Наречённая. Книга 1 (СИ) - Богатова Властелина - Страница 29

— Спасибо, — благодарно улыбнулась я ему.

Глаза Стража в это утро соперничали по синеве с небом, такие яркие они были, но мгновенно взгляд его стал тягучий, когда прошелся вдоль моего тела. Конечно, ему бы не стоило ко мне приближаться вовсе, и вскоре это опасение подтвердилось хлестким взглядом Маара, с которым я, не желая того, столкнулась. Таким мрачным и удушливым он был, что невольно дыхание сбилось. Усевшись удобнее, перехватывая поводья, я избегала смотреть на Ремарта, хотя мне казалось, что он повсюду и внутри меня, исследует и контролирует. Тронула пятками белые бока кобылы. Мне страшно не нравилось то, что я испытываю, хотелось выдрать из себя с корнем все чувства, да только росли новые, еще крепче, чем предыдущие. В конце концов, я бросила эту затею.

Восход был потрясающим, после лютой бури благодать опустилась на холодные земли неописуемой красотой. Воздух искрился серебром, снежные барханы тянулись до бесконечности, как волны, чистые, ослепительно белые, они слепили глаза так, что проступили слезы, и больно было смотреть. Вскоре мне уже не нужно было усилий, чтобы не думать ни о чем: стылый воздух бодрил, избавляя от всего лишнего, и голова с каждым пройденным шагом все яснела, хоть и кусал железными зубами мороз за незащищенные участники кожи. Вереница тянулась медленно, утопая едва не по лошадиное брюхо в сугробах, но все же двигались, все дальше уходя от места становища. Но как бы я ни отвлекалась, любуясь первозданной суровой красотой долины, невольно выделяла взглядом исгара. Едва его взор касался меня, по телу прокатывалась горячая волна. Она скапливалась в груди и растекалась по бедрам и ногам до самых кончиков пальцев. Глаза Маара, такие черные на фоне невыносимо белой долины, вонзались кинжалами. Плотно сжатые губы, изгиб которых мной уже слишком хорошо изучен, говорил о том, что ему не понравился жест Доната. Я всерьез взволновалась. Если вчера исгар казался сущим демоном, полуобнаженным, взъяренным, то сейчас, сдержанный, хладнокровный, в литом панцире брони, сверкающем в морозных лучах, с длинным, в полтора метра, мечом на поясе. В мехах он был Мааром ван Ремартом, верным подданным короля.

Мне стало не по себе от того, как Страж меняется, и не только внешне. Если вчера он взрывался вулканом, то сегодня… Я невольно вдохнула глубже. Он убийца, его брат убил беззащитную девушку, просто задушив ее, когда получил свое, погубил безжалостно и жестоко. Яд ненависти мгновенно застелил глаза. Я задышала часто, чувствуя, как внутри разбегается бездна, и пусть умом я понимала, что это было давно, боль была такой острой, невыносимой, будто все это случилось вчера. Случается каждый раз, когда исгар прикасается ко мне. Хотела бы я об этом снова забыть? Нет, теперь — нет и нет, даже если мне кто-то даст зелье, способное выжечь всю боль, я не приму его.

«Я не хочу забывать! Я хочу… — я сжала губы, дрогнув —…возмездия».

Боль настолько ослепила меня, что стало просто нечем дышать, память потянула меня ко дну.

— О чем ты думаешь, ассáру?

Я вздрогнула от неожиданности, но не подала вида, что не заметила приближения исгара. Открыла глаза и повернулась, ответив честно:

— О твоей смерти, исгар. О том, как ты будешь гореть в пекле.

Маар хмыкнул только и, признаться, тем самым вывел меня из строя. Его реакцию на одни и те же слова невозможно предугадать, она была всегда разной. А вот он, похоже, мог запросто уловить любое изменение в ком и в чем угодно, и обязательно пользовался этим в угоду себе. Ублюдок.

— Если ты желаешь мне смерти, то думаешь не о том, ассáру, огонь не может причинить мне вреда.

Лжет или говорит правду? Я хмыкнула, прищурившись от холодного ветра, исследуя его лицо, непроницаемое, твердое, невозможно красивое, высеченное из камня умелым мастером. Держалась непроницаемо, не допуская и мысли о том, что случилось утром в шатре. И все же ему удалось сбить меня с толку, когда его губы растянулись в улыбке, открывая ровные белые зубы. Этот неожиданный жест полностью меня обезоружил.

— Что же может тебя уничтожить? — спросила я, раздражаясь.

— Ты так жаждешь моей смерти?

— Ты мучаешь меня.

— Еще недавно твои томные вздохи говорили об обратном.

В ушах даже зазвенело от возмущения и жгучего стыда, что он был прав.

— Ты изнасиловал меня и вытолкнул на мороз, ударив конским кнутом, ты заставил тащиться за тобой весь день, а вчера повредил мне пальцы.

— Ты не знаешь, что такое боль. Я мог бы отдать тебя своим воинам, и они бы драли тебя изо дня в день по очереди во все щели. Я могу сделать твое существование невыносимым, и ты в этом сама будешь виновата, ассáру, несносная глупая гордячка. Ты не умеешь держать язык за зубами и нарушаешь мои приказы. В конце концов, ты лжешь мне.

Кажется, Тхара говорила о том, что демон не приемлет обмана.

— И в чем же? — как можно беспечнее спросила я, хотя мое сердце забилось быстро.

Маар повернулся, утопив меня во мраке своего горячего взгляда.

— Как только я узнаю, в чем, ты сразу ощутишь это на своей шкуре, — пообещал он.

В голосе его прошелестел металл, а я поежилась и тут же одернула себя, приподнимая подбородок. Он может угрожать сколько угодно, мне безразлично. Его запугивания мне не страшны. Но вслух я ничего не сказала, единственное, чего мне хотелось сейчас, чтобы он отдалился от меня, катился к черту и оставил в покое. И кажется, мои взывания были услышаны, ван Ремарта окликнул Шед, и страж, оставив меня, пустил черного, как тень, коня вперед. Вороной был под стать всаднику. А я смогла перевести дух, ощутив, как горячее давление исгара ослабло.

Она выводит его на эмоции, намеренно распаляя в нем гнев, чтобы позлить лишний раз, проверяя его терпение на прочность. Но зачем? Какая ей в том выгода, кроме его выплесков ярости к ней? Ведь знает, что это может рано или поздно обернуться смертью для нее. Неужели ассáру настолько глупа? Но этого не могло быть, эти твари очень хитры и умны, потому не стоит поддаваться на их уловки. Или она и впрямь так ненавидит, что со всей отвагой и отчаянием бросается в пасть к зверю. Но эта смелость должна ведь откуда-то брать истоки? В чем заключается источник ее яда, источник ее силы, ее ненависти к нему? Видит великий Бархан — она неисчерпаема, раз ее не учат наказания исгара, его угрозы. Тогда вопрос поворачивается другой стороной — зачем он испытывает себя, проверяет на прочность каждый раз, когда прикасается к ней?

Все это приобретало черты безумия, его собственного ада, когда он понял еще вчера, что не желает причинять ей боли. Хотя Маар уже вполне мог бы насытиться ей, он почему-то обходится с ней осторожно.

Приподнятый дух, что принесла ему податливость Истаны, потом убил очередной выплеск грязи, и свежее утро меркло постепенно. Маар злился. Теперь все вызывало в нем ярость: и этот затянувшийся переход, и этот нескончаемый снегопад, и усиливающаяся зависимость от ассáру. Проклятый холод, исходящий из пасти самой Ледяной Бездны, дышал на земли извечной мерзлотой. Маару он был безразличен, ему было плевать на эту безжизненно белую пустошь до того, как встретил ассáру, которая страдала от этого холода.

Страж поднял взгляд. Пусть и утреннее небо сейчас очищено от облаков, но это ненадолго. Маар чуял приближение ненастья, и наступит оно сразу после полудня, потому нужно было спешить вдвойне, чтобы хотя бы добраться до границы Энрейда. Не хотелось останавливаться в этой твердыне, но видно по-другому и не выйдет.

Маар пустил вперед жеребца, решая держаться от Истаны подальше — ему нужно оставаться в покое для общей безопасности всего отряда, хоть это было почти невозможным. Отпустить ее на волю оказалось для ван Ремарта непосильной задачей, когда ее окружают столько мужчин, что смотрят на нее голодными глазами. Маар выловил взглядом Доната, тот словно ощутил на себе внимание предводителя, повернулся. И пусть страж смотрел твердо, он ощущал давление исгара, иссушающее его нутро. Донат сглотнул — резко дернулся его кадык — и Маар отпустил. Это было последнее предупреждение Ремарта, младший страж это понял.