Охота на журавлей (СИ) - Николаева Ольга - Страница 46

- Она что же… с вашим мужчиной, да? - внезапно озарило понимание, что за интерес у этой крашеной - а он теперь это  видел по отрастающим корням - немолодой, уставшей женщины. Такой же, в принципе, что и у него. - Тоже свое охраняете?

- Миша. Сделай так, чтобы твоя жена вернулась к тебе и даже не думала больше смотреть по сторонам. Иначе будет плохо. Всем.

И он ей поверил. Тем более, что и сам планировал вернуть Арину к себе, а там уже дальше разбираться, что она творила и зачем. Неважно. Отпускать он ее никуда не хотел.

Только вот… Он всегда считал, что говорить не умеет. Вернее, разговаривать. А в этот раз высказался. Да так, что решил все одним разом.

Арина вернулась где-то в середине следующего дня. Миша так и не ложился. Просто сидел на диване в прихожей и ждал. Иногда вставал, чтобы налить себе новую порцию дрянного растворимого кофе. Потом выливал почти полную кружку в раковину - не лезло.

Наверное, раздражение и усталость с ним сделали то, что он никогда не мог себе простить:

- Иди туда, откуда пришла. - Первое, что смог сказать вошедшей в квартиру девушке. Откуда взялись эти слова? И под гипнозом у психиатра, наверное, не признался бы…

- Как скажешь…

А потом он, будто со стороны, наблюдал, как Арина собирает свои вещи. Смотрел, молчал и ждал, когда же закончится эта дурацкая комедия, или трагедия, или как еще эти представления называются? Почему-то, ему казалось, что сейчас ей должно надоесть, она сядет, посмотрит ему в глаза, и все сразу же станет на свои места.

Отчего-то, ничего не вставало. Только увеличивался объем сумок, поставленных перед дверью, в которые Арина методично складывала одежду, косметику, какие-то мелочи, собранные из спальни, ванной, кухни…

- Пусть они пока здесь постоят, ладно? Я все сразу не унесу. Заскочу позже за остальными, постараюсь на глаза не попадаться… - Миша подумал, было, что ему просто кажется голос жены, такой спокойный, рассудительный. Но нет. Она стояла прямо перед ним, смотрела в глаза и, очевидно, ждала ответа.

- Арин, подожди, куда ты? Зачем эти сумки? Что ты придумываешь? - Он подскочил, схватил ее за руки, пытаясь притянуть к себе. Совершенно неважными стали все ее «прегрешения», которые казались страшными всего несколько часов назад. Главное - это никуда ее не отпускать!

- Туда, откуда пришла, Миш. Ты же сам об этом сказал.

- Малыш, неужели, ты эту ерунду всерьез приняла? - он даже придумать не мог, как оправдаться. Прекрасно понимал - такие слова просто так не прощают.

- Миш, а ты разве не в курсе, что я всегда все принимаю всерьез? И никогда с тобой ни о чем не шутила?

- Да, Арина. Я в курсе. Давай, может быть, поговорим обо всем, что случилось?

Хохот. На грани истерического. Вот, что он в ответ услышал. Потом пауза и снова хохот.

- Поздно разговаривать, милый. Не находишь? Все уже поздно, Миша. Хватит уже портить друг другу жизнь. Мы никогда с тобой не понимали того, что пытались высказать. Так зачем еще время тратить? - неожиданно спокойный и сдержанный тон Арины, удивил и испугал еще больше, чем ее смех, звучавший до этого.

- Может быть, как раз пришло время сесть и обсудить все, наконец?

- Нет. Самое главное ты мне уже сказал. И я, действительно, уже не хочу  с тобой разговаривать.

- Арина… - оставался единственный выход: обнять и удерживать силой. Миша попытался. Но жена догадалась, что он планирует, выставила руки вперед и угрожающе мотнула головой, не подпуская.

- Я ухожу, Миш. Ключи от квартиры в почтовый ящик брошу, когда вещи заберу. Постараюсь как можно быстрее это сделать.

Подхватила сумку и выскочила в подъезд. Дверь захлопнула за собой, да еще и ключ снаружи дважды провернула - видимо, для надежности. Чтобы выскочить сзади не успел.

И он снова слушал, как дробно стучат каблучки по ступенькам подъезда. Понимая, что только что его счастье улетело…

Ирина Петровна, для близких - просто Ира, любила в своей жизни очень немногих. Себя, своего сына, мужа, родителей. Именно в таком порядке и только в таком количестве. На остальной окружающий мир она свои чувства не растрачивала. И не потому, что их ей мало было, или могло на близких не хватить. Нет. Любовь ее была огромной, безграничной и безжалостной. Но никто посторонний не смог бы ее заслужить. Круг же «не-посторонних» Ира уже сформировала для себя, и ничего в нем менять не собиралась.

Сергей… Ее гордость. Ее вечный страх, вечная радость и вечная боль. Когда-то увидела в молоденьком пареньке, не хватающем звезд с неба, очень хороший потенциал. Помогала. Развивала. Двигала. Защищала и выгораживала, когда он палился на каких-то почти детских мелочах. Влюбилась однажды, безнадежно и окончательно. Жалела потом неоднократно, однако, справиться с этим чувством так и не смогла.

Знала, что в двадцать восемь лет быть старше двадцатилетнего мужчины совсем не страшно, а вот в тридцать восемь ты можешь показаться тридцатилетнему почти старухой… В сорок восемь пропасть между вами рискует оказаться совсем уж непреодолимой.

И она делала все, чтобы сократить эту пропасть, каждый день и каждую ночь старалась. Порой даже Дима, сын, начинал ревновать ее к отчиму и требовать хоть немного внимания в свою сторону. Ира каялась и старалась делить свое время и силы так, чтобы поровну доставалось обоим самым важным мужчинам в ее жизни.

Однако, опыт, интуиция, какое-то звериное чутье  и житейская мудрость подсказывали: когда-нибудь Сергей уйдет. Просто потому, что это обязательно должно случиться.

Но это было неожиданно, как бы Ира ни готовилась, как бы ни старалась быть во всеоружии.

Потому - отпустила. Молча, без истерик  и падения на колени. Без показательных казней и без тихих козней. Она просто не понимала, как это могло произойти. Сережа - и ушел? Когда поняла и осознала, когда поверила факту, что соседняя подушка пустует уже несколько ночей подряд, и дело - совсем не в командировке… Ира решила, что спешить уже некуда, и никакой не будет пользы, если она поторопится. Лучше дать беглецу возможность прочувствовать - каково это, жить без ее поддержки и помощи.

Она молчала, била себя по рукам, когда очень хотелось набрать его номер и, как раньше, поболтать обо всем, что случилось за день. Иногда забывалась и окликала Сергея на работе, а когда он оборачивался - понимала, что нечего сказать. Вернее, слов-то было много, и разных, но она уже не имела права их говорить. Потому, что теперь они были просто начальницей и подчиненным.

Ире казалось, что больнее самого расставания быть ничего не может. Нет. Ошибалась. Увидеть, как любимый мужчина целует другую у тебя на глазах, ничего не стесняясь: вот, где настоящая боль. Пережив это потрясение, она решила: костьми ляжет, но этих двоих заставит пропустить сквозь себя что-то намного большее, что-то, в разы страшнее, чем ощущения Ирины. А Сергей никуда не денется и вернется обратно. И уже от Иры будет зависеть, возьмет она его к себе или не возьмет.

Иру не раз подмывало как-нибудь наказать дрянную девчонку, посмевшую позариться на ее мужа. Вот просто взять и выгнать с работы. Да так, чтобы слезами умылась, на коленях ползала, вымаливая прощение. А Ира бы издевалась над ней и, конечно же, ни за что не простила бы.

А порой, чем дальше, тем чаще, безудержно тянуло к Сергею. Звонить ему, звать обратно домой, а потом обнимать, целовать, холить и лелеять. Делать все, чтобы он даже не задумался больше, что где-то без Иры может быть хорошо. Днем еще как-то держалась: на работе - подчиненные, дома - сын, всегда на виду, всегда обязательно быть в форме, делать вид, что все у нее отлично. И никакие изменения в личной жизни совершенно не могут повлиять на ее настроение. В общем, прикидывалась, что невелика эта потеря - Сергей. Подумаешь, «баба с возу - кобыле легче», как говорится. Ей с Димой, действительно, очень даже неплохо жилось. Сын, слава богу, умничка, старался не напоминать о том, что в их маленькой семье пропал один немаловажный член. Как будто и не было в их жизни никакого Сергея. Привиделось, не более того.