Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 51

Немного подумав, Наталья достала мой мобильный.

— Ты позвонишь ему и попросишь привезти картину. Сделаешь это так, чтобы он ничего не понял.

— А может, сами меня попросите, раз она вам так нужна? — раздался голос. Мы с Натальей вздрогнули одновременно, она обернулась к дверному проему. В нем, прислонившись плечом к косяку, стоял Рогожин.

Я так удивилась, что даже забыла о происходящем. Как он тут оказался? Как вошёл? Слышал наш разговор? А главное, что теперь будет? Наталья, видимо, задавалась теми же вопросами, взгляд её метнулся по сторонам, но в моей маленькой квартире бежать некуда.

— Лучше не рыпайтесь, — Рогожин, кажется, прочитал её мысли. Николаева почти тут же взяла себя в руки.

— Ты ничего не докажешь.

— Того факта, что она связанная, уже достаточно, чтобы предьявить уголовку. А вот это будет дополнением, — вытащив телефон, Илья нажал на экран, и комната наполнилась голосом Натальи. Она закусила губу, но страха я не наблюдала, скорее, думала, что делать дальше. Железная выдержка. Неудивительно, после стольких дел… Рогожин, выключив запись, убрал телефон в карман, говоря:

— Я пока думаю, куда лучше звонить: в полицию или вашему отцу.

Вот тут самообладание ей изменило, лицо исказила гримаса, и она бросилась на Рогожина, пытаясь оттолкнуть и выбежать в коридор. Но тут же была схвачена.

— Кажется, придётся вас связать, — вздохнул он, практически бросив её в кресло. Ударившись о деревянную ручку, женщина поморщилась.

— Ты за это ответишь, — прошипела ему.

— Ваша песня спета, поймите, наконец, — ответил он, набирая на мобильном номер.

Все-таки вызвал полицию. Меня развязал, я прятала взгляд, боясь смотреть ему в глаза. Он ведь не просто так пришёл, что хотел? Что еще придумал? Должна бы сказать спасибо, потому что спас, почти наверняка, от смерти, а я молчала, устроившись в кухне с кружкой чая. Он сидел в комнате с Натальей. Вот так в тишине мы и пробыли до приезда полиции. Началась нудная часть, нужно было что-то рассказывать, подписывать, отвечать на вопросы. Наталья молчала, заявив, что без адвоката не скажет ни слова. Нас всех повезли в отделение, где меня мучил вопросами здоровенный усатый мужчина, назвавшийся следователем. Сквозь дикую усталость я рассказывала. Ещё на квартире Рогожин представил все как случайность. Он якобы хотел сделать мне сюрприз, потому заходил в квартиру тихо (ключи у него были, он же мой возлюбленный). Услышал разговор, поняв, что происходит, записал часть на диктофон.

Я придерживалась той же версии, потому что не знала настоящих причин его появления. Думать о них не хотелось, хотелось лечь и выспаться, слишком много всего для одного человека. Слишком много.

Дома я оказалась к трём часам ночи и рухнула в постель, стянув одежду.

А утром, приняв душ, сидела с чашкой кофе, вспоминая подробности вчерашнего вечера и ощущая потерянность. Все, загадки раскрыты, злодеи наказаны? Ну или почти наказаны. По крайней мере, мне ничего не угрожает. И вместе с облегчением образовалась пустота. Словно я лишилась определенной точки опоры, не дававшей двигаться вперёд. А теперь нужно жить дальше.

Звонок в дверь прервал мои размышления. Нахмурившись, я пошла открывать и увидела в глазок Рогожина. Охватила предательская дрожь, а потом я вспомнила его ледяной взгляд, и успокоилась. Выдержу, не сломаюсь.

Открыла дверь, он окинул меня взглядом, я некстати сообразила, что после душа просто накинула халат. Ничего, переживёт, полуголой девицей Илью вряд ли удивишь.

— Можно войти? — спросил меня. Развернувшись, я удалилась в комнату, оставив дверь открытой. Села на край кровати. Он замер в дверном проеме, как и вчера. Смотрел хмуро, видимо, думал, я начну от радости прыгать, благодаря за спасение? Сначала жизнь мне разломал, а теперь приходит посмотреть?

— Ничего не скажешь? — задал Илья вопрос.

— Спасибо, — кинув на него взгляд, отвернулась к окну.

— И все? — усмехнулся Рогожин. Резко повернувшись, посмотрела на него. Поднявшись, приблизилась, продолжая заглядывать в глаза, наблюдая, как взгляд его меняется, становясь холодным, жестким. Ничего не изменилось. Ничего. Независимо от того, спас он меня или нет.

— А что ты хочешь? — задала вопрос. — Придумал новый способ унизить? Ты скажи, я все сделаю. — Взгляд его теперь прожигал насквозь. А я продолжала. — Хочешь, я тебя ублажу? Прямо сейчас? — расстегнув ремень, села на колени, наблюдая, как он со злостью сцепил зубы. И когда потянула вниз молнию джинсов, Рогожин толкнул меня, бросая:

— Дура, — и развернувшись, направился к выходу. Я засмеялась ему вслед, но когда закрылась дверь, заплакала, обхватывая колени, продолжая сидеть на полу. Я знаю, что ничего не будет. Быть может, он просто пожалел меня и потому помог. Но его жалость ещё хуже ненависти. Любить не может, пусть лучше ненавидит. Ненависть встанет между нами стеной навсегда, оградив друг от друга. А боль… Боль когда-нибудь утихнет.

До вечера было спокойно. Придя в себя, я перебралась на диван и под болтовню героев фильма уснула. Проснулась от очередного звонка в дверь. И даже испугалась: Илья вернулся? Но на этот раз за дверью стоял Абрамов. Увидев его в глазок, я предательски решила не открывать, но все же пересилила себя. Мужчина был хмур, но увидев меня, опять растерялся, окидывая взглядом, в котором скользнула нежность, сменившаяся усталостью.

— Можно? — поинтересовался Абрамов, и я, кивнув, пропустила его в прихожую. Мы прошли в кухню, я щёлкнула кнопкой чайника. Пока он грелся, сидели в тишине, кидая друг на друга взгляды. Налив чай, я устроилась с чашкой напротив него и наконец посмотрела в глаза. Красивый, сильный, мелькнуло в голове. Отец. Человек, который дал приказ убить Гарри. Который, наверняка, давал подобные приказы не раз. Человек, лишившийся любимой женщины и ребёнка. Что я могу ему сказать? Нет, я просто не нахожу слов.

— Прости, — тихо произнёс Абрамов, я замерла, отводя взгляд. Усмехнувшись, спросила:

— За что именно?

Устало потерев лицо, Абрамов вздохнул.

— Наталья рассказала мне все. С самого начала. Я был шокирован, даже больше — почти уничтожен. Да, она мне не родная дочь, но этого мало, чтобы совершать подобное… Да, я никогда её не любил, ни её, ни мать, не скрывал этого, не думал, что могут быть последствия. Сам виноват, она же была ребёнком… Ей нужен был отец, и я ведь давал согласие им стать, но на деле ничего не было. Никакой семьи. Когда встретил Веру… Понимаю, это глупо звучит, мне было сорок, ей восемнадцать, но я действительно полюбил. Впервые в жизни. А потом она забеременела…

— Как же вы её не нашли? — вырвалось у меня. Этим вопросом я и раньше задавалась. Человек с его связями должен был Веру отыскать на раз-два. Абрамов сцепил зубы, в глазах мелькнула боль. Руки сжали чашку, но через мгновенье отпустили.

— Мы сошлись в тяжёлые времена, Алиса. После развала Советского Союза начался беспредел, все пытались выжить, как могли. Я в том числе. У меня было много врагов, искавших способ отомстить или сместить меня с моего места. Я боялся, что если узнают о Вере, то используют её. И прятал, как мог. За беременностью наблюдал частный доктор, мой хороший знакомый. Вера мне никогда не звонила, только я ей. Такая была договорённость. Вечером мы поговорили, все было нормально. Утром я уехал на важные переговоры, позвонил ей уже после обеда. Телефон оказался недоступен. Такого не бывало, и я сразу забеспокоился. Поехал на квартиру, там никого, дверь открыта, все на месте. Я подумал сначала, рожает. Набрал доктора, ему она тоже не звонила. Тогда помчался в местный роддом. Больше Вере некуда было. Главврач оказался на месте, на мой вопрос ответил, что Вера Москвина к ним не поступала, — Абрамов зло усмехнулся, — теперь, после рассказа Натальи, понимаю: мужик просто испугался. Видел, что я из себя представляю, понимал, я с него живым не слезу: и за погибшую Веру, и за украденного ребёнка спрошу. Но я тогда этого не замечал, ничего не замечал, и поверил. Подключил людей, чтобы все больницы, морги обыскали. Но результата не было. Главврач сумел себя обезопасить.