Серая радуга (СИ) - Кисель Елена - Страница 42

Взгляд Бестии невольно задержался на одной из табличек: «Витязь: возвращению быть!» Она невольно потянулась было к карману, потом прикусила губу и прошла мимо.

Народ возле «шептал» толпился в изобилии. Нежить и те, кто побогаче, шли за правдивой информацией к тузам: те имели агентов даже в Семицветнике, так что можно было разжиться вестями о ценах или принятии законов. Народ попроще терся возле мелочи и середняков и с жадностью поглощал всякого рода сенсации. Особенной популярностью пользовались байки о битве в Прыгунках («Из первых рук! От контрабандистов!»).

— И вот только тогда-то все и догадались, что камень они передвинули, — старался краснощекий молодец. — Передвинули Чермный Камень, значит. А колодец смертоносцев, он где? Правильно, тут остался, прямо внутри стазиса. И тут из воздуха появляется еще маг — воин, конечно, с мечом и всё при нем, — и начинает заклятия читать, чтобы колодец открыть! А колодец-то не открывается: маг могучий, но смертоносцы тоже не дураки — просто так вылезать…

— Взятку хотять, гады эдакие… — охнул крепкий мужик из слушателей. В голосе его была уверенность, основанная на опыте.

— А-а, за просто так-то никто никуды вылезать не буде! — подтвердил женский голос. Остальные слушатели — сплошь крестьяне, сбившиеся в группу ради поездки на Ярмарку — перекивнулись и перебросились фразочками в духе, что вот, раньше было время, а теперь и смертоносцы хворые, небось. «Шептала», услышав это, радостно хрюкнул и продолжил тянуть рассказ:

— Так смертоносцы — то ж … смертоносцы! По первому зову не выйдут, хоть ты кто их зови. И маг уж этот на них и всякими заклинаниями, и лестью, и просьбами, и угрожал даже… однако они — упрямятся…

— Ты быстрее нам… что дальше?

— Пару пузырняков добавьте — память обновить, — умильно попросил «шептала». — А вы там… это, сзади… чего забесплатно слушаете? Проходите, не про вас такие новости!

Задумавшаяся Бестия небрежно швырнула в его шапку радужник и начала пробиваться дальше, а благодарный «шептала», как мог, рекой разливался о появлении «чудища жуткого» — Гидры Гекаты, которая «из самого колодца вылезла, не вру!»

— А что Оплот? — дергали его.

— Будет Оплот потом…

Бестия рада была бы ускорить шаг, но людей на узкой улочке становилось все больше.

Об Оплоте Одонара спрашивали каждого второго «шепталу». Макс бы взбесился, если бы узнал, какой популярностью пользуется на улицах Шанжана. Бестия шла и шла, а имя Ковальски звучало вокруг нее и иногда переплеталось с ее собственным:

— А тута сама Бестия на него как полезла, дак он ее за ноги — да об стенку башкой, и с башкой у нее теперь вовсе нехорошо!

— Э-э! Свежие новости! Алый Магистр, говорят, другого Оплота нашёл! И Печать при нём, да!

— Да не вру я, дрался он с Бестией на мечах!

— Никто не знает, чего он ходит во внешний мир. Видно, есть там-то средство, чтобы Одонар спасти, а может, и Целестию…

Бестия наконец высмотрела нужного «мастера шепотков» — он был свободен и метко плевал в фонарь на другой стороне улицы. При ее подходе «шептала» встрепенулся.

— Желаете про Оплота Одонара?

— Наслышана, — отрезала Бестия. — Мне нужен Жиль.

— А-а, госпожа Фелла… так ведь он многим нужен, — «шептала» покопался в кармане и достал сложенную вчетверо записку. — Вот. Будет вас ждать там.

Бестия развернула записку, губы у нее яростно дернулись, но она не обронила ни слова и покинула улочку.

Встречу ей назначили в единственном притоне Шанжана. «Рубиновая роза» была местом гадким и в дневное время, но ночью становилась положительно омерзительна. Днем там выпивали — ночью проходили оргии. Днем торговали любовью, ночью — притаскивали молоденьких девочек-рабынь…

Бестия переступила порог этого шанжанского вертепа отнюдь не впервые, но с большим нежеланием и в воинственном настроении.

Сходу откидывая капюшон.

— Плескунчик, — сказала она сухо, — у меня встреча здесь. Освободи помещение.

Развязная музычка осторожно примолкла. Посетители, которым было уже изрядно хорошо, начали хором выплывать из алкогольного дурмана. Девицы с их колен повставали. В мрачной полутишине розового помещения зазвучали рыдания девушки откуда-то сверху.

Моложавый хозяин с брюшком и очень красными, сочными губами, свесился в глубоком поклоне.

— Любую комнату, Фелла… для дорогой гостьи… лучшую…

— Ты меня не понял, Плескунчик, — холодно проговорила Фелла, — всё помещение. Здание. Сейчас.

— Фелла! — охнул хозяин. — Я преклоняюсь, но… Ярмарка Ночи! Последний день! Такие клиенты, такие суммы!

— Или, может, мне заняться этим самой?

— Фелла, мы ничего не видим, ничему не помешаем… ты же меня разоряешь! — хозяин вцепился в ее рукав и прибавил в голос вкрадчивости: — Ради всего, что было…

— Девчонок передай патрулю Кордона, — подумав, добавила Фелла. — Я проверю.

Рядом с хозяином понемногу начали возникать наёмники-вышибалы, увешанные концентраторами магии. Вышибалы старались делать каменные физиономии, но на хозяина поглядывали тоскливо.

— Ты меня знаешь, — спокойно добавила Бестия. — Я не оставлю от твоей клоаки стен.

— Мы уходим, — тут же торопливо заявил Плескунчик. — Не изволь беспокоиться. Господа, прошу извинить… сегодня будет закрыто…

Бестия подхватила с одного из столов бутыль ирисовки, со второго — термоядерную настойку «аксамит» (полынь, мелисса, пижма, зверобой, крепость запредельная) и проследовала вверх по лестнице. За ее спиной хозяин уже раздавал распоряжения:

— Девок — к кордонщикам! Скажете, подобрали где-нибудь… состряпайте историю, я сказал! Да не наших профессионалок к кордонщикам, сдурел?! Купленных!

Притон пустел стремительно: Плескунчик знал, что она всегда держит слово. По лестнице топотали, дверь хлопала, слышались торопливые взвизги и слабые возражения клиентов. Кто-то протестующе блевал.

Бестия толкнула дверь в восьмую комнату на втором этаже, грохнула бутыли на ясеневый стол, открыла настежь окно, потом из шкафчика достала стаканы и принялась смешивать настойку с ирисовкой.

На душе было жухло. Она помнила Плескунчика еще четырехсотлетней давности: знатным юношей, со звучным именем Клематис, воюющим с нечистью, побеждающим на турнирах… Кажется, и этой омерзительной привычки причмокивать у него не было, и алые губы шли к мужественному лицу, а глаза были зелеными, а не мутно-болотными…

Холдоново долголетие, холдонова молодость, холдонова память, которая появлялась иногда, но всегда не ко времени, в Одонаре поутихла — а сейчас вылезала, хлестала на каждый камень, на каждое знакомое лицо… Может, верно как-то изрёк Дремлющий в одно из своих коротких пробуждений: кто не может найти для себя настоящего — будущего не имеет и тонет в прошлом…

Дверь осторожно приоткрылась, и в комнату вступил первый наемник. Бестия не стала заниматься им долго и вышвырнула его в открытое окно.

Потом, как воду, опрокинула в себя первый стакан. Настойку «аксамит» в основном хлебали горняки; в смеси с ирисовкой получалось нечто оригинальное и чудовищное, для чего нужен был иридиевый организм. Бестия смешала второй стакан, припоминая улыбающегося юного Клематиса после турнира в Боевитый День, где она ему задала трепку просто в воспитательных целях. Как он на нее смотрел!

Второй наемник появился за первым через три минуты и тоже был вышвырнут в окно.

Третий уже, кажется, знал, на что идет, а потому даже не делал попыток сопротивляться.

«Красиво пошел», — подумала Бестия, салютуя ему вслед стаканом.

Четвертый вошел, подождал, проследил ее указующий жест и послушно прыгнул в окно.

Клематис, он же Плескунчик, должен был здорово поистратиться в эту ночь…

Пятому и шестому даже жестов не понадобилось: они вошли один за другим, увидели, что Фелла Бестия занята, и вежливо сиганули туда же.

Седьмого наемника оттолкнули из дверного проема, и в комнату вместо него вошел небольшого роста мужчинка с милой лысинкой и в затрапезного вида куртке.