Анархия. Начало (ЛП) - Хасс Дж. Э. - Страница 27

Он целует меня в губы.

Одновременно грубо и нежно. Ладонями обхватывает мое лицо, притягивая меня ближе к себе. Затем отстраняется, и я так ошеломлена, что не могу пошевелиться.

— Я спас тебя, Молли, — шепчет он в мои губы, пытаясь целовать меня и говорить одновременно, держа меня так, будто он ни за что не сможет меня отпустить. — Я спас тебя, несмотря на то, что ты убила бы меня, если бы тебе выдалась такая возможность.

— Остановись, — говорю я, отталкивая его, слезы текут ручьем по моему лицу. — Остановись! — уже кричу я. Я задираю ноги, и, несмотря на то, что я натренирована так, что могу повалить мужчину вдвое больше себя, я бессильна из-за того, что он нависает надо мной.

— Ты не можешь меня остановить, Молли, но не беспокойся. Я не могу причинить тебе вред. Такими они нас сделали.

— Нет, — говорю я. — Нет. Все, что ты сейчас говоришь, это ложь. Я хочу, чтобы ты слез с меня. Я хочу, чтобы ты отпустил меня. Я хочу домой, Линкольн. Я хочу домой…

Линкольн

(Парень на байке)

Альфа #3

Школа Одаренных

Пятнадцать лет назад

— Скажи мне, что делать, Альфа.

Маленькая девочка смотрит на меня своими большими карими глазами и проглатывает свой страх. Она — одна из тех немногих людей, которых мне стоит бояться, но я люблю ее больше всего на свете. Она — единственное, что есть хорошее в моей жизни. Даже в этом месте, наполненном ненавистью, алчностью и жестокостью, она заставляет меня испытывать чувство любви.

Если бы я следовал приказам, она бы уже была мертва, лежа в кровати в луже своей крови. Другие Альфа уже закончили. Они ждут только меня, чтобы нам выбраться. Но у других Альфа нет маленьких девочек в качестве Омеги. Другие Альфа не чувствуют того, что чувствую я.

— Тебе нужно бежать, Омега. — Мне хочется, чтобы у нее было имя. Я так хочу дать ей настоящее имя, но уже слишком поздно. Она покидает мою жизнь, живой или мертвой. Так или иначе, времени для имен уже нет.

— Не оставляй меня, Альфа, — умоляет она меня своим детским голоском, который заставляет меня любить ее еще сильнее. — Не оставляй меня здесь, — произносит она шепотом, слеза стекает по ее щеке. Ее лицо такое бледное в ярком лунном свете, сияющем сквозь окно спальни.

— Я должен, но послушай меня, — говорю я, поднимая девочку и сажая на край своей кровати. — Просто послушай меня, ладно? — Она кивает, пока я засовываю ее ножки в ботинки и даю ей в руки куртку. — Ты должна бежать. И ты должна сделать это одна.

— Нет, — хныкает она так тихо, как только может. Она все еще боится быть услышанной ночью. Она еще не понимает, что мы уже убили всех, кроме нее.

Слышится громкий хлопок этажом ниже, и мы оба замираем и смотрим друг другу в глаза.

Вся серьезность ситуации написана на моем лице. Теперь она понимает.

Я беру ее за руку, тяну вверх, и она встает, затем я раскрываю ее куртку. Она проскальзывает в рукава и плотно затягивает ее на груди.

— Беги, — говорю я, подводя ее к окну и поднимая створку вверх. Снаружи холодно, ветрено и идет снег. И если другие Альфа увидят ее следы, они подстрелят ее, как кролика. Но ветер достаточно сильный для того, чтобы замести ее следы, и я думаю, ей удастся скрыться. — Беги туда, — говорю я, указывая на лес. В противоположном направлении от того, в котором, как я знаю, пойдем мы. — Иди туда, Омега, и никогда не оглядывайся. Беги до тех пор, пока не встретишь кого-нибудь. И никогда и ни за что не рассказывай им об этом месте. Обо мне или других Альфа, и о том, что мы здесь сделали.

Она снова начинает плакать. Ну а чего я ожидаю? Ей всего восемь лет.

— Ты никогда не должна говорить об этом месте, иначе они убьют тебя.

Я жду от нее подтверждения того, что она понимает мой приказ. Вообще-то, это она должна мне приказывать, но она всегда ждет указаний от меня. Руководство определенно скоро бы это выяснило. Они бы поняли, что она не может меня контролировать, и ликвидировали бы ее.

Именно поэтому я согласился сбежать сегодня. Чтобы спасти ее.

Наконец-то она кивает, уступая или сдаваясь, или и то и другое вместе. Так что я поднимаю ее, чтобы она могла свесить ноги через окно, и затем толкаю девочку, и она плюхается в сугроб.

Она смотрит на меня еще один раз, слезы на ее щеках тут же замерзают. И она говорит:

— Я найду тебя, Альфа. Найду. Однажды я найду тебя.

Затем она разворачивается, и срабатывают ее инстинкты. Она бежит и больше не оглядывается.

Я тяжело вздыхаю, потому что ее слова значат для меня больше, чем она думает. Это слова моего убийцы. Моя смерть. Моя гибель. Потому что эта маленькая девочка — единственный оставшийся в мире человек, который может мне навредить.

И сейчас я ее отпускаю.

Молли

(Девчонка с пушкой)

Я делаю так, как мне велят. Я бегу и не оборачиваюсь. И каждый раз, когда мои ноги проваливаются в глубокий снег, моя длинная фланелевая ночная рубашка задирается все выше и выше. Намокает все сильнее и сильнее, и становится такой тяжелой, как будто я тащу за собой лишний груз.

Размахиваю руками, помогая ногам двигаться быстрее, чтобы поскорее скрыться в тени деревьев, пока кто-нибудь из школы не увидел мои очертания на белоснежном покрове.

Я жду, что мне выстрелят в спину в любой момент. Ожидаю услышать, как кто-то кричит, приказывая мне: «Немедленно тащи свою задницу обратно», и затем выстрел из винтовки и свист пули, попадающей мне в спину.

Но я беру всю свою силу в кулак и выскакиваю из глубокого снега на землю под соснами, которая лишь слегка покрыта снегом. Я скольжу, торможу и падаю на колени.

Воздух с шумом входит и выходит из моего рта. Моя грудь горит. У меня такое чувство, что я могу умереть прямо здесь и сейчас. От страха, от переутомления, от печали.

Я набираю полные ладони снега, потому что больше не за что уцепиться, но он обжигает, прокладывая свой путь от кончиков моих пальцев до ладоней. Через пару минут он дойдет до моих запястий и поднимется вверх по моим рукам.

Я сую руки в карманы куртки, отчаянно желая, чтобы у меня были перчатки Альфы и тепло его рук, которое могло бы меня согреть.

Но ничего из этого нет в моих карманах. Кончики моих пальцев наталкиваются на тонкую пластиковую трубку. От страха меня пробирает дрожь, потому что я знаю, что это такое. Каждый раз, когда Альфа собирался воспользоваться этим, он сначала показывал мне. Поднимая шприц, он говорил: «Не я делаю тебе больно, Омега. Вот то, что причиняет тебе боль. Не я. Они заставляют меня это делать, Омега. Мне приходится это делать. Но что происходит затем?». Его лицо всегда было спокойным, а слова всегда были мягкими. «Скажи мне», — вопрошал он.

И я отвечала: «Ты заботишься обо мне».

Каждый раз, когда я произносила эти слова, он улыбался и говорил: «Точно. Я должен дать тебе препарат, но затем я всегда о тебе забочусь. Я никогда не оставлю тебя, Омега. Ты моя, а я твой. И мы позаботимся друг о друге».

Но он заставил меня покинуть его, а это то же самое, если бы он оставил меня.

Я всегда кивала. Потому что каждый раз, когда мне становилось лучше, после того, как он заботился обо мне несколько дней, а иногда и недель, после того, как препарат попадал в мою кровь, я тоже должна была сделать ему больно. Но они никогда не позволяли мне позаботиться о нем. Они лишь заставляли меня наблюдать, как он корчится от боли в одиночестве по другую сторону стеклянного окна, которое было непрозрачным с его стороны.

К шприцу в моем кармане прилагается записка. Она мокрая от снега, и текст слегка размазан. Но я вытираю руки с обратной стороны куртки, разглаживаю кусок бумаги, и слова складываются в моей голове. Я слышу его голос, когда читаю их.