мне нравится вот так идти рядом. Чувствовать тепло его бедра, пальцы, чуть сжимающие мой бок, чувствовать, что маркизу нравится такая прогулка.

Ещё несколько дней назад я бы возрадовалась своей удаче и мысленно потёрла ладошки от мысли, что приручила жертву. Но сегодня мне стало грустно. Неважно, что родилось между нами. Я всё равно завладею кольцом и уеду, оставив его одного. Очень надеюсь, что он скоро забудет меня… Гораздо скорее, чем я его.

Отстояв небольшую очередь в кассу, мы купили билеты и, после досмотра, начали подниматься наверх по узкой винтовой лестнице. Она всё вилась и вилась куда-то вверх, всё не кончалась, но мне было наплевать. Сейчас я буду наверху! А вот Антуану подъём давался гораздо сложнее. Где-то на половине лестницы он навалился всем телом на перила, пропуская остальных, и выдохнул:

— Кажется, я умру…

— Ещё немножко осталось, — умоляющим тоном соврала я, заглянув ему в глаза. — Совсем чуть-чуть!

— Тут двести восемьдесят четыре ступеньки, а мы только на сто двадцатой… Я тебя внизу подожду, иди одна!

Он даже побледнел от усилия, и я испугалась:

— Ты что? Антуан! Знаешь, я тоже не пойду, давай спустимся.

Хрен с ней с Аркой, хрен с Парижем!

— Давай я тебе Скорую вызову?

— Перестань, — недовольно пробормотал Антуан, хватая ртом воздух. — Я не умираю, просто не привык подниматься так высоко…

— Тогда отдохни немножко, а потом спустимся, — поддерживая его, решительно сказала я, простившись с видами Парижа.

Маркиз тряхнул головой:

— Нет, погоди. Сейчас…

И рывком выпрямился, отдышался. Медленно пошёл вверх.