Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера - Теннер Джон - Страница 14

• Предыдущая
• 14/78
• Следующая

С усилением морозов начались лишения. Мы с Ва-ме-гон-э-бью не были в состоянии добывать столько дичи, сколько нам требовалось. Ему исполнилось 17, а мне 13 лет. Между тем дичи там было мало. С каждым днем становилось все холоднее, и мы покинули факторию и поставили нашу палатку в лесу, где было легче раздобыть дрова. Мы с братом делали все что только могли, чтобы не умереть с голоду.

Охотясь, мы уходили обычно за два-три дня пути от стоянки, но часто приносили домой ничтожное количество мяса. На одной из наших охотничьих троп мы соорудили себе из кедровых веток заслон от ветра, за которым так часто разводили огонь, что сильно высушили его; однажды, когда мы спали, заслон загорелся. Пересушенные ветки кедра взрывались, как порох, но, к счастью, мы отделались небольшими ожогами. На обратном пути, еще далеко от лагеря, мы должны были переправиться через реку с таким бурным течением, что вся она никогда не замерзала. Было холодно, деревья трещали от мороза, и все же мы провалились под лед – сначала я, а потом брат. Пытаясь выбраться на льдину, он вымок до нитки, а я промочил только ноги выше колен. Руки у нас так закоченели от холода, что прошло много времени, прежде чем удалось снять лыжи[42]; к тому же наши мокасины и высокие кожаные гамаши-ноговицы[43] затвердели на морозе, как только мы выбрались из воды. Брат совсем пал духом и заявил, что умрет. Трут мы тоже промочили а поэтому, выйдя наконец на берег, не могли зажечь огонь. Мокасины и ноговицы так одеревенели на морозе, что мы не могли двигаться; тут и мне стало казаться, что пришел наш последний час. Но я не был похож на своего индейского брата и не хотел покорившись судьбе ожидать смерти. Я все время старался как можно больше двигаться, а он улегся на сухом месте на берегу, откуда снег сдуло ветром. Наконец мне удалось найти кусочек совсем сухого гнилого дерева, которым я воспользовался как трутом, и, на наше счастье, развел огонь. Мы тотчас занялись оттаиванием и сушкой мокасин, а как только они немного просохли, надели их, чтобы набрать топлива для большого костра. К ночи мы уже развели хороший костер, платье просохло; хотя есть нам было нечего, нас это не беспокоило после тех мучений, которые мы испытали, дрожа от холода. На рассвете мы тронулись в путь и вскоре встретили мать, захватившую с собой сухую одежду и немного пищи. Нет-но-ква ждала нас домой к закату прошедшего дня, но знала, как трудно переправляться через бурную реку. С наступлением темноты она уже не сомневалась в том, что мы провалились под лед. Тогда она собралась в путь, прошла всю ночь и действительно встретила нас недалеко от места происшествия.

Так жили мы в нужде, находясь постоянно на грани голодной смерти, пока наконец в факторию не пришел мужчина из племени маскегов[44], или болотных индейцев, по прозвищу «Курильщик». Застав нас в столь бедственном положении, он предложил отправиться вместе с ним в его края. Этот индеец обещал добывать для нас дичь, а весной проводить обратно до фактории.

Мы пошли с ним на запад и, затратив на дорогу целых два дня, прибыли в местность, называемую Ве-сау-ко-та-си-би, что означает «река Сожженного Леса», где стоял его шалаш. Он приютил нас под своей крышей, и, пока мы у него оставались, нам не приходилось испытывать нужды. Таков и поныне обычай, распространенный у индейцев, живущих вдали от белых. Но оттава и другие индейцы, осевшие вблизи поселений белых людей, стали на них походить и дают что-либо лишь тем, кто может за это заплатить. Если теперь, когда с той поры прошло много, много лет, кто-нибудь из семьи Нет-но-квы встретит кого-либо из родичей Курильщика, то назовет его братом и будет относиться к нему по-братски.

Едва мы вернулись к волоку, как другой индеец из того же рода маскегов предложил нам отправиться вместе с ним к большому острову на озере Верхнем, где, по его словам, водилось много карибу[45] и осетров. Он не сомневался, что там ему удастся обеспечить нас всем необходимым. Итак, мы последовали за ним, тронувшись в путь ранним утром, и достигли острова еще до наступления темноты, хотя шли против ветра. На острове в углублениях скал мы нашли так много яиц чаек, что не могли их все собрать. Тотчас после нашего прибытия мы закололи копьем двух-трех осетров, так что действительно голодать не пришлось. На следующий день Ва-ге-ма-вуб, которого мы называли шурином, так как он был дальним родичем Нет-но-квы, пошел на охоту и вечером вернулся с двумя карибу. Нам пришлось идти целый день, чтобы добраться от берега острова до большого озера, в которое впадает маленькая речушка. Здесь мы нашли бобров, выдр и другую дичь. И пока мы жили на острове, у нас всегда было достаточно пищи. Мы встретили здесь родичей Ва-ге-ма-вуба, с которыми пустились в обратный путь к волоку. У них было восемь каноэ, так что вместе с нашими образовалась группа из десяти лодок.

Ночь была тихой, и, когда мы отплывали на рассвете вода была совсем гладкой. Мы уже отошли от берега на 200 ярдов, как вдруг все каноэ остановились, а вождь обратился с призывом к Великому духу, моля его, чтобы он помог нам благополучно пересечь озеро. «Ты создал это озеро, – сказал он, – ты создал нас, твоих детей. В твоей власти успокоить воду и дать нам невредимыми переплыть на другую сторону». Так молился он минут пять-десять, а потом бросил в озеро немного табака[46], и его примеру последовали индейцы, сидевшие в других каноэ. Затем все сразу начали грести, а старый вождь затянул молитвенный гимн, смысл которого я уже точно не помню. К тому времени я позабыл свой родной язык и сохранил весьма смутное представление о религии белых.

Но я хорошо помню, что заклинания вождя, обращенные к Великому духу, произвели на меня глубокое впечатление своей торжественностью. Индейцы тоже, казалось, поддались этому настроению. Ведь находясь на огромном озере в хрупких каноэ из древесной коры, они особенно остро ощущали свою зависимость от силы, управляющей ветром и волнами. Они усердно гребли, сохраняя молчание, и еще до темноты достигли Большого волока, причем озеро все время оставалось спокойным. Я уже пользовался тогда полной свободой, индейцы совсем за мной не следили, и мне было легко оставить их навсегда. Но я полагал, что отец и все мои родные убиты, и к тому же хорошо знал, какая жизнь, полная тяжелого труда и лишений, ждала меня у белых. Ведь у меня не было там ни друзей, ни денег, ни имущества, и я боялся ожидавшей меня крайней нищеты. Между тем я видел, что у индейцев все, кто был слишком молод или слаб, чтобы охотиться самостоятельно, всегда находили себе покровителей. К тому же индейцы стали относиться ко мне с большим уважением, считая как бы человеком своей расы. Поэтому я решил хотя бы на время остаться у них. Но я всегда надеялся, что когда-нибудь вернусь к белым и буду жить среди них.

Итак, мы опять возвратились к волоку, откуда нас дважды увозили гостеприимные маскеги, и должны были решить, что же делать дальше. Наша мать приняла наконец решение осуществить первоначально задуманный поход к реке Ред-Ривер. Но мы узнали от одного купца, что зять Нет-но-квы, отделившийся от нас еще на озере Мус, когда мы остались там с Ке-ва-тином, был убит во время попойки каким-то стариком. Купцы довезли вдову до озера Рейни-Лейк, и она просила передать, чтобы мы к ней присоединились. Это сообщение было еще одним поводом поторопиться с отъездом на Ред-Ривер, и мы решили отправиться в путь без промедлений.

Свое каноэ мы до этого сообщения одолжили купцам, которые нагрузили его тюками с товаром и послали на Ред-Ривер. Так как у них было еще несколько лодок, Нет-но-ква попросила посадить в каждую из них по одному-два члена своей семьи до встречи с нашим собственным каноэ. Через пару деньков мы встретили французов, плывших на нашем каноэ, но они отказались вернуть нам его. Тогда Нет-но-ква взяла лодки без их согласия, нагрузила нашим имуществом, и мы отправились дальше. Французы не осмелились возражать Нет-но-кве. Мне никогда не приходилось встречать среди индейцев другого человека, будь то мужчина или женщина, который пользовался бы таким авторитетом, как Нет-но-ква. Она делала все что хотела как с белыми купцами, так и с индейцами. Объяснялось это, вероятно, тем, что она всегда поступала правильно и справедливо.

• Предыдущая
• 14/78
• Следующая