Три судьбы - Рой Олег - Страница 10

– Судя по всему остальному, специально добавили, чтобы казалось, что из разных источников.

– А источник один? Отвечаешь?

– Я химик.

Якут результатом оказался почему-то очень доволен.

Гест же тогда порядком запаниковал. Случай вроде пустяковый, но: коготок увяз – всей птичке пропасть. Только полгода спустя более-менее успокоился. Постарался выбросить неприятный инцидент из головы. Больше к «гадости» не привлекают – чего еще желать. Прочее как-нибудь само образуется. Появится шанс обрести самостоятельность, непременно появится, надо лишь внимательно смотреть вокруг, наблюдать и делать выводы.

Он прилежно изучал новорожденный рынок, искал варианты. Лезть в пекло не хотелось, но постреливали во всех «нишах», кроме совсем уж никчемушных. Конечно, авторитет Якута его прикрыл бы, только какая же это самостоятельность, если под защитой «старшего брата». И Валентин выжидал.

– Эй, химик, ты чего это? Девочки, что ли, не нравятся, или, боже упаси, брезгуешь?

Валентин вздрогнул. Да, задумываться было не время и не место.

Заморочек с «уважаешь – не уважаешь» и тому подобными искусственными сложностями он до сих пор толком не понимал, но понимал другое: в Риме веди себя как римлянин. И если тебя приглашают в баньку, непременно с девочками, не отказывайся. Ибо банька – это знак приближенности, привилегия своего рода, и пренебречь – дать себя заподозрить в нелояльности. Если не хуже.

Проститутками он не то чтобы брезговал – просто не любил их. Их фальшивую страстность, плохо скрываемое равнодушие. Резиновые куклы с небогатым набором механических фраз. Его бы воля – и вовсе никогда с ними дела бы не имел. Поэтому он старался на таких вот мальчишниках активнее предаваться чисто банным радостям. А тут, извольте, задумался. Из-за таких вот пустяков жизнь и рушится…

Мысли неслись стремительно: свести все к шутке? Но как? И быстрее, быстрее!

Он потянулся, равнодушно оглядел отдыхающих на мраморной ступеньке девиц, моментально приходя в «боевую готовность» (с чем-чем, а с потенцией у него никогда проблем не было, скорее наоборот: вроде и нет особого желания, а стояк – что твой Александрийский столп). На низком столике грудой лежали пестрые упаковки презервативов. Якут уверял, что девицы чистенькие, проверенные, но Валентин осторожничал – сказать-то что угодно можно, проще заранее «соломки подстелить». Впрочем, сам Якут тоже резинками пользовался.

Все с тем же равнодушным лицом Валентин вскрыл один из квадратиков, привычно, не глядя, натянул «паутинку». Так же, почти не глядя, выдернул к себе одну из девиц, развернул, нагнул – и методично, как актер из порно, оприходовал. Да еще и глумливую ухмылку на обращенном к Якуту лице не забыл изобразить. Девица постанывала и даже попискивала – точно как резиновая. Это было смешно, и он едва не сбился. Но удержался, завершил процесс, шлепнул по тугой попе и развалился подле Якута на прикрытом махровой простыней плетеном шезлонге.

Тот пару раз сдвинул ладоши – изобразил аплодисменты. Но недоумение с его лица не исчезло.

– И чего ж ты тогда? Для кого силы бережешь? Или и впрямь брезгуешь?

– Ни боже мой! – засмеялся Валентин. – Цыпочки миленькие, глядеть приятно.

– Глядеть? Чего на них глядеть, они тут для другого.

Гест пожал плечами:

– Скучно мне с ними.

Якут почему-то развеселился:

– Ну ты даешь, химик! Скучно ему! Это ж телки! Чего еще? Чтоб пели? Плясали? Ща скажем – и споют, и спляшут.

Валентин помотал головой, но Якута уже понесло:

– Пусть стихи читают, во! Эй ты. – Он поманил к себе щуплую рыжую девицу с неправдоподобно большим бюстом. – Стихи знаешь?

– Какие?

– Любые! Буря мглою небо кроет! Читай! Да с выражением, – прикрикнул он, когда рыжая забубнила послушно и монотонно: «Буря мглою небо кроет». – И с ритма меня не сбивай, подстраивайся, чего ты, вовсе дура, что ли? Пацаны, присоединяйтесь!

Забава неожиданно пришлась разомлевшим гостям по вкусу. Девицы, сперва растерявшиеся, неожиданно навспоминали множество текстов: от «Идет бычок качается» до письма Татьяны Онегину. Особенно когда Якут объявил, что та, которая знает больше всех стихов, получит премию.

От Валентина отстали. Кое-кто даже показывал издали большой палец: мол, если бы ты не заскучал, ничего бы Якут и не выдумал, а вон ведь как весело получилось!

Он улыбался в ответ, хотя по спине все еще пробегал пакостный липкий холодок пережитого страха. В этот раз все свелось к хохме, а если в другой раз повезет меньше? Если Якут будет в менее игривом настроении? Или кто-то сдуру позволит себе подколку в духе «ты вроде и не мужик вовсе»? Самому-то Гесту на чужую дурь плевать, но – в Риме веди себя как римлянин! – с этими их «понятиями» подобное оскорбление недопустимо даже в шутку. Придется драться. Может, и убивать. Нет, физической стычки самой по себе он не боялся: былой рукопашной подготовки не растерял еще, говорят же, навык не пропьешь. А пил он совсем немного, потому не сомневался, что справится с поддавшим и размякшим от банных радостей противником без труда. И даже если придется убить – ну что ж, коли дурак нарывается, сам виноват. Вот только вдруг этот противник окажется для Якута важен?

Последствия подобного раздора предвидеть трудно. Но вряд ли они могут оказаться хорошими или хотя бы терпимыми.

В поисках решения он даже к сексопатологу сходил: не знаешь, что делать с проблемой, – обратись к специалисту.

Пухленькие щечки специалиста розовели, как у младенчика, сквозь белобрысые волосики просвечивала намечающаяся лысинка – такая же розовая. В целом добродушный улыбчивый мужичок смахивал на поросенка. На очень симпатичного поросенка. Такому не стыдно рассказать о самых интимных подробностях.

Выслушав Геста, поросенок только ручками всплеснул:

– Все бы с такими проблемами приходили! Нет у вас их, дорогой мой человек. Не-ту.

– Да как же, если я на девиц, практически воплощающих сексуальность, и формы, и мордашки, все отлично… если гляжу на них, как… ну не знаю… как на голландский натюрморт: красиво, кто бы спорил, однако слюна не капает. Потому что картина – она и есть картина.

– Ага, – почему-то обрадовался специалист. – Ассоциацию вы привели очень полезную. Во-первых, в некотором смысле съедобную. Не Колизей какой-нибудь. Значит, мало-мальский аппетит эти объекты у вас вызывают.

– Ну… я же молодой, здоровый мужик, рефлексы, наверное… Только рефлексы эти – вот правда, как на картину: умом понимаю, что все изображенное очень вкусно, но в то же время помню, что – холст и краски.

– Однако ведь вы сами сказали, что при необходимости все отлично работает. То есть нет проблем ни с эрекцией, ни с преждевременным семяизвержением, ни наоборот.

– Наоборот – это как?

– Наоборот – это, дорогой мой человек, сухостой по-простому называется. Эрекция есть, процесс – пожалуйста, а разрядки не наступает, как ни старайся. Но это не ваш случай.

Гест помотал головой:

– Если собраться – ну вроде как надо значит надо – все нормально. Только как будто не со мной. Я же не порноактер, который по двадцать раз на дню этим занимается и ему уже все до лампочки. Что со мной не так?

– Да все с вами нормально. Главная эрогенная зона – это мозг. Собственно, она же – единственная. И визуальные раздражители, и тактильные, и обонятельные, о которых многие частенько как будто забывают, хотя тут опять же не ваш случай, – это все мозг. Но все перечисленное – первый, так сказать, уровень. Как у животных. А у человека еще и надстройка имеется. Интеллект, эмоции, ну там фантазии всякие. Вам неинтересно, когда задействован только первый уровень. В этом смысле ваша ассоциация с голландскими натюрмортами очень показательна. Очень уж она… интеллектуальная.

– И что мне с этими уровнями делать?

– Не понимаю. Зачем вам с ними что-то делать? Если проблем с «надо значит надо» нет, то… Нет, воля ваша, не понимаю.

– А если кто-то заметит, что я, так сказать, номер отрабатываю?