Барнеби Радж - Диккенс Чарльз - Страница 23

• Предыдущая
• 23/171
• Следующая

– Сэр? – сказал Джон.

Гость попросил подать ему чернил, перо и бумагу. На высокой каминной полке нашелся старый, запыленный письменный прибор. Поставив его перед гостем, Джон пошел было к двери, но тот знаком вернул его.

– Здесь неподалеку есть усадьба, – промолвил он, написав несколько строк, – которая, если не ошибаюсь, называется Уоррен. Он произнес это тоном человека, который знает все, а спрашивает только для проформы, поэтому Джон удовольствовался тем, что кивнул головой и кашлянул в руну, вынув ее для этого из кармана, а затем сунул ее обратно.

– Эту записку, – сказал приезжий, пробежав глазами написанное и складывая листок, – нужно доставить туда как можно скорее и принести ответ. Найдется у вас кого послать? Джон с минуту соображал, потом ответил, что найдется. – Так пришлите его ко мне. Джон смутился. Так как Джо был в городе, а Хью чистил гнедого, он рассчитывал послать с этим поручением Барнеби, который только что забрел в «Майское Древо» после одной из своих прогулок. Дурачок готов идти куда угодно, если уверить его, что ему поручается важное и ответственное дело. Но как быть теперь?

– Видите ли, сэр, – начал Джон после долгого молчания, – тот, кого я хочу послать, сбегает проворнее всякого другого, но он вроде как не в своем уме, это у него от рождения, сэр. На ногу он скор и надежнее самой почты, а столковаться с ним, сэр, трудненько – голова не в порядке.

– Вы говорите об этом – как его – Барнеби? спросил джентльмен, подняв глаза и всматриваясь в мясистое лицо Джона.

– Да, да. – Физиономия Джона выразила крайнее удивление.

– Как он здесь очутился? – откинувшись на спинку кресла, продолжал спрашивать гость все тем же неизменно ровным и любезным тоном и с той же приветливой улыбкой, никогда не покидавшей его липа. – Вчера вечером я видел его в Лондоне.

– Он всегда так: сегодня – здесь, завтра – там, отвечал Джон, по обыкновению не сразу, а подождав, когда вопрос дойдет до его сознания. – Иногда шагает, как люди, иногда бегом бежит. Его на наших дорогах все знают, – ну и подвезут кто на телеге или в повозке, кто подсадит сзади к себе на седло. Он ходит и в самые темные ночи, ему дождь и ветер, снег и град – все нипочем.

– И часто он бывает в этом Уоррене? – небрежно спросил гость. – Вчера его мать, помнится, говорила мне что-то об этом, но я не очень-то прислушивался к словам доброй женщины.

– Так точно, сэр, он там частый гость. Его отец, сэр, был убит в этом доме.

– Да, да, слышал, – отозвался гость все с той же милой улыбкой, доставая из кармана золотую зубочистку. – Очень неприятно для семьи.

– Очень, – подтвердил Джон с некоторым замешательством. Его, кажется, осенила смутная догадка, что слишком уж легким тоном гость говорит о столь трагическом событии.

– После убийства, – продолжал между тем этот джентльмен, словно рассуждая сам с собой, – обстановка в доме бывает, должно быть, очень тяжелая… Суматоха, ни минуты покоя… все мысли и разговоры вертятся вокруг одного и того же… Люди бегают вверх и вниз по лестнице, уходят, приходят – невыносимо! Не пожелаю этакой беды ни одному из тех, к кому я хоть сколько-нибудь расположен. Право, это может испортить жизнь человеку… Вы хотели что-то сказать, мой друг? – добавил он, обращаясь к Джону.

– Я хотел вам только сказать, что миссис Радж получает от владельца Уоррена небольшую пенсию, тем они с сыном и кормятся. А Барнеби в Уоррене прижился как кошка или собака, – заметил Джон. – Так послать его с вашей запиской, сэр?

– Да, разумеется, пошлите! И позовите его, пожалуйста, сюда, я сам велю ему поторопиться. Если он не захочет идти, скажите, что его зовет мистер Честер. Думаю, он помнит мою фамилию.

Услышав, кто его гость, Джон был до такой степени поражен, что ничем – ни словом, ни взглядом – не смог выразить своего удивления и вышел из комнаты с совершенно спокойным и невозмутимым видом. Говорят, что, сойдя вниз, он целых десять минут по часам молча смотрел на котел и все время не переставал качать головой. Такое утверждение очень похоже на правду, ибо прошло безусловно не менее десяти минут, прежде чем Джон вместе с Барнеби снова появился в комнате приезжего.

– Подойди ко мне, дружок, – сказал мистер Честер. – Ты знаешь мистера Джеффри Хардейла?

Барнеби засмеялся и посмотрел на хозяина, как бы говоря: «Слышите, что он спрашивает?» А Джон, крайне шокированный таким нарушением приличий, приложил палец к носу и с немым укором покачал головой.

– Да, сэр, он его знает, – ответил он за Барнеби, косясь на дурачка и хмуря брови, – знает так же хорошо, как вы и я.

– Я-то не имею удовольствия близко знать этого джентльмена, – возразил мистер Честер. – Так что говорите только за себя, мой друг.

Сказано это было все так же спокойно и приветливо, с той же улыбкой, но Джон почувствовал, что его «осадили», и, считая, что потерпел такой афронт из-за Барнеби, дал себе слово при первом удобном случае хорошенько лягнуть его любимца-ворона.

– Вот это передай мистеру Хардейлу в собственные руки, – сказал мистер Честер, запечатав тем временем письмо и знаком подзывая своего посланца. – Подожди ответа и принеси мне его сюда. Если же мистер Хардейл сейчас занят, скажешь ему… Хозяин, может он что-нибудь запомнить и передать на словах?

– Может, если захочет, – ответил Джон. – А вашего поручения он не забудет.

– Почему вы так в этом уверены?

Джон вместо ответа только указал на Барнеби, который, вытянув шею, серьезно и пристально смотрел в лицо мистеру Честеру, энергично кивая головой.

– Так вот, Барнеби, скажешь ему, что, если он сейчас занят, я охотно подожду его ответа. А если ему угодно прийти сюда, я рад буду встретиться с ним сегодня вечером в любой час… Ведь в крайнем случае у вас найдется для меня постель на одну ночь, Уиллет?

Старый Джон, чрезвычайно польщенный этим фамильярным обращением, доказывавшим, что его имя известно знатному гостю, ответил внушительно:

– Еще бы, сэр, разумеется!

Он уже мысленно сочинял панегирик своей лучшей кровати, но мистер Честер прервал его размышления, отдав Барнеби письмо и наказав ему бежать во всю прыть.

– Прыть! – повторил Барнеби, пряча письмо за пазуху. – Прыть! Если хотите видеть настоящую прыть, подите сюда. Вон сюда!

И, к ужасу Джона Уиллета, он схватил мистера Честера за рукав тонкого сукна и, бесшумно ступая, подвел его к окну.

– Глядите вниз, – сказал он тихонько. – Видите, как они шепчутся? А теперь принялись плясать и прыгать, делают вид, что забавляются. Смотрите, как они останавливаются, когда думают, что за ними никто не следит, и опять шепчутся. А потом начинают вертеться и скакать. Это они радуются, что придумали какие-то новые проказы. Ишь как взлетают и ныряют!.. А вот опять шепчутся. Им и невдомек, что я часто лежу на траве и наблюдаю за ними. Интересно, что такое они замышляют? Как вы думаете?

– Да это же просто белье, – сказал мистер Честер, такое, как мы все носим. Оно сушится на веревках, а ветер качает его – вот и все.

– Белье! – повторил Барнеби, близко заглянул ему в лицо и отскочил. – Ха-ха! Право, гораздо лучше быть дурачком, чем таким умником, как вы все. Вот вы не видите там того, что я. Ведь это же призраки вроде тех, что снятся по ночам! Вы не видите глаз в оконных стеклах, не видите, как духи мчатся вместе с сильным ветром, не слышите голосов в воздухе, не видите людей, что скользят тихонько в небе, – ничего! Мне живется гораздо веселее, чем вам со всем вашим умом. Нет, это вы – глупые люди, а мы – умные. Ха-ха-ха! Я бы не поменялся с вами, нет, ни за что!

Прокричав это, Барнеби взмахнул шляпой над головой и стрелой вылетел из комнаты.

– Странное существо! – сказал мистер Честер и, достав из кармана красивую табакерку, взял понюшку табаку.

– Ему не хватает смекалки, – с расстановкой и после долгой паузы изрек мистер Уиллет. – Соображать не способен, в этом все дело. Я не раз и не два пробовал расшевелить в нем эту самую смекалку, – добавил Джон конфиденциально. – Но ничего не вышло. Такой уж он уродился. Вряд ли стоит говорить, что мистер Честер выслушал Джона с улыбкой – ведь эта приятная улыбка никогда не сходила с его лица. Но затем он решительно придвинул свое кресло поближе к огню, давая этим понять, что хотел бы остаться один. И так как у Джона не было больше никакого предлога задерживаться, он вышел из комнаты. Пока для гостя готовился обед, Джон Уиллет усиленно размышлял. И если мозг его временами работал не так четко как всегда, то это можно с полным основанием объяснить тем, что Джон в этот день очень уж часто качал головой, от чего изрядно путаются мысли. А как можно было не качать головой?

• Предыдущая
• 23/171
• Следующая