При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 28

— Не говорил, кто это сделал?

— Андрей привычки не имел жаловаться.

— Почему думаешь, что избили его непременно из-за женщины?

— Нюра Бояринцева мне рассказывала…

— Что?..

— Как возле ресторана «Сосновый бор» какой-то здоровый черный бугай Андрею фингал преподнес. Ну, а из-за чего ему могло влететь, как не из-за бабы? У Барабанова одна-единственная слабость была — тут и сомневаться нечего.

— Может, по злу Бояринцева наговорила…

— Ну, а синяк-то откуда у Андрея появился?.. Да, кажется, Нюра и не болтуха… Надо отметить, что Андрей с отпетыми бабенками не связывался, вкус у него что надо был!

— Кто ему мог позвонить насчет покупки машины?

— Почему «мог»? Из райпотребсоюза звонили… — Тропынин помолчал. — Вообще-то «Ладу» Андрею мы с Верой накаркали. С его бывшей женой. Помните лаборантку, которая позавчера на элеваторе нас познакомила?

— Помню, — сказал Антон.

— Ну, вот, значит, неделю назад сидим мы с ней в элеваторской лаборатории, болтаем от скуки. Вера с ночной смены сменилась, а мне очередь под разгрузку выстаивать. Чо делать? Там есть телефон. Говорю Вере: «Давай Андрюху разыграем. Позвоним в Серебровку, как будто из райпотребсоюза, и скажем, мол, очередь Барабанова на машину подошла. Пусть едет срочно выкупать. Вот потеха будет! У Андрея тысячи четыре еще до „Лады“ не хватает — заегозит по деревне деньги занимать. Приедет в райцентр с деньгами — тут ему кукиш». Вера смеется: «Кто поверит в такой звонок?» — «Чо не поверят? Ты секретаршей назовешься, а я за самого председателя райпотребсоюза басом отговорю». Трубку уже снял, но Вера отказалась. «Слишком злая, — говорит, — шутка получается». — Тропынин мельком взглянул на Антона. — Поболтали вот так, а через неделю Андрею по правде пришлось деньги занимать. Правда, занял он меньше, чем я предполагал.

Стараясь не пропустить ни малейшего оттенка тропынинского голоса, Антон Бирюков с трудом верил своим ушам и не мог понять: серьезно рассказывает это Тропынин или довольно нелепо пытается выставить себя в роли своеобразного провидца. Могло быть и другое: Тропынин с Верой все-таки «разыграли» Барабанова. Кто-то подслушал их и, зная, что Барабанов поедет в райцентр с крупной суммой денег, воспользовался «розыгрышем», а сам Тропынин теперь, предчувствуя недоброе, пытается чистосердечным признанием реабилитировать себя. Мысли закрутились одна мрачнее другой. А безупречен ли сам Тропынин? Почему он, высадив Барабанова у пасеки и загрузившись зерном, не дождался его на старом тракте? След Барабанова после пасеки обнаружился только в березовом колке, под хворостом…

— Сергей Павлович, когда ты хотел разыграть Барабанова, кто, кроме тебя и Веры, находился в лаборатории? — как можно спокойнее спросил Антон.

— Вдвоем мы болтали, — быстро ответил Тропынин.

— Разговор ваш кто-нибудь мог подслушать?

— Кому надо? Там только дежурные лаборантки и были!

Самосвал одолевал подъем от Крутихи. Вот-вот должны были показаться окраинные домики райцентра, за ними — элеватор, правее шоссе — двухэтажные кирпичные дома поселка «Целинстроя», почти примкнувшего к райцентру.

— А что, товарищ капитан, — скосил глаза на Антона Тропынин, — слышал нас с Верой кто или нет?

— Да вот ведь в чем дело, Сергей Павлович… Из райпотребсоюза Барабанову-то не звонили.

Тропынин притормозил так резко, что самосвал метров шесть прополз по дороге юзом.

— Товарищ капитан! Честное слово! Мы с Верой только поговорили о розыгрыше! Зачем нам Андрея разыгрывать?!

— А кто мог его разыграть?

— Не знаю, честное слово, не знаю!

Антон вспомнил об охотничьем ноже, на плексигласовой рукоятке которого была вырезана метка «Л. С.» Взглянул Тропынину прямо в глаза, спросил:

— Сергей Павлович, а какие отношения складывались у Барабанова с цыганом Левкой?

— Левка Розу ко всем парням ревновал… — неуверенно проговорил Тропынин и вдруг будто вспомнил: — Товарищ капитан! А ведь тот раз, когда мы с Верой болтали, Левка дожидался, пока я разгружусь, чтобы в Серебровку со мной уехать. Гвоздарев его, кажется, в «Сельхозтехнику» за терморегулятором посылал.

— И он слышал ваш разговор?

— Не знаю. На улице он сидел. Разок только заглянул к нам, спросил: «Успею в столовую сбегать?» Я говорю: «Беги. Разгружусь — к столовой подъеду».

— В день, когда Барабанову насчет машины звонили, Левка и Роза были в райцентре?

— Я за ними не следил.

— Ладно, поехали.

— Ой! Да чо это я остановился? — удивленно воскликнул Тропынин. — Вас куда подвезти?

— К элеватору.

— С Верой хотите поговорить?

— Хочу.

— Она, может, сегодня не в смене.

— Домой заеду. Знаешь, где живет?

— Знаю.

Тропынин вздохнул и засигналил обгон вырвавшейся вперед «Колхиде».

В это утро перед элеватором машин почти не было. То ли установили дополнительные весы, то ли рационализацию какую-то ввели хлебоприемщики, но машины с зерном шли теперь через ворота, как говорится, ходом, и не задерживались на территории элеватора ни одной лишней минуты.

Вера оказалась «в смене». Антон и Тропынин отыскали ее в светлой лаборатории, заставленной столами с микроскопами, колбами, пробирками и прочими лабораторными премудростями, о назначении которых несведущий человек мог только гадать. Свободным от всей этой «техники» был один небольшой канцелярский столик возле открытого окна, сразу у входа. Как раз за ним сидела Вера и, зажав между ухом и приподнятым левым плечом телефонную трубку, что-то записывала под диктовку в лежащую перед ней «амбарную книгу». Кроме Веры, в лаборатории не было ни души. Закончив писать и положив трубку на аппарат, она мельком бросила взгляд на Антона и с напускной строгостью спросила Тропынина:

— Разгрузился?

— Нет пока…

— Чего телишься, родненький? Из «Гранита» двадцать машин с зерном враз вышли. Вот-вот подкатят — опять начнешь блатные каналы искать, чтоб побыстрей разгрузиться.

— У нас разговор к тебе есть.

— Иди разгрузись, потом поговорим.

Заметив нерешительность Тропынина, Антон поддержал Веру:

— Правильно, разгружайся иди, Сергей Павлович.

Тропынин, пожав плечами — мол, как вам угодно, — с явной неохотой вышел из лаборатории. Оставшись вдвоем с Верой, Антон показал ей свое служебное удостоверение и попросил рассказать, как Тропынин хотел разыграть Барабанова с покупкой машины. Вера недоуменно наморщила лоб.

— Зачем вам это?

— Не ради праздного любопытства, разумеется, — сказал Антон.

Вера пожала плечами, усмехнулась и довольно бойко, порою имитируя интонации и манеру Тропынина, заговорила. Судя по тому, как она почти дословно повторила рассказанное Тропыниным, память и наблюдательность у нее были превосходными. Когда Антон стал задавать уточняющие вопросы, Вера без труда вспомнила по именам и фамилиям всех трех лаборанток, которые в тот день работали, и уточнила, что «молодой цыган, надумавший сбегать в столовку», заглядывал в лабораторию не через дверь, как почему-то предполагал Антон, а через распахнутое настежь окно.

— Вот в это самое, — Вера показала на раскрытое у стола окно и добавила: — Я сидела вот так же, а Торопуня напротив.

— Цыган мог слышать ваш разговор? — спросил Антон.

— Мы не таясь говорили.

— А лаборантки слышали?

Вера потерла вздернутый носик, задумалась и стала припоминать вслух:

— Зина Ласточкина взятую пробу приносила, Надюха Чумакова журнал учета у меня брала, пани Моника анализ на влажность делала…

Что-то мимолетное насторожило Антона. Он почти машинально спросил:

— Пани Моника?..

— Это Майку Тузкову шоферы так прозвали.

— Она на Ольгу Аросеву похожа?

— Да, на артистку из кабачка «Тринадцать стульев».

В голосе Веры сквозила явная неприязнь, и Антон тотчас вспомнил, как жена бригадира Гвоздарева недавно видела Барабанова в райцентре «с какой-то красоткой, похожей на артистку, которая играет пани Монику».