Выбери любимый жанр

Гений искусства - Диккенс Чарльз - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Чарльз Диккенс

ГЕНИЙ ИСКУССТВА

Я холостяк и занимаю довольно мрачную квартиру в Тэмпле[1]. Вход со двора — если назвать двором квадрат между четырьмя высокими домами, как есть колодец, только что без воды и без ведра. Живу я на самом верху, среди черепицы и воробьев. Как тот человечек из детской песенки[2], я живу «сам по себе», и свой хлеб и сыр, сколько у меня его бывает — а бывает его не много, — я держу на полке. Вряд ли нужно добавлять, что я влюблен и что отец моей очаровательной Джульетты противится нашему союзу.

Я сообщаю эти подробности, как предъявлял бы рекомендательное письмо. Теперь, когда читатель со мной познакомился, он, может быть, окажет мне такое снисхождение и выслушает мой рассказ.

У меня от природы мечтательный склад ума; а избыточный досуг (по роду занятий я адвокат), в сочетании с привычкой прислушиваться в одиночестве к воробьиному чириканью и шелесту дождя, усилил во мне эту наклонность. На моей «верхотурке» слышно, как зимней ночью завывает ветер, когда в нижнем этаже человек уверен, что погода самая тихая. От тусклых фонарей, посредством которых наше почтенное общество (надо думать, еще не осведомленное о новом изобретении, носящем название газа) делает зримой всю мерзость площадок и лестниц, только гуще становится мрак, всегда гнетущий мою душу, когда я вечером возвращаюсь домой.

Я юрист, но юриспруденция мне чужда. Я так и не уяснил себе, что такое «право». Я иной раз просижу в Вестминстер-Холле[3] (как мне положено) с десяти до четырех; а когда выхожу из суда, сам не знаю, на чем стою, на подошвах или же на парике.

Мне сдается (скажу вам доверительно), что слишком много там разговоров и слишком много закона, — как будто взяли два-три зернышка правды и бросили за борт в бурлящее море мякины.

Все это, возможно, сделало меня склонным к мистицизму. Однако могу вас заверить: то, что я собираюсь описать, как лично мною виденное и слышанное, я в самом деле видел и слышал.

Надобно отметить, что я очень люблю картины. Сам я не художник, но я изучал живопись и много писал о ней. Я видел все наиболее прославленные в мире картины; достаточно образованный и начитанный, я обладаю изрядным знакомством с теми сюжетами, к которым может обратиться художник; и хотя я, может быть, и не скажу с уверенностью, правильную ли форму придал он, например, ножнам меча короля Лира, но, думаю, самого короля Лира я отлично узнал бы, случись мне встретиться с ним.

Я каждый сезон посещаю все современные выставки и, разумеется, глубоко чту Королевскую академию[4]. Я выстаиваю перед ее сорока академическими холстами почти так же твердо, как твердо держусь тридцати девяти догматов англиканской церкви[5]. Я убежден, что как здесь не добавишь сорокового догмата, так там нельзя добавить сорок первого холста.

Было это ровно три года тому назад. Ровно три года тому назад, в этом же месяце, во вторник днем, мне случилось ехать пароходом, на дешевых местах, из Вестминстера в Тэмпл. Когда я безрассудно взошел на борт, небо было черно. Сразу затем загремел гром, заполыхали молнии и хлынул ливень. Так как палуба словно бы дымилась от влаги, я спустился вниз; но там набилось столько пассажиров, нещадно дымивших, что я вернулся на палубу.

Застегнул свой двубортный сюртук и, пристроившись под кожухом гребного колеса, стоял, насколько было можно, прямо, точно мне все нипочем.

Тогда-то я и увидел в первый раз то страшное существо, которое будет предметом этих моих воспоминаний.

У трубы — наверно, в расчете, что ее жар будет его обсушивать так же быстро, как дождь мочить, — стоял, засунув руки в карманы, потрепанный человек в черной потертой одежде, который заворожил меня с того памятного мгновения, как я увидел его глаза.

Где видел я раньше эти глаза? Кто он такой? Почему он напомнил мне сразу Векфильдского священника[6], Альфреда Великого[7], Жиль Бласа[8], Карла Второго[9], Иосифа с братьями[10], Королеву фей[11], Тома Джонса[12], «Декамерон»[13] Боккаччо, Тэма о'Шентера[14], венчание венецианского дожа с Адриатикой[15] и Великую Лондонскую чуму[16]? Почему, когда он согнул правую ногу и положил левую руку на спинку соседней скамьи, я, как это ни дико, мысленно связал его фигуру со словам»!: «Номер сто сорок два, мужской портрет»? Могло ли это значить, что я схожу с ума?

Я снова взглянул на него, и теперь я подтвердил бы под присягой, что он принадлежит к семье Векфильдского священника. Был ли он самим священником, Мозесом, мистером Берчиллом, сквайром или конгломератом из всех четырех[17], я не знал; но меня подмывало схватить его за горло и бросить ему обвинение, что в его жилах, каким-то непристойным образом, течет Примрозова кровь. Он загляделся на дождь и вдруг — боже правый! — стал святым Иоанном. Он скрестил руки, покорясь непогоде, и у меня возникло неистовое желание обратиться к нему как к «Зрителю» и строго спросить, что он сделал с сэром Роджером де Коверли[18].

Страшное подозрение, что я повредился в уме, вернулось с удвоенной силой. Между тем жуткий этот незнакомец, имевший неизъяснимую связь с моим расстройством, стоял и сушился у трубы; и все время, пока подымался от его одежды пар, окутывая его туманом, я видел сквозь призрачную эту дымку все те упомянутые выше личности и еще десятка два других, светских и духовных.

Отчетливо помню, что под раскаты грома и сверканье молний во мне росло страшное желание схватиться с этим человеком, или демоном, и выбросить его за борт. Но я совладал с собой — уж не знаю как — и в минуту затишья среди грозы пересек палубу и заставил себя заговорить с ним.

— Кто вы такой? — был мой вопрос.

Он прохрипел в ответ:

— Я — натура.

— Что? — переспросил я.

— Натура, — повторил он. — Позирую всяким художникам за шиллинг в час (на протяжении всего рассказа я привожу его подлинную речь, неизгладимо запечатлевшуюся в моей памяти).

Не могу передать, каким облегчением были для меня эти его слова, с какай восторженной радостью я снова поверил, что пребываю в здравом уме. Я, наверно, бросился б ему на шею, если бы не мысль, что штурвальный смотрит на нас.

— Значит, вы, — сказал я и стал с таким жаром трясти ему руку, что вытряс всю дождевую влагу из манжеты его сюртука, — вы тот самый джентльмен, которого я так часто видел сидящим в креслах с высокой спинкой и красной обивкой возле столика с витыми ножками?

— Да, я позировал и для него… — пробурчал он недовольно. — А зря: уж лучше б для чего другого!

— Не говорите! — возразил я. — Мне случалось видеть вас в обществе юных красавиц. — И это была правда, и каждый раз (как я теперь припоминаю) он при этом удивительно эффектно выставлял напоказ свои ноги.

вернуться

1

Тэмпл — район юридических контор в Лондоне.

вернуться

2

Как тот человечек из детской песенки… — Далее приводится несколько измененный текст песенки «Когда я был холост» из популярнейшего детского стихотворного сборника «Матушка Гусыня». Диккенс слова из текста песенки «все мясо» подменил строкой «свой хлеб и сыр», намекая на нищету судейского чиновника.

вернуться

3

Вестминстер-Холл. — К старинному зданию Вестминстер-Холла примыкало с запада крыло, в котором находилось несколько судебных учреждений.

вернуться

4

Королевская академия — английская академия художеств, учрежденная в 1768 году. На ежегодной выставке члены академии экспонируют сорок полотен.

вернуться

5

…твердо держусь тридцати девяти догматов англиканской церкви. — Имеются в виду догматы, подготовленные деятелями Реформации и введенные (одновременно с признанием англиканской церкви государственной) королевским указом 1553 года.

вернуться

6

…напомнил мне сразу Векфильдского священника… — Векфильдский священник (Примроз) — герой одноименного романа (1762) английского писателя О. Гольдсмита.

вернуться

7

Альфред Великий — англосаксонский король Альфред Уэссекский (849—900).

вернуться

8

Жиль Блас — герой романа французского писателя А. Лесажа (1668—1747) «История Жиль Бласа» (1715—1735).

вернуться

9

Карл Второй (1630—1685) — король Великобритании (1660—1685).

вернуться

10

Иосиф и его братья. — Имеются в виду персонажи библейской легенды (Книга Бытия).

вернуться

11

«Королева фей» — аллегорическая поэма (1590—1596) Эдмунда Спенсера (1552—1599).

вернуться

12

Том Джонс — герой романа английского классика эпохи Просвещения Генри Фильдинга (1707—1754) «История Тома Джонса, найденыша» (1749).

вернуться

13

«Декамерон» — сборник новелл итальянского писателя эпохи Возрождения Джованни Боккаччо (1313—1375).

вернуться

14

Тэм о'Шентер — герой поэмы Р. Бернса (1759—1796).

вернуться

15

…венчание венецианского дожа с Адриатикой… — обряд, с XII века ежегодно совершавшийся в Венеции и заключавшийся в том, что дож выезжал в море и бросал в него перстень. Море должно было быть покорно Венеции, как жена мужу.

вернуться

16

Великая Лондонская чума — эпидемия 1665 года, унесшая до ста тысяч жертв.

вернуться

17

Был ли он самим священником… или конгломератам из всех четырех… — Здесь перечисляются персонажи ранее упомянутого романа Гольдсмита.

вернуться

18

Роджер де Коверли — имя, которым один из издателей сатирико-нравоучительного журнала «Зритель» (1711—1714) Д. Аддисон назвал вымышленного постоянного персонажа своих очерков — сельского дворянина. Имя сэра Роджера было позаимствовано из народной песенки «Роджер из Коверли».

1
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело