Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 30

Велион кивнул.

— Грест? — спросил он.

Бывший вор на миг закрыл глаза. И тут тот зов, та верёвка, тянущая его на могильник, словно выбралась из-под снега и буквально рванула к себе.

Или, быть может, дело было в словах “я знаю неподалёку место, где можно сорвать куш”.

— Я с вами.

— Хорошо. Сходи, нацеди вина, я потом всё оплачу.

— А Глейи? Она же уходила на кухню?

— Она спит у себя в комнате, — усмехнулся Велион. — В конце-то концов, здесь нажрался до бесчувствия не один я.

Грест кивнул и отправился на кухню. Где вино, он знал. И ради такого дела можно будет налить пойла получше. На миг в его голове промелькнула мысль, не собрался ли Велион идти на самоубийственное по его словам дело не ради помощи Карпре, а ради, собственно, самоубийства, но потом Грест думал только о кошелях, набитых золотом.

Мужчина, одновременно хохочущий и завывающий то ли от боли, то ли от безумия, прошёл мимо деревни вечером, когда солнце уже наполовину ушло за горизонт. В коротких перерывах между мрачным смехом и тоскливым воем мужчина начинал размахивать руками и с кем-то разговаривать, но в его бессвязных фразах не было никакого смысла. Несмотря на середину ноября и снег, беспрестанно валящий второй день кряду, бродяга был одет по-летнему — в лёгкие кожаные сапоги, холщовый плащ, рубаху и штаны. Ни рукавиц, ни шарфа, ни шапки. Снег толстым слоем покрывал его плечи и голову, но сумасшедший бродяга не обращал на него никакого внимания.

Впрочем, вовсе не снег был самой большой его проблемой. Кожу на лице бродяги покрывала целая сетка трещин, из которых сочился гной. Со сжатых кулаков на снег капала кровь.

Однажды сумасшедший остановился, погрозил окровавленным кулаком небу, выкрикнул несколько проклятий и, опустив голову, двинулся дальше. При первом шаге его повело так, что он едва не упал, но всё же ему удалось удержать хоть какое-то подобие равновесия.

— Кто там, папа? — услышал Аргамер позади голос сына.

— Просто сумасшедший, Вели, не обращай внимания.

Аргамер отнял руки от околицы и повернулся к сыну.

— Послушай, принеси мне мой лук, который лежит под кроватью. И три стрелы, хорошо?

Вели испуганно посмотрел на него. Мужчина ободряюще улыбнулся ему и сказал:

— Я же старый вояка, сын. Просто нужно проследить, чтобы он никому не причинил вреда, понятно?

Сын кивнул и побежал в дом. Аргамер стянул рукавицы, размял пальцы и, хромая, вышел за ворота. Сумасшедший совершенно явно уходил прочь, но не дай боги кто-нибудь из подростков или баб как раз возвращается откуда-нибудь из гостей с соседних ферм. Лучше проследить. Идёт он, к тому же, не быстро, и даже Аргамер со своей деревянной ногой не слишком отстанет от него.

Вернулся сын, протянул бывшему наёмнику лук со спущенной тетивой и стрелы.

— Стрелы я возьму потом, — улыбнулся Аргамер, забирая лук.

Лук был отличный, многосоставной, с рожками, гнущимися вперёд, когда тетива спущена. Последнее напоминание о прошлой жизни, если не считать татуировок да правой ноги, которая ниже середины голени деревянная. Аргамер с усилием — надо признать, слишком большим — натянул тетиву и забрал у сына стрелы.

— Я провожу его на полмили и вернусь. А ты иди домой.

— Я без тебя буду ужинать, если будешь долго ходить, — сказал сын, набычившись. Он боялся и переживал, но пытался выдать эти чувства за злость. Растёт.

— Хорошо.

Аргамер наложил стрелу на тетиву и зашагал за сумасшедшим. По снегу с такой ногой идти было особенно паршиво, зато он заглушал постукивание деревянной ноги о плиты старого тракта. Бывший наёмник без труда держался позади бродяги в сотне шагов. Сумасшедший всё брёл и брёл, не оборачиваясь и не останавливаясь, и Аргамер уже собирался повернуть назад, когда бродяга резко остановился, а через миг тяжело сел в снег.

Аргамер тоже остановился и непроизвольно натянул тетиву, беря мужчину на прицел. «Умер?» — промелькнуло у него в голове, но бродяга вовсе не умер.

— Домой, — сказал сумасшедший так громко, что услышал даже бывший наёмник, хотя до того бродяга говорил вполголоса. — Я хочу домой. Сегодня четырнадцатое ноября, солнце уже зашло, осталось всего пара часов. Заберите меня уже к ёбаной человеческой матери отсюда.

Аргамер опустил лук. Происходило что-то странное. Что-то…

Потустороннее.

По снегу бежал волк. Молодой сильный самец, с шерстью, которая наверняка лоснилась бы на свету. Обычно волки подходили к селу так близко только в самое голодное время, суровой зимой, когда даже запах дыма и человека заглушался чувством голода. Тогда отощавшие хищники пытались задрать пса или пролезть в коровник. Но сейчас только середина ноября, и самец вовсе не выглядел голодающим.

Волк бежал к сумасшедшему. Аргамер вновь поднял лук. Кого бы ни мог напугать этот чокнутый, человеческая жизнь, даже такая, всегда дороже волчьей. Да и шкура всегда пригодится. А если зима будет долгой и голодной, не пропадёт и мясо.

Но то давящее ощущение в воздухе заставило бывшего наёмника вновь опустить лук. Его колени задрожали, руки начала бить дрожь, словно он весь день пропахал в поле. На глаза как будто набежали слёзы, хотя никаких слёз не было и в помине — это как будто бы сам воздух стал мутным.

Волк вплотную подбежал к бродяге и остановился, повесив голову.

— Наконец-то, — буквально прорычал человек и положил руку волку на лоб.

А потом…

Витающий в воздухе снег стал алым от крови, облаком мелких капель нависшей над человеком и животным. Поалевшая шерсть волка встала дыбом, он ощерил клыки, но даже не пытался укусить сумасшедшего. А тот подался вперёд, хватая волка в охапку, и положил голову ему на холку. Кровь, вытекающая, должно быть, из ран на лице и ладонях сумасшедшего, тонкими щупальцами поднялась над ними и закружилась, вбирая в себя волчью….

… Утром они с мужиками нашли мумифицированное тело мужчины, который на первый взгляд пролежал здесь не меньше пары недель. Мертвец обнимал тощего облезлого волка, словно жену.

И на тридцать шагов от них под свежевыпавшим снегом можно было увидеть слой кровяного льда в мизинец толщиной.

Голова встал у самого края площадки, покрытой красным льдом, как следует всё осмотрел, выругался и повернулся к ним.

— Сперва сожжём всё здесь. А потом позовём жрецов, чтобы изгнали злых духов.

Мужики закивали, и лишь Аргамер, не спавший всю ночь, был несогласен с головой.

Он сбежал — ухромал, не оборачиваясь, — как только кровяные щупальца начали окутывать того, кого он принял за человека, и волка. И пусть он не слышал демонического хохота или ведьминских заклинаний, лишь собственное хриплое дыхание и звук шагов, бывший наёмник был уверен: если ЭТО решит поселиться здесь, никакие жрецы не помогут.

К счастью, после проведённых ритуалов оно покинуло эти места, как и обещали жрецы. Не было ни голода, ни необычных болезней, ни падежа скота. Дети не пропадали из своих кроватей, а женщины не рожали уродов. Была самая обычная зима. Лишь кошмары мучали Аргамера до самого Йоля, но и они прошли.

***

Заразу принёс холодный западный ветер. Принёс и затих, словно решив оставить проклятые миазмы здесь, в окрестностях Нового Бергатта.

Нет, позже Валлай слышал о случаях заражения, что происходили на востоке и юге, но они были редки, и в тех краях болезнь почти никто не заметил. Но здесь, на западе, хворь косила всех подряд.

Начиналось всё с холодного пота, который пробирал всех без исключения заболевших. Бледные люди с мокрыми лицами начали сновать по Новому Бергатту в начале декабря, и поначалу никто не обращал на них внимания: других симптомов вроде лихорадки или хотя бы жара не наблюдалось. Люди жаловались лишь на лёгкую слабость да проклятый пот, превращавший их постели к утру в настоящие липкие болота. Знахарки, травницы и жрецы лишь советовали простудившимся пить больше воды и пореже выходить из дома — в промокшей от пота одежде несложно было подхватить простуду посерьёзней. Да и не так много было заболевших, может, каждый двадцатый или тридцатый. Это не шло ни в какое сравнение с эпидемией малярии, бушевавшей в Коросском королевстве пять лет назад.