Пещеры Красной реки. Листы каменной книги
(Исторические повести) - Сенак Клод - Страница 5

И вдруг все эти звуки слились в один, глубокий и мощный, словно издаваемый каким-то зверем. Нум узнал голос бизонов. Рев заполнил собой всю округу; он поднимался ввысь, к звездам ночного неба. Дрожь пробежала по прибрежным ивам и камышам; вдали, за болотом, протяжно завыл волк.

Иллюзия была настолько полной, что Нум невольно оглянулся: не мчатся ли бизоны через болото, не рискует ли он погибнуть, растоптанный мощными копытами бегущего стада?

Но долина была по-прежнему пустынна, и рыхлая влажная почва не дрожала под тяжкой поступью четвероногих великанов.

Тогда Нум поднял голову и взглянул на вершину скалы, где Мудрый Старец с помощью обыкновенного ремня и куска просверленного камня заставлял рождаться эти магические звуки, эти могучие голоса воображаемого бизоньего стада.

Стоя на гребне скалы, с лицом, обращенным к безучастно льющей свой серебряный свет луне, один, в самом сердце враждебной человеку первобытной природы, Главный Колдун воссоздавал перед своим мысленным взором стада бизонов, стремящихся к тучным пастбищам. Он вслушивался в мощный рев бегущего стада и сам перевоплощался в бизона, стараясь понять устремления и намерения могучего животного, проникнуть в его мысли, во все его существо… И тогда, поняв инстинкты этого дикого существа, он сможет завтра уверенно сказать охотникам и воинам племени Мадаев:

«Бизоны пройдут там-то и там-то… в такой-то день!..»

Потрясенный до глубины души странным зрелищем таинственного перевоплощения Абахо, Нум потерял всякое представление о времени. Он не сразу заметил, что глубокий, низкий голос внезапно смолк и болото по-прежнему безмолвно простирается вокруг, будто отдыхая после пережитой тревоги. Ни одно дуновение ночного ветерка не шевелило склоненные тростники, даже маленькая речка, словно уснув, не лепетала больше свою извечную песенку.

Нум бросил взгляд на вершину скалы: она была пуста. Высокая фигура Абахо не вырисовывалась больше на светлом фоне звездного неба.

Дрожь пробежала по телу мальчика. Абахо спускается со скалы, он, быть может, уже достиг ее подножия…

Испуганный этой мыслью, Нум припал грудью к земле за ворохом сухого тростника. До этой минуты ему и в голову не приходило, что кто-то может его обнаружить. В ушах мальчика прозвучал строгий голос старшего брата Ури: «Никому не дозволено следовать за Абахо, даже нашему отцу».

А он, Нум, несчастный хромой, ни к чему не пригодный калека, дерзко нарушил священный запрет и тайком, как вражеский лазутчик, прокрался за Мудрым Старцем. Только сейчас Нум осознал до конца свою беспримерную дерзость и глубину совершенного им преступления. Холодея от ужаса, мальчик представил себе кару, которая обрушится на него, если его проступок станет известен Главному Колдуну. Ночь сразу показалась ему враждебной и холодной, а болотная грязь, облепившая его обнаженную грудь и руки, — ледяной и липкой. Он повернулся на локтях, все так же стесненный в своих движениях палкой, которую держал под мышкой. Одна лишь мысль владела всем его существом: бежать как можно скорее обратно, добраться до становища прежде, чем кто-либо заметит его отсутствие.

Нум дополз до края площадки рыболовов, беззвучно проскользнул в заросли камыша, нащупал ровную, плотно утоптанную тропинку и поднялся на ноги. Острая боль в щиколотке пронзила его, словно в ногу воткнули копье. Он еле удержался от крика и шагнул вперед.

Нум шел, тяжело опираясь на палку, так глубоко вонзавшуюся в мягкую почву, что ему приходилось всякий раз делать усилие, чтобы вытащить ее из грязи.

Боль, которую он испытывал при ходьбе, была невыносимой.

Нум знал, что Абахо, несмотря на свой преклонный возраст, ходил легко и быстро, широкими шагами. Он, наверное, уже миновал переправу через речку…

Стиснув зубы, Нум ускорил шаг. О том, чтобы укрыться справа или слева от тропинки, нечего было и думать: он хорошо знал, как обманчив травяной покров болота, под которым скрывается подчас бездонная трясина. Но еще больший страх внушали ему зеленые огоньки, плясавшие над неподвижной черной водой. Спасаться бегством можно только по тропинке, со всей возможной быстротой, пока Абахо не нагнал его.

Нум протянул руки вперед, раздвигая в стороны стебли камыша, больно хлеставшие его по лицу, и нырнул в зеленую чащу, как пловец в морские волны. Он бежал, увязая по щиколотку в жидкой грязи, звучно хлюпавшей у него под ногами, с трудом вытаскивая ступни из вязкой жижи, шатаясь от слабости и снова устремляясь вперед. Он не чувствовал острой боли в искалеченной ноге, не чувствовал, как жесткие болотные травы секут, словно кнутом, его обнаженные плечи и колени, он уже ничего не чувствовал… И почти ничего не видел перед собой. Синеватые ночные облака то и дело скрывали луну, склонявшуюся к горизонту. Мрак окутывал болото, сгущаясь меж стенами высоких камышей.

Нум совсем забыл про гнилой корень, лежавший поперек тропинки, словно туловище огромной змеи. Он налетел на него на всем бегу, споткнулся, потерял равновесие и упал, раскинув руки и разодрав кожу на груди о шершавую кору. Тут же вскочив на ноги, мальчик одним прыжком перемахнул через препятствие и снова ринулся вперед, охваченный безумным, все возрастающим страхом. Ему казалось, что Абахо уже настигает его. Волосы на голове Нума шевелились, он задыхался, словно загнанный зверь, и мчался вперед, не разбирая дороги.

О, как охотно отдал бы он сейчас любое знание, любой ответ на вечно терзавшие его вопросы за возможность очутиться здоровым и невредимым на своей подстилке из сухих листьев, рядом со сладко спящими близнецами!..

Все же, достигнув становища, Нум замедлил свой сумасшедший бег. Врожденная осторожность заставила его выяснить сначала, где находятся караульщики. К счастью, оба стража, мирно беседуя, сидели у костра, спиной к мальчику.

Нум прокрался между хижинами, прячась в их густой тени, и с замирающим сердцем раздвинул завесу из коры, скрывавшую вход в их летнее жилище. Тхор и Ури по-прежнему спали крепчайшим сном.

Удерживая дыхание, беглец скользнул внутрь хижины и опустился на свою подстилку. И тут только почувствовал, какая жгучая боль терзает его искалеченную ногу, натруженную непосильной ходьбой по болоту и безумным бегом. Присев на подстилке, Нум стал осторожно растирать ее, пытаясь успокоить боль. И вдруг замер, пораженный ужасным открытием: палки не было. Он потерял ее во время бегства.

Лишь под утро Нум забылся тревожным, полным кошмарных видений сном. Когда он очнулся, был уже день. Подстилка близнецов пустовала. Жаркие лучи солнца, пробиваясь сквозь зеленую крышу хижины, ложились золотыми пятнами и полосами на земляной пол. Стайки крошечных мошек исполняли в их сиянии свой беззвучный танец.

В воздухе уже чувствовался удушливый зной, грозовой зной конца лета.

Нум с трудом пришел в себя. Ему казалось, что он грезит с открытыми глазами или продолжает спать. Удивительнее всего было то, что снаружи до него не доносился привычный многоголосый шум становища: крики детей, призывные голоса женщин, сухое щелканье камней, раскалываемых в оружейной мастерской.

Слегка пошатываясь, Нум поднялся с подстилки, стал машинально искать палку и вдруг разом вспомнил все события минувшей ночи: свою дерзкую вылазку и отчаянное бегство по болоту, исполинскую фигуру Мудрого Старца, четко выделявшуюся на светлом фоне звездного неба… Он понял, что потерял свою палку, такую приметную, у гнилого корня, о который споткнулся во время бегства.

Ужас объял мальчика.

Теперь, при ярком свете дня, его безрассудное поведение ночью казалось Нуму совершенно непонятным и необъяснимым. Как осмелился он нарушить священные законы племени? Какая странная сила заставила его пойти следом за Мудрым Старцем? И каким беспощадным будет наказание, если проступок его обнаружится!

Ноги Нума ослабели, он тяжело опустился на подстилку. Долгое недоедание сделало мальчика таким слабым, что малейшее волнение истощало его, а растущий страх отнимал последние силы.