Злые дети - Грунюшкин Дмитрий Сергеевич - Страница 21

Впрочем, стариками их можно было назвать с большой натяжкой. Одним из них был Семен Андреевич Даурский, спортивной форме которого мог позавидовать профессиональный спортсмен. Второму недавно стукнуло шестьдесят пять и выглядел он солидно, как университетский профессор. У него и прозвище такое было – Профессор. Так его звали подчиненные. Для тех, кто прошел с ним одну школу, он был Седой. Уже в молодости у него появился клок белых волос на затылке. Он и сейчас был, только очень сильно поредел. Вместе со всей остальной шевелюрой.

– А ты постарел, Седой, – нарушил молчание Даурский.

– А ты поседел, Старый, – иронично хмыкнул Профессор, припомнив рабочую кличку Даурского.

Он достал из кармана плоскую круглую коробочку монпансье, открутил крышку, двумя пальцами подцепил леденец и кинул его в рот.

– Курить бросаешь? – посочувствовал Даурский.

– Три года как бросил. Тогда спасался этим и привык. Специально из Франции мне привозят, здесь таких почему-то уже не делают.

Седой всегда был падок на легкий понт. Берега знал, но без порции мишуры просто не мог. Пиджак из настоящего английского твида выглядел не слишком роскошно, даже простовато. Но только для тех, кто роскошь видит в «фирме» и раскрученных брендах. А Седой предпочитал не дорогую марку, а хорошего портного. Как и Даурский. Только вот Даурский приехал на встречу на метро, а Профессор прикатил на белом «Линкольне», который сейчас сиротливо жался к чугунной оградке скверика, мешая проезду по и без того забитой улице. Водитель, наверное, уже осатанел от возмущенных гудков в свой адрес. Телохранитель размером с афишную тумбу беспечно прогуливался по соседней аллейке, наматывая уже десятый по счету круг.

Первым заговорил Даурский, но вопрос должен был задать Профессор. Иначе получится, что Даурский пришел просить помощи. Это было правдой. Но правдой было и то, что он пришел предупредить об опасности. Важно было правильно выстроить приоритеты.

Они помолчали еще минуту. Седой тяжело вздохнул.

– Все настолько серьезно, что нельзя было обсудить по телефону?

Даурский приподнял левую бровь, что означало высшую степень изумления. Седой, конечно, стареет и теряет хватку, но не до такой же степени. Собеседник заметил этот жест и досадливо поморщился.

– Так что там случилось?

– Самопроизвольный запуск, – коротко ответил Даурский.

Профессор перестал гонять леденец за щекой и даже повернулся к Даурскому. Несколько секунд он недоверчиво смотрел на него.

– А ведь ты не шутишь. Но… Но это невозможно! Это исключено!

Почему ты так решил?

– Он задал несколько вопросов, которые не должен был задавать.

– Ну… Это могло быть…

– Нет, это не могло быть случайностью или совпадением. Он кое-что вспомнил.

– Что?!

Седой не смог сдержать волнения. Действительно, стареет.

– Пока мелочи. Но он и их не должен был вспомнить. Значит, произошел запуск. Причем запуск нештатный.

Седой рефлекторно сжал и разжал кулак.

– Есть что-то, чего я не знаю, но должен знать? – спросил Даурский.

Профессор покачал головой, но сделал это со слишком малой амплитудой, выдав себя с головой.

«Да тебе, братец, пора на свалку, – подумал Даурский. – Ты же растерял все навыки».

– Говори, Седой, – потребовал он вслух.

Бывший друг немного подумал, взвешивая шансы и аргументы. Его выпуклые глаза сделали движение сверху вниз. Он принял решение. Даурский читал его, как раскрытую книгу. С картинками.

– Два года назад у нас была нештатная ситуация. Был утерян контроль над объектом, работавшим по схеме «Механик».

Даурский потрясенно покачал головой. Этот жест предназначался Седому. Сам Даурский был спокоен, как айсберг.

– Сбой в программе. Вы узнали, что стало причиной?

Седой промолчал, но в его глазах мелькнуло что-то еще.

– Господи, – Даурский презрительно усмехнулся. – Да вы его упустили!

Седой снова не ответил.

– И как это связано с нашим делом?

Профессор продолжал хранить молчание. Даурский понял – он больше ничего не скажет. Он дал кусочек пазла. Искать остальные детали и складывать из них картину должен тот, кому это нужно. То, что это нужно и Профессору, в расчет не берется. Это его тактика – заставить других таскать ему добычу, рискуя жизнью и здоровьем. Ну что ж, тактика не лишена привлекательных сторон. В конце концов, сейчас именно Седой заправляет тем делом, на которое угробил всю свою жизнь Даурский.

– Я понял тебя, коллега.

Даурский саркастически рассмеялся и даже похлопал Седого по коленке, отчего у того глаза на лоб полезли. Наверное, уже лет двадцать никто не позволял себе такого с ним обращения.

– А теперь слушай меня внимательно, – глаза Даурского превратились в щелочки, а в голосе зазвенел металл. – Я понимаю, что нештатные ситуации требуют нештатных решений. Но если вы вдруг подумаете, что нынешнюю можно решить простым и эффективным способом, то очень сильно пожалеете.

– Ты пойдешь против Команды? – вскинулся Профессор.

Даурский оскалился в волчьей ухмылке.

– Я не пойду против Команды. Я ее уничтожу. И ты знаешь, что я это сделаю. И на этот раз тебе твои интриги не помогут.

Он впился взглядом в глаза Седого, и тот его не выдержал.

– Ищите другое решение, – сказал Даурский, поднялся со скамейки и через несколько секунд исчез в городской толпе.

Да, он мог сделать то, что обещал. И если понадобится, сделает это. Но это означало уничтожить труд всей его жизни.

Сейчас его главным врагом было время. Оно всегда было его противником, но никогда не становилось врагом, тем более главным. Ему часто приходилось мчаться, напрягая все силы, чтобы угнаться за ускользающим временем. Или, наоборот, мучительно его убивать – тогда оно растягивалось резиновым жгутом, выматывая из него все жилы. И никак убиваться не желало.

Но он впервые попал в ситуацию, когда от времени зависел не просто результат. Сегодня от него зависело все. Если он не справится с временем, он потеряет себя. Оно его уничтожит. Это Виктор Макаров понимал со всей ясностью.

Расследование, которое он безуспешно вел уже больше года, должно быть завершено сегодня. Точнее – до завтрашнего утра. Утром полковник юстиции Васильев подпишет официальный приказ об отстранении Макарова от расследования по делу Скрипача. Да, на деле останется его группа. Но Вася-Вася не тот человек, чтобы закрывать глаза на подобные нарушения. Он будет внимательно следить, чтобы Макаров не влез со своим «конфликтом интересов». И можно не сомневаться, что Носов, несмотря на все уверения в дружбе, на жертвы ради Макарова не пойдет.

Ирочка пойдет. Но ее влияние на процесс минимально. У нее можно узнать о ходе расследования, но ее никто не станет слушать, если она попытается его как-то подправить. А если возникнут подозрения, что за ее тонкой спиной маячит Макаров, – она сама с дела слетит в два счета. Если бы это как-то могло поспособствовать реализации планов Виктора, он бы рискнул карьерой влюбленной дурочки. Но какой смысл подвергать ее опасности, если это не даст ни малейшего результата? Ресурс надо расходовать вдумчиво и экономно.

В общем, к утру Скрипач должен быть в руках Макарова. Если для этого придется сбить ботинком с неба Луну или выжать литр сока из кирпича – он это сделает.

При этом нельзя не понимать, что Скрипач – промежуточная цель. Не он убил Эльвиру Кононову и тем более ее мужа. А главное – не он убил Светлану. Но, взяв его, можно сдвинуть с места тектонический пласт. А когда сдвигаются такие тектонические пласты – обнажаются скрытые под ними до времени горные породы. Еще неизвестно, что именно обнажится. Может быть, пустая, бесполезная каменная масса. Или россыпи золота. Не узнаешь, пока не сдвинешь. Но в том, что это точка приложения силы, Виктор не сомневался.

Носов остался разбираться с операми и экспертами в квартире свежеповешенного Николая Кононова. А Виктор, забрав с собой Ирочку, стремительно переместился в Управление. Начать следовало отсюда.