Хранительница его сокровищ (СИ) - Кальк Салма - Страница 71

— Берите, берите, — усмехнулся он. — И используйте. Помнится, был какой-то разговор о недостатке брошей у одной девицы.

Тилечка осторожно взяла брошь, осмотрела её со всех сторон. Спросила:

— Там… какая-то магия?

— Верно, — кивнул он. — Сможешь понять, как активировать?

— Не знаю, — Тилечка принялась ощупывать брошь кончиками пальцев. — Ой, вот. Наверное. Но я не вижу, что оно делает, — показала на ничем на Лизаветин взгляд не примечательную деталь узора.

— Правильно, здесь нужно нажать. А вот теперь вторая часть, без неё смысл понять невозможно. Для вас, госпожа моя.

Он жестом фокусника протянул Лизавете такую же брошь, только с зелёным камнем — прекрасного насыщенного цвета. Лизавета взяла, неуверенно оглядела.

— Я-то не маг, мне зачем?

— Для красоты, вестимо. И для пользы, — усмехнулся он. — Нажмите, не важно, кто из вас это сделает.

Тилечка тронула свою брошь.

— Ничего не понимаю, — произнесла она, и её голос, громко прозвучавший в тишине комнаты, продублировался в Лизаветиной броши.

Тилечка аж подпрыгнула.

— Ничего себе, — покачала головой Лизавета. — Средство связи на расстоянии?

— Именно, госпожа моя. И скажу я вам, расстояние значения не имеет.

— А так бывает? — усомнилась Лизавета.

Даже наисовременнейшая ей сотовая связь не работала в определённых местах. И здесь, к слову, тоже.

— Бывает. Это очень хороший старый артефакт. Так что, госпожа Аттилия, если вдруг что — вы сможете не только швыряться молниями сами, но и позвать на помощь кого-нибудь ещё. Делать это в хорошей компании сподручнее.

— Спасибо, — прошептала Тилечка. — А у меня ничего нет. Это про госпожу Элизабетту мы придумали. Можно, я вас хотя бы поцелую?

— Тилечка, о таком не спрашивают. Если считаешь нужным — подходи и целуй, разберёшься потом, — тепло улыбнулся он.

Она рассмеялась, подошла, поднялась на цыпочки и поцеловала его в обе щеки. Он галантно склонился к её руке, но она выдернула из его ладони свои пальцы и убежала — только её и видели.

— Учите девочку плохому? — усмехнулась Лизавета.

— Кто ж ещё её научит-то, скажите? Вы ей в этом не советчик, а толкового родителя у неё нет, и не было никогда, как я понимаю. И наш друг Астальдо на эту роль не годится совершенно. Например, вы знаете, что она вчера в тёмном коридоре залепила Раньеро молнией в ухо? — о нет, он не сердился, он смеялся.

- Нет, — изумилась Лизавета. — Он не отстаёт от неё?

— Уже отстал. Мы поговорили, и он отстал. Нет, она ему не слишком-то и была нужна, так, просто. Тилечкой сложно не восхититься. Я посоветовал ему не ждать её в тёмных коридорах, а выставлять себя в наилучшем свете и на свету, простите за неудачное выражение. Но всё это сейчас не имеет никакого значения. Потому что мы отвлеклись.

— От чего? — не поняла она.

— От поздравлений и подарков, конечно же. Брошь — это польза. К слову, их исходно три, и третья — у меня.

— О как. И вы её носите?

— Теперь буду, — он показал на свой расшитый дублет, и там среди цепей сложного плетения сверкала такая же брошь, камень был насыщенно-синим. — И не стесняйтесь звать на помощь, понятно?

— Да, спасибо, — ну вот, опять он о ней заботится.

А она так, по мелочи.

Он же тем временем достал из поясной сумки что-то ещё.

— А это просто так, без особого смысла, — он молниеносно застегнул на её шее какую-то штуку.

Лизавета потрогала — бусы. Попробовала увидеть — вроде, жемчуг. Взяла шкатулку от госпожи Клары, в её крышке было небольшое зеркало. Жемчуг, мать его. В три ряда. Крупный, ровный, белый.

— Это называется — без особого смысла? — проговорила она.

— Ну да, — пожал он плечами. — У видной дамы не должно быть голой шеи, это непорядок. У юной девицы — может, она выйдет замуж, и муж, если он хоть чего-то стоит, ту шею прикроет. А вы дама видная и красивая, на вас обращают внимание, муж же ваш где-то там потерялся, да и ладно. И раз я могу исправить это упущение, то беру и делаю. И желаю вам в будущем году не знать печалей, не иметь врагов и быть счастливой, — он привалился к стене и просто смотрел на неё, а она словно замерла и не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться.

В коридоре что-то грохнуло, оба отмерли.

— Спасибо вам, господин Фалько, — она как могла учтиво кивнула. — И позвольте тоже поздравить вас с наступающим годом. Увы, я не знаю, чем закрывают шею здешние достойные кавалеры.

Лизавета достала из сундука ту синюю сумку и протянула ему. Он взглянул на неё, на сумку, улыбнулся, взял. Рассмотрел.

— Откуда ж вы взяли такую красоту?

— Встретилось, — подала она плечами. — Я подумала, что вам подойдёт. Мне сказали, что такой корабль у вас есть.

— Точно, есть, — он смотрел то на неё, то на предмет в своих руках. — И место на поясе найдётся, — он принялся открывать и смотреть, что внутри.

Вытащил обшитый кружевом кусок ткани, развернул. Посмотрел на неё, потом на платок. И снова на неё. Она растерялась.

— Мне показалось, что такой предмет не будет неуместным, — пожала она плечами.

Неужели ошиблась? Или просто чего-то не знает?

— Постойте. Я правильно понимаю, что эту вещь вы сделали своими руками? Я даже догадываюсь, когда.

— Правильно догадываетесь, — кивнула она. — Вчера. Раньше я никак не успевала.

— Госпожа моя, любая вещь, которую сделали специально своими руками и подарили — бесценна, — улыбнулся он.

— Но это же просто платок.

— Нет, не просто. Когда делаешь что-то для кого-то, думаешь об этом человеке, хочешь ты того или нет. Что-то вкладываешь в свою работу.

— Я думала, что вы очень много для меня делаете, и нужно подарить вам хотя бы маленький подарок.

Он свернул платок, сложил его обратно в сумку, а сумку подцепил на пояс. Разместилось идеально, тем более что сегодня и подкладка дублета у него была синяя. Шагнул к ней.

— Тут, я думаю, поцелуями не отдаришься. Но я попробую.

Миг — и он обнял её, по-настоящему обнял, а не между делом, снимая с седла, или как там ещё у них было раньше. Она успела только вздохнуть, и он поймал тот вздох своими губами, и она слышала стук его сердца — ничуть не спокойней, чем у неё самой. Обхватила его за шею и сама потянулась к нему — не разбирая ничего, не думая ни о чём, только бы соприкоснуться с ним, чувствовать его — хоть немного и недолго.

— Госпожа Элизабетта, — донеслось из коридора, — господин Фалько, вы там где? Ждут только вас!

В мир вернулась резкость. Опустились руки. Хотелось не расставаться с ним, но, похоже, ещё не прямо сейчас.

Он улыбнулся ей, взял за руку и повёл вниз, за праздничный стол.

Праздничный стол был… праздничным столом. Накрытым в огромной зале первого этажа, а зала была украшена мелкими разноцветными, явно магическими огоньками. Гирлянд у них тут не было, а вот магия — была, тем и спасались, очевидно.

За стол позвали всех обитателей дома, и все принарядились. Но всё равно прислуга то и дело подскакивала подать-принести-донести-вытереть и что там ещё бывает. Ага, а потом приходи обратно за стол, садись и делай вид, что так и надо. Не проще ли сначала накормить хозяина и его прожорливых гостей, а потом уже пойти и повеселиться самим? Да ладно, местные порядки — дело местных.

Лизавета понимала, что все мысли о местных порядках были только для того, чтобы не переживать ежеминутно тот поцелуй. Она уже забыла, каково это — когда тебя не просто мазнут по щеке сухими губами, или ткнутся ими же на секунду в твои губы. Чёрт возьми, ведь поцелуй бывает и лаской, и откровением, и признанием… Поднять глаза на Сокола было страшно — что там? Вряд ли подобное же смятение, скорее — уверенность и превосходство. Или просто поцеловал да поцеловал. Мало ли, кого, и по какому поводу. Да в конце-то концов, что, с кем поведёшься, да? Она не Тилечка, ей не шестнадцать лет и её в жизни, гм, целовали, и не раз. Поэтому — спокойно, Лизавета Сергеевна, у людей тут праздник, вот и празднуем.