Двойная переадресация (СИ) - Шилов Игорь Александрович - Страница 3

— Попить не дадите?

Жавшиеся к огню люди, как по команде, заткнулись и резко повернули свои лица ко мне. Я умоляюще посмотрел на ближайшего, низкорослого мужчину, играющего собственной лысиной с солнечным лучом и растянул болевшие губы в добродушной улыбке, которую только смог соорудить.

— Ручей там. Мы оттуда воду берём — ответил он не смущаясь, махнув рукой в сторону разгоравшегося костра.

В знак благодарности, кивнул ему головой. В два приёма развернулся и побрёл напрямик, через кусты. Внутри стало ещё хуже и жизни во мне осталось всего ничего.

— Странный какой то — донёсся до меня тонкий, женский голос.

— Из молодых, наверное. Они третий день гуляют и песни орут — в тон ему, сказал мужской.

Голоса лишь зафиксировал, не вникая в суть произнесённых слов. Меня сейчас даже колкие ветки, раздвигаемые собственными руками, почти не интересуют, а уж на колкости брошенные в спину, я и реагировать не хочу. Хочу только одного. Пить, долго и много.

Ручей был крохотным и вяло текущим, но яма, наверняка выкопанная людьми, давала возможность зачерпнуть воду руками и уткнуться в него с головой. Ладонями таскал холодную влагу долго, до тех самых пор, пока не раздулся живот. Только после этого остановился и почти сразу же засеменил в ближайшие кусты. Освободился там, от излишне принятого на грудь, вернулся и опять яростно вливал жидкость в рот. Чуть дальше обозначенного места меня ещё раз стошнило, смесью из выпитой воды и жуткого масла, непонятным образом попавшего в мой, отчаянно страдавший организм. Потом я снова пил и снова убегал, пытаясь оторваться от притягательного источника и лишь, когда вода окончательно во мне прижилась, он меня отпустил. Силы, в который уже раз, окончательно покинули моё ослабшее тело и я, почти в предобморочном состоянии, шаркая босыми ногами по острым камням, медленно побрёл к себе домой. Сколько там провалялся, толком не помню. Очнулся в кромешной темноте, с жуткой болью в голове и ощущением полного отсутствия жизни в приросшем к спине желудке. С трудом вырвавшись из бесконечного кошмара, преследовавшего меня из одного сновидения в другое, почти на звериных инстинктах снова добрался до ручья. Пил там долго и жадно, изредка останавливаясь, и прислушиваясь к себе. Резь в животе не прекращалась, хотя большого неудобства от неё, уже не ощущал. Привык, наверное. Желание, в очередной раз низвергнуться фонтаном, тоже пропало и это уже хорошо. Сколько то сидел у крохотной речки, а когда надоело поднялся и очень медленно потопал вниз. Туда, куда вело течение ручья. По дороге приметил ещё одно углубление. Пить больше не хотелось, но появилось острое желание смыть с себя весь вчерашний позор. Поход по лесным тропам, валяние в придорожной пыли, ночёвка под кустами, сыпавшими на меня сверху чёрт знает что, оставили неизгладимый след на моём измученном теле и, в ещё не до конца деградировавшем, самосознании. Потребность, как можно быстрее избавиться от чужеродного, липкого и омерзительного, не только внутри, но и снаружи, была нестерпимой и стойкой. Нырял головой в холодную воду, обтирался ей, где только мог, придавая телу свежесть и чистоту, но надолго меня не хватило, я быстро устал. Намаявшись, сел на мокрую землю и чуть было, прямо тут же, не уснул. Спохватившись, растёр лицо многофункциональной майкой, встал на ноги, отряхнул штаны. Сделал шаг и резко остановился, бросив взгляд на обнажённые ступни. Пострадали они сильно, а не ходить я не могу. Снова сел и в раннем, тусклом свете, попытался разобраться, что же там так болит. Левая имела три огромных пореза, синий ноготь на самом маленьком пальце и огромный синяк на боку. Правая пострадала чуть меньше, но и она не без основания гордилась глубокой дыркой на серой пятке, чем откровенно пользовалась, при попытке полноценно встать на неё.

— Без обуви, с потерей большей части внутренних резервов, в состоянии борьбы за собственное выживание — долго мне не протянуть — продемонстрировал я, почти полное восстановление органа, отвечавшего, в моём потрёпанном организме, почти за всё.

Разогнув, так и продолжавшую сопротивляться собственному хозяину, спину, со скрипом поднялся. Покрутил головой, ориентируясь на незнакомой местности, определил направление, откуда сюда пришёл и хромая сразу на обе ноги, побрёл к жилью, где нашёл уже сроднившиеся со мной штаны и майку. Чего по волосам то плакать… Если уж воровать, так лучше в одном месте. Остальным не так стыдно будет в глаза смотреть.

Найденная вскоре тропинка вывела меня прямиком к той самой, одиноко стоящей, палатке, что и в прошлый раз. Судьба видно такая у нас, с её беспечными обитателями, общаться рано утром. Росшие вокруг кусты, сегодня были девственно чисты. Судя по всему, на моё вчерашнее появление тут, отреагировали правильно, но не до конца. Обувь, в свободном доступе, имелась. Две пары странных, тряпичных кроссовок, на обычной, резиновой подошве, стояли по бокам от входа, плотно стянутого толстым жгутом. Взял те, что выглядели хуже и, когда то носили ярко красной цвет. Не скажу, что голубые совсем не нравились, наоборот они и ярче, и новее, но у них не мой размер. Обулся сразу, в палатке дрыхнут, их храп был слышен далеко.

— Совсем другое дело — шёпотом сказал я себе. — Мягко, сухо, почти чисто, а что ступня внутри болтается, так это ерунда.

Яркости, в постепенно просыпающемся новом дне, прибавилось. Ноги, получив внешнюю защиту, зашагали увереннее, так что обратная дорога к ручью приобрела характер неспешной и познавательной прогулки. Добравшись до него повторно промыл кровоточащие раны, провёл более внимательный осмотр их, поискал новые и удостоверившись, что хуже не стало, подложил в носки украденных кросовок сухой травы, обулся и в завершении всего, зашнуровал короткие шнурки.

— Так намного лучше — обрадованно высказался я в слух, радуясь постепенному восстановлению способности свободно передвигаться.

Отдышавшись от очередных нагрузок, пару раз нырнул головой, в принявшую более чёткие очертания яму с водой. Дождался, пока она там сменится и ещё раз напился, пожалуй уже впрок, и только после этого, не торопясь, отправился на очередные поиски людей. Появились в моём желудке новые симптомы. Нет, не такие, от которых требовалось срочно освободить его, а абсолютно противоположные. Мне нестерпимо захотелось чего нибудь забросить внутрь. Всё равно что, но срочно и много. Таких мест, где бы я мог утолить свой безудержный голод, в настоящий момент, мне известно всего два. Одно, снабдившее меня одеждой и обувью, и второе — давшее направление к воде. Первое, сегодня, уже посещал. Туда дорога закрыта. Иду к трём палаткам, в этом направлении топать ближе, да и вероятность разжиться там, чем то съестным, в три раза выше.

Запах костра уловил ещё на дальних подступах. Ветер порывисто дул в мою сторону, принося с собой остатки дыма и нотки незнакомых, более тонких раздражителей, приятно щекотавших ноздри и будоражащих ум. Желудок, в предчувствии возможности затариться, жалобно заурчал. В голове замелькали картинки из шашлыка, жаренных на костре перепелов, бараньей ножки или, на худой конец, грибов и помидоров. Прибавил шаг. Терпение кончалось, есть хотелось неимоверно. Какого же было моё разочарование, когда я обнаружил на плотно заставленной проплешине, лишь вяло горевший костерок, под сильно закопчённым, крохотным котелком, выпускающим вверх тонкие струйки белого пара. Ни намёка на что нибудь съедобное и ожидаемое. Расстроился до такой степени, что подойдя вплотную к огню, не сразу поздоровался с колдующим над ним, мужчиной. А разрешения присесть возле него, так и вовсе спросить забыл.

— Гуляешь? — ничего не дождавшись от меня, кроме краткого «здрасте», спросил хозяин котелка с водой.

— Угу — коротко бросил я и подумал, косо посматривая на него: — Лучше бы пожрать чего нибудь дал, чем вопросы дурацкие задавать, с утра пораньше.

Повертев огромной, деревянной ложкой в чумазом котелке, давно начавший стареть кашевар, поднёс её к собственному носу и к чему то настороженно принюхался. Затем, он же, аппетитно облизнул, крепко сидевший в руке предмет, чем то смачно почавкал, на мгновение замер и почти сразу же, кому то неведомому отрицательно покачал головой. Я ожидал продолжения его непонятных манипуляций, сглатывая вязкую слюну и надеясь на лучшее. Но он, вдруг, резко бросил свой поварской инструмент на примятую, местами выгоревшую на солнце траву и в несколько огромных прыжков достиг одной из палаток. Без раздумий и дополнительной подготовки нырнул туда, и исчез, чем обрадовал меня несказанно. Моя шея тут же потянулась к висящему над костром вареву, чего то же мужчина во рту жевал. Перед глазами предстало великолепное зрелище. Внутри котелка, мелкими пузырями булькала каша. Сливочно-жёлтого цвета, мягкой консистенции и рассыпчатых форм. Растопыренные пальцы моей правой ладони, словно самостоятельный организм, готовы были начать черпать её и запихивать в рот. Но разочарование нахлынуло так же быстро, как и преждевременная радость, всё с того же, левого бока. Контролирующий окружающую обстановку глаз, уловил очередное шевеление в палатке, откуда на него таращился пускай и плохо, но уже узнаваемый, тощий зад, одетый в непреглядные шаровары. Внутренний голос тут же остановил мой неконтролируемый, звериный порыв и напряжённые пальцы мгновенно обмякли. Рука, словно ошпаренная, дёрнулась и встала на место, плотно прижавшись к правому бедру. Шея тоже прекратила тянуться, трусливо вжавшись в плечи и делая вид, что её предусмотрительно отозвала голова. И только нос, так и продолжал ловить бесподобные ароматы, доносившиеся из старого котелка, ещё больше раззадоривая изнывающий от голдода, крохотный желудок.