Пленённая княжна (СИ) - Богатова Властелина - Страница 8

— Здесь оставаться холодно и сыро, — спустя время сказал он и поднял меня на руки легко.

Словно сквозь толщу стали проявляться остальные звуки и проясняться очертания деревьев и мужчин. Их было шесть или семь — чужие, я никого из них не знала. Быть

может, тоже путники? На земле тела Лютобора, Всеясена и остальных. Я чувствовала на поясе и под коленями ладони теплые, сильные руки будто не хотели отпускать.

— Вротислав! Догнали, всех поскуд перебили, — услышала уже рядом, — семерых насчитали.

— И двое еще в лесу, — добавил мрачно тот, кого назвали по имени, и кто все еще держал меня на руках, прижимая к себе. — Кресмир, костры разжигайте и палатки ставьте, здесь ночуем, до темна нужно успеть справиться.

Видимо, этот Вротислав здесь за старшего, раз отчет ему дают, а тот приказы. Я сжалась, невольно подняла голову, чтобы посмотреть на него, как он опустил меня на что-то мягкое. Губы незнакомца в этот миг так близко с моими оказались, жаром опалив, что я невольно опустила взгляд, испытывая горячее волнение, и закуталась в накидку плотнее.

— Посиди пока здесь, — сказал он, и слух полоснул до боли знакомый голос — только сейчас это поняла, только сейчас он, казалось, растворился в крови и разнесся по телу дрожью.

Я вскинула подбородок, когда Вротислав выпрямился, поймала его взгляд и застыла с раскрытым от изумления ртом. Тот незнакомец с торжища, который подарил мне гребень, стоял передо мной. Он посмотрел на меня с серьезностью и горьким суровым беспокойством. Он будто и не удивился нашей встрече, только сомкнул челюсти плотно, а в серо-голубых глазах гнев вспыхнул из самых глубин, когда обвел взглядом мое лицо и тело, сокрытое, но, казалось, нет никакой защиты от его глаз. В один миг в голове такая сумятица поднялась — разболелась еще тяжелее. Не успела ничего осмыслить, он отступил и пошел к дороге — его ждали. А я осталась одна в стороне, закутанная в плащ, пахнущий им.

Я вернулся к Зару, который с остальными гриднями подбирал погибших. Пятеро мужей и одна женщина. Все же отрок не договорил, что была еще и женщина… Трупы татей стаскали в чащу. Нехорошо ночевать в этом месте, где случилось столько смертей, но деваться некуда — тучи готовы вот-вот обрушить на землю ливень. Благо задерживался — ворочались лишь хмуро и гневно, давя на голову и плечи, давая время сложить краду да предать огню тела. И нужно было оставить ошеломленную кровавой стычкой девицу и поторапливаться, но едва мог это сделать, будто стоит мне уйти, она исчезнет, или кто украдет ее.

Я вернулся к своим гридням, оглядывая сложенные в ряд у обочины тела. Пятеро, все разных возрастов, среди них и тот черноглазый. Нам пришлось задержаться на постоялом дворе, знал бы, что такая беда впереди поджидает, оставил бы Волода у Вторака, а сам поехал, не задерживаясь не на долю. Да только гридень самый младший был из всех, и, как оказалось, самый хлипкий — перебрал за ночь браги, все утро его на изнанку выворачивало. Хоть и спешил нагнать ряженую — сам не знаю для чего, а все равно не успел — еще бы немного, и ее тоже бы… Это мысль, словно хлыстом, ударила. Разозлило страшно, что все утро она из головы не выходила, что если бы не успел — винил бы себя еще долго. Гневило и то, что этот гад собирался с ней сделать, прежде чем убить. Меня будто из собственного тела вышибло, казалось, одной пущенной стрелы было мало, слишком быстро и легко ублюдок сдох. И сейчас она там сидит одна, испуганная, поджимая колени и разбитые губы, на глазах слезы, но девочка крепкой оказалась — не рыдала, не бросалась в отчаяние. Только какое мне дело до простолюдинки обычной, которая оказалась вдруг на моем пути?

Как только были сооружены палатки, я вернулся к ряженой. Невольно всплеснулось все внутри, когда нашел на прежнем месте, бледную, дрожащую, на правой скуле багровел огромный синяк, губы посинели, видно, от холода. Она подняла на меня глаза, когда я приблизился, такие затуманенные, и от того они были темнее, высверливали водоворотами неимоверной глубины.

— Пойдем.

Она поднялась, сжимая тонкими прозрачными пальцами накидку на груди. Я не оборачивался, чтобы заглушить ненужное смятение.

Горели уже костры в палатках. Кресмир и Белозар еще не вернулись — сжигали краду до кокца. Волод и Благояр занимались татями — их пришлось тащить до реки, чтобы унесла подальше.

Я открыл полог, впуская девушку внутрь, где уже горел костер, разнося вместе с горьковатым дымом горячий смолистый душок, хоть сырые ветки и горели плохо.

— Ночевать сегодня будешь здесь. Постель — твоя, — указал на застеленное шкурами поверх еловых веток ложе.

Она послушно опустилась, безвольно совсем. Выспрашивать сейчас что-либо было плохой затеей. Куда они держали путь? Откуда родом? И что теперь собирается делать? Да и не нужно мне это.

— Твои вещи вымокли под дождем, — я полез в мешки, выудил порты и рубаху, чувствуя на себе ее взгляд. Наверное, ждала каких-то хороших известий, но таковых не было.

— Все мертвы: и тати, и… — свернул одежду, не глядя на нее, положил на колени.

4_2

Отправился к очагу, поставил чугун с родниковой водой на огонь, замечая краем глаз, что девушка некоторое время сидела без движения, смотря на вещи.

— Как тебя зовут? — поднялся, стягивая с себя вершицу, оставаясь в рубахе, перекинул через жердь, оставив сушится.

Длинные ресницы дрогнули, она подняла подбородок, бегло посмотрев на меня, и тут же отвела глаза.

— Сурьяна…

Послышались снаружи голоса — гридни возвращались в приготовленные Володом палатки. А потом хлынул дождь, забарабанив о кровлю нехитрого сооружения. Ряженая не спешила переодеваться, явно смущаясь моего присутствия.

— У тебя кровь везде, согреется вода — помойся, — взяв кожух, я поднялся.

— А как же ты? — вдруг встрепенулась она. — Там ведь дождь. Возвращайся, одна не могу остаться, — поежилась.

Это можно было счесть за приглашение, но только Сурьяна и в самом деле была напугана, ко всему промерзла, дрожала вся, и притворством это никак нельзя назвать. Я оглядел ее с головы до ног, потом на ложе. Вдвоем здесь будет тесно, да вряд ли сегодня мне уж уснуть. Я оторвал от нее взгляд и, пригнувшись, вышел, в последний миг замечая, как она опустила голову.

Холодный дождь потоком лил на лес, брызгая в лицо. Гридни разбрелись по палаткам, только Волод накрывал спины лошадей, проверяя узлы на случай, если волки появятся, чтобы не сорвались с места. Пока со всем справились, сгустились уже сумерки, и до полночи осталось недалеко. Вошел под кров к Зару и Кресмиру, малость пришлось потесниться, сел поближе к огню. Мужчины пили брагу.

— Распей с нами, княжич, — наполнив чару до краев Кресмир, поднес мне. — Воины погибли в бою, хоть не тризна, но память почтить нужно.

— Выходит, не соврал Вторак, когда предупреждал об опасности, — сказал Зар, отпив из плошки. — А девка это что говорит? — повернулся лучник.

— А что она скажет, — хмыкнул Кресмир, — пристроилась к отряду в город переправиться.

Я приподнял брови — Кресмир успел с ней поговорить?

— В какой город? — обратил на него взгляд, отпивая брагу, кисло-сладкая растеклась по языку и горлу, согревая от промозглости.

— В Воловий рог.

— Видимо, гридни туда перебирались. Что делать будем с тем добром, которое успели стащить тати? Оружие, одежда — груз немалый, можно распродать на первом торжке, что попадется.

— Нет, — бросил короткий взгляд на Кресмира, — с собой все возьмем, пусть князь решает, что с тем делать.

Значит, тот чернобородый не отец ей был, как думал я, а… Гребень она себе недаром выбирала, подарок, значит, был, за ласку, видимо, которую дарила ему путница по ночам… Я сделал еще два глотка больших, тягучее тепло разлилось по телу, ладони вмиг стали горячие — крепкая брага, и лучше не пить много. Но просто так отделаться не вышло — за первой пошла и вторая, и уже полночь подобралась. Покинуть мужей без острых шуточек не обошлось.