Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 54

Наёмный убийца усмехнулся.

— Это всё не по мне. Всё, кроме шлюх, конечно. Можно будет усесться со слугами где-нибудь в конюшне и нажраться? Я бы не отказался как следует выпить с дороги.

— К сожалению, нет. Тебе придётся сопровождать меня.

— Но…

— Мы оба приглашены, — твёрдо сказал Настоятель. — Если бы пригласили одного меня, ты мог бы пойти к слугам, но в приглашении было и твоё имя. Придётся тебе походить среди благородных. Сможешь выдумать, в какой битве получил свои шрамы?

— При айнсовских бродах, — пожал плечами Валлай.

— Ты действительно был там? — с нескрываемым любопытством спросил жрец.

— Конечно. В славном отряде Ёбнутого Гриза.

Кажется, Настоятель едва сдержал смех. Тем не менее, тон его был более, чем просто серьёзен.

— Если ты назовёшь нашего короля Ёбнутым Гризом, боюсь, тебе придётся выдержать столько дуэлей, сколько на приёме будет посвящённых рыцарей. Да и в принципе, не стоит его так называть нигде. Даже среди тех, кто кажется тебе своим.

Валлай ещё раз пожал плечами, но промолчал. Плевать ему было на слова жреца. Он был в отряде Гризбунга, и этим всё сказано. Они ели из одного котла и спали у одного костра. Без каких-либо шуток, они были боевыми братьями, и вряд ли кто-то из тех рыцарей и господ, что будут на приёме, сможет этим похвастать. Просто он не остался в сформированном из остатков их отряда гвардейском полке, где у него была бы офицерская должность. И причин на то множество. Валлай ненавидел Ариланту — её суету, её толпы, её шум, ненавидел благородных, к которым его бы, фактически, приравняли, ненавидел сидеть ровно на жопе слишком долго. Но в первую очередь…

Второй гонец выехал из какого-то переулка, едва не врезавшись в Валлая, но умудрился остановить коня. Тот встал на дыбы и тяжело ударил копытами в грязь, забрызгав наёмника почти до шеи.

— Зенки протри, гонец едет! — проорал гонец и ударил шпорами.

Его конь зацепил крупом коня Валлая, но не сильно. Очевидно, сделано это было специально, но оставалось лишь стиснуть зубы и двигаться дальше.

— Ненавижу эту блядскую грязь, — процедил рубака. — Как пить дать, этот говнюк перейдёт на рысь, едва выедет из города.

На этот раз Настоятель хихикнул вслух.

— Как думаешь, почему я держусь позади?

Через полчаса, когда путники добрались-таки до хороших кварталов и мощёных улиц, которые были лишь на чуточку чище немощёных, Настоятель остановил коня.

— Вот место, где мы приведём себя в порядок, — сказал он. — Здесь всё скромно, но со вкусом.

Валлай оглядел фасад здания, вывеску, гласящую “Влажные уста”, и констатировал:

— Это бордель.

— Гостиница, — поправил его жрец.

Когда они вошли в помещение, рубака, присвистнув, покачал головой:

— Всё-таки бордель.

— Лучший в столице, — кивнул Настоятель, улыбаясь исключительно встречающей их девушке. — Говорят, в пригороде появился ещё лучше, но нам не по дороге и я этому не верю. К тому же, здесь для нас уже готовы обед и горячая ванна. На господ Ангиура и Валлая. Ведь готовы?

— Конечно, готовы, — лучезарно улыбнулась девушка, поправляя что-то вроде набедренной повязки, состоящей из посеребренных нитей, на которые были нанизаны разноцветные бусы. Помимо этого «что-то вроде» из одежды на ней был только ворох всё тех же бус и браслеты на кистях и голенях. — Вам на второй этаж. Я провожу.

— Нам нужно перекусить, помыться, переодеться и идти на приём, — говорил Настоятель Валлаю, пока они поднимались по лестнице. — Как закончишь, сразу иди ко мне.

Их комнаты располагались друг напротив друга. Ангиура, если это было его настоящее имя, увела встретившая их девушка, Валлая — другая, появившаяся словно из ниоткуда. Одежды на ней было не больше, чем на первой. В комнате ждало ещё двое, полностью обнажённых.

— Господин желает обед или сначала ванну? — лучезарно улыбаясь, спросила одна, невысокая, но грудастая брюнетка. Вторая, худенькая блондинка, чем-то напоминающая ему Лине, только улыбалась.

— Сначала ванну, — без колебаний ответил Валлай и принялся стаскивать куртку.

До комнаты Настоятеля рубака добрался примерно через час. Валлая сложно было смутить чем-либо, но всё же он постучал в дверь, прежде чем войти.

— Входи!

Настоятель был один. Он стоял у небольшого столика, сервированного блюдом с тонко нарезанной копчёной олениной и бокалом с вином. Жрец успел надеть только нижние штаны, и Валлай увидел его худую спину, испещрённую тонкими белыми шрамами. Такие шрамы могла оставить только трость в руках человека, поистине знающего, как с ней обращаться.

— Я сейчас, — пробормотал Настоятель, левой рукой отправляя в рот кусочек оленины. В правой он что-то держал перед собой. — Угощайся, — сказал он, прожевав, — это прекрасное мясо. Я уже совсем отвык от такого. Но в столице, думается мне, быстро привыкну заново. К тому же, мне нужно наесть хоть немного мяса на кости: худые жрецы ассоциируются у людей с фанатиками. Это хорошо, когда общаешься с быдлом, но плохо при разговорах с благородными — тебя либо не воспринимают всерьёз, либо опасаются. Мне не нужно ни того, ни другого, но пока, по счастью, моя худоба принесёт мне только пользу. Ведь это худоба человека, спасавшего людей.

— Помогающего им отходить в мир иной, ты хотел сказать, — поправил Валлай, подходя к столику, щедро загребая мяса и отправляя его в рот. Было действительно вкусно. — Не нужно говорить о фанатиках и благородных, жрец, просто признай, что все мы любим вкусно пожрать и баб.

— Баб, да, — сказал Настоятель, поворачиваясь, наконец, к рубаке. В правой руке он держал небольшую шкатулку, уже закрытую, и вид у него был чрезвычайно задумчивый. — Я, к своему сожалению, дал обет.

— Не трахаться?

— Не иметь жены и детей. На шлюхе я бы никогда не женился ни при каких раскладах. Второе же условие моего обета, к счастью, даёт определённые возможности при достаточном полёте фантазии, конечно же. От массажа определённого вида, выполненного определёнными частями тела, не только руками, детей не бывает, и это факт. И я могу поклясться, что не нарушал обет хоть жизнью своей матери, долгих лет ей жизни. — Взгляд Настоятеля, наконец, стал куда менее отстранённым. — А ты прекрасно выглядишь, Валлай.

Рубака поправил тесный в локтях и подмышках камзол и ничего не ответил.

— А как сидит, — продолжил жрец, оставляя шкатулку на столик и подходя к вешалке со своей одеждой — рубахой, рясой и плащом. — Я давал мерку портному, но, сам понимаешь, на глаз. И не ошибся.

Жрец принялся одеваться, а Валлай сгрёб остатки мяса. Перекуса в его комнате было на один зуб — пара ломтей мягкого кислого сыра и кусочек копчёной куриной грудки, — и почти пустой желудок более или менее перестал бунтовать только после порции оленины.

— Я был непослушным учеником, — сказал Настоятель, надевая последний предмет одежды — кулон безликого идола, олицетворяющего Единого, — и совсем не горжусь теми шрамами на спине. Но и убирать их при помощи магии не намереваюсь. Любую науку нужно помнить, даже полученную такой ценой.

— Такой ценой? — фыркнул Валлай, в очередной раз поправляя камзол. — У меня вся спина в таких же и, поверь, это далеко не худшее, что со мной случалось во время обучения.

— Обучения? — во второй раз за этот день во взгляде жреца промелькнуло удивление, а это дорогого стоило. — Скажешь ещё, ты из легендарного Храма на Болотах утопленников?

Рубака невольно скривился.

— Мы называли его Храмом на Гнилых болотах.

— Почему же? И что за наказания такие были, раз порка тростью — не худшее, что могло произойти?

— Не хочу вспоминать.

— Ну, чего ты? Раз заикнулся, продолжай.

Валлай был человеком сдержанным и поэтому злой взгляд направил в сторону, а не на жреца. В конце концов, злобно смотреть на собственного нанимателя — верх непрофессионализма.

— Мы, кажется, опаздываем, — сказал рубака, глубоко вдохнув и выдохнув.

Настоятель, кажется, даже немного смутился.