Паргоронские байки. Том 1 - Рудазов Александр - Страница 28

Умытая, Ирошка стала почти хорошенькой. Простое деревенское личико, но свежее, с правильными чертами. В зеленых глазах плясали ехидные бушуки.

– Как ты стал рыцарем? – спросила она, когда сэр Ульганд принес подстреленного на охоте зайца.

– Как и все, – пожал плечами тот. – Я сын рыцаря и внук рыцаря. Мой род очень древний. Двенадцати лет от роду я стал пажом, в пятнадцать – оруженосцем, а в девятнадцать меня опоясали мечом и нарекли сэром Ульгандом. И вот я уже шестой год служу его королевскому величеству.

– Охотясь на ведьм?

– Ты моя первая ведьма.

– Наверное, я должна быть польщена, – ядовито произнесла Ирошка.

– Зато я дважды побеждал великанов и трижды – виверн, – зачем-то сказал Ульганд.

– Хвастаешься?

– Нет! Я… рыцарю никогда не должно хвастаться, это один из семи главных грехов!

– А остальные какие?

– Тщеславие, зависть, ненависть, гнев, алчность, хвастливость и сладострастие.

– А тебе не кажется, что тщеславие и хвастливость – это почти одно и то же? Хвастливость – частный случай тщеславия, разве нет?

– Это не я придумывал, – насупился Ульганд. – Так сказано в рыцарском кодексе.

Он принялся ожесточенно сдирать шкуру с зайца. Ирошка подлезла поближе и пристально наблюдала за процессом. В животе у нее чуть слышно заурчало.

Свежего мяса они оба не ели уже давно.

– Поделишься? – с надеждой спросила ведьма.

Рыцарь молча сунул ей котелок. Ирошка сбегала за водой, заодно наполнив опустевшую за день флягу, и стала помогать потрошить зайца.

– Лучше бы сначала замариновать, – вздохнул Ульганд. – Если замочить зайца в молоке или вине, мясо становится нежным и перестает пахнуть. В замке моего отца подавали изумительную зайчатину под чесночным соусом…

– Давай просто потушим, – предложила Ирошка. – С чечевицей. Я не капризная, мне и пахнущее сойдет.

Ульганд снова вздохнул. Жизнь странствующего рыцаря налагает свои ограничения. Когда-нибудь он унаследует отцовский замок, как унаследовал отец после смерти деда. Но до тех пор он рыцарь безземельный, и его долг – служить королю.

А отцу едва за пятьдесят. Он может прожить еще лет десять, а то и пятнадцать. И Ульганд от всего сердца желал ему жизни долгой, как можно более долгой.

Но до тех пор зайчатину под чесночным соусом ему доведется есть нечасто.

– Может, снимешь ошейник? – нарушила его мысли Ирошка. – Он немного натирает.

– Действительно, почему бы и не снять? Колдовать же он все равно не мешает, – усмехнулся Ульганд. – А что бы тебе не снять его чарами?

– Да я могла бы, но… ладно, не могла бы. Ну сними. Я пообещаю, что не убегу.

– Прости, но у меня приказ бейлифа.

Когда котелок наполовину опустел, рыцарь пристально посмотрел на ведьму. Та немного отползла назад и покосилась на веревку, свисающую с конского седла.

– Я не стану тебя связывать, – помолчав, сказал Ульганд. – Но пообещай, что не убежишь.

– Хорошо, обещаю, что не убегу… этой ночью. Тут все равно вокруг только лес и волки.

Этой ночью Ульганд спал вполглаза. Вслушивался в каждый шорох, следил за каждым движением. Но Ирошка лежала тихо. И хотя проснулась она все же раньше рыцаря, но только потому, что ее манили остатки зайчатины.

На следующий день они ехали уже попеременно, а иной раз оба шли пешком, давая отдых коню. Под вечер, когда оба устали, Ульганд с легким смущением предложил Ирошке усесться верхом вместе – и та не отказалась. Ветрогон всхрапнул от возросшей тяжести, но весила юная ведьмочка немного, так что конь стерпел.

Потом был четвертый день. И пятый. Листвор постепенно приближался. Ульганд и Ирошка уже болтали так, словно знали друг друга всю жизнь.

И рыцарь понемногу начинал жалеть, что именно ему выпало задание ее поймать…

Он больше ее не связывал. И даже не очень-то следил. Пару раз он ловил себя на том, что подбирает слова, которыми будет оправдываться перед бейлифом, когда тот спросит, отчего ведьма сбежала.

Но она не сбегала. Даже не пыталась. Помогала разводить костер и носить воду, ходила в лес за ягодами и орехами.

Вела себя тише тихого.

Ульганд все яснее видел, что его пленница – не чудовище. Она далека от идеального женского образа, и ее точно не назовешь смиренной севигисткой… рыцарь вообще не видел, чтобы она молилась или прикладывала персты. Но, по чести говоря, он и сам знал всего несколько молитв, постыдно ими пренебрегая, так что уж не ему осуждать других.

По мере того, как приближался центр Озерной марки, все чаще попадалось жилье. Рыцарь и ведьма трижды останавливались на хуторах и деревнях. И если в первый раз Ульганд не скрыл, кого везет на суд бейлифа, то потом начал выдавать Ирошку за крестьянскую девушку, спасенную от великана-людоеда.

Просто очень уж недобро оживился люд в первой деревне. В Эстреброке было так же, но там Ульганду еще не было дела до своей пленницы.

А теперь ему стало неприятно видеть, как толкаются вилланы вокруг Ирошки, как перешептываются и отводят взгляды, как… да, какой-то мальчишка в нее плюнул. Ирошка снесла это с притворным равнодушием, но Ульганд едва удержался, чтобы не накрутить мальцу уши.

Поэтому в следующий раз он ведьмой ее не назвал. Да, просто девушка. Да, спас от злого великана, везу домой. Ошейник?.. Великан надел, кто же еще. Да, съесть потом хотел. Ключа не нашли. Ваш кузнец рад помочь?.. Нет, спасибо, тут очень хитрое железо, особенное какое-то. Доедем до дома, а там уж спокойно разберемся.

От вранья у благородного рыцаря алели уши.

Стены Листвора показались на восьмой день пути. И чем ближе они становились, тем медленней шагал конь. А совсем немного не доехав до ворот, Ульганд вдруг сказал:

– А почему, собственно, ведьму должен судить какой-то маркиз?

– Он бейлиф Озерной марки, – мягко напомнила Ирошка.

– Ну и что? Я разве рыцарь маркиза? Я рыцарь короля. Я отведу тебя на суд к королю – а там уж он пусть решает, виновна ты или нет.

– Прекрасная мысль, – согласилась ведьма. – Всегда хотела предстать перед королевским судом. Говорят, справедливей него нет в целом мире.

– Это чистая правда.

– Далеко отсюда до столицы?

– Если ехать верхом – дней десять. А пешком… вдвое дольше, наверное.

– Конь у нас только один.

– Только один.

– И хотя бы на ослика денег у нас нет.

– Нет, – с грустью заглянул в тощий кошелек Ульганд.

– Если снимешь с меня ошейник…

– Прости. Я не могу.

И вот так сэр Ульганд отвернул от ворот Листвора, когда до тех оставалось меньше полусотни шагов. Только вот со стены его заметили – и был это один из тех самых дружинников, которым рыцарь помешал убить упырицу. Увидев, что он вдруг поехал мимо, совсем в другую сторону, человек маркиза заметался, окликнул рыцаря – но тот не услышал.

Ветрогон трусил неспешно, а Ирошка вовсе шагала пешком. И минут через пять дружинник догнал их, схватив коня под уздцы.

– Сэр рыцарь!.. – выкрикнул он, запыхавшись. – Сэр рыцарь, отчего вы не заезжаете?! Его светлость велели немедля просить вас к нему!..

– У меня изменились планы, – отвернулся Ульганд. – Передайте его светлости, что обсуждаемую нами особу я доставлю непосредственно на королевский суд. Отпустите узду и дайте дорогу.

– Но… сэр рыцарь, я… у меня приказ!.. столб уже подготовлен!..

– Столб?.. Какой еще столб?..

– Ну как же, для сожжения ведьмы.

– Сожжения?.. – заморгал Ульганд. – А как же суд?..

– Так давно уж состоялся, – пожал плечами дружинник.

– В отсутствие обвиняемой?..

Дружинник недоуменно нахмурился. Удерживая коня, он переводил взгляд с рыцаря на ведьму. А Ульганд угрюмо посопел, пожевал губами и что-то для себя решил.

– Уйдите с дороги, или я зарублю вас, сударь, – взялся за рукоять меча Ульганд.

Дружинник отшатнулся. Неблагородных кровей, он прекрасно понимал, что если опоясанный рыцарь убьет простолюдина – отделается штрафом и покаянием в храме. Ерунда, в общем-то.