Анархия. Начало (ЛП) - Хасс Дж. Э. - Страница 15

Я смеюсь.

— Вы же не хотите сказать, что тоже идете?

— А почему бы и нет?

Я вздыхаю. Он явно не хочет так легко сдаваться. А чего я ожидала? Он — сын миллиардера. Легко делать поспешные выводы о людях и считать их нелепыми, или подлыми и невоспитанными. Но люди с верхушки, такие, как Аттикус Монтгомери, занимают свое положение не просто так. И если отодвинуть в сторону его происхождение, он хорошо образован, бесстрашен и настойчив.

— Вообще-то, это вечеринка по поводу открытия новой спутниковой компании…

— «Небесный глаз».

— Точно. «Небесный Глаз». Получается это ваши прямые конкуренты, не так ли?

— Спутники, — говорит Аттикус, добавляя «пф-ф-ф». — Дорогие технологии, построенные для супербогатых. Это непрактично. Так что нет, мы, определенно, не конкуренты. К тому же, мы приглашены.

— О, Боже, ваш отец тоже там будет?

— Значит, вы тоже там будете?

— О, мне придется там быть. Я отвечаю за безопасность. Так что, да. Но, увы, если вы думаете, что нам удастся использовать этот случай в качестве свидания, то мне придется вам отказать.

— Служба, верно?

— Верно. — Я буквально слышу, как он улыбается, и от этого у меня по спине бегут мурашки. Я не знаю, почему он производит на меня такое пугающее впечатление, но это так. И эта башня... Я действительно совсем не хочу смотреть на звезды в этой штуковине. Это очень странно. — Но вы будете одеты по случаю, я надеюсь? Я хотел бы увидеть вас в красивой одежде. Без обид, но бежевые брюки и белая блузка это несколько… обычно. А вы, определенно, не обычная.

Я делаю глоток воздуха.

— Никаких обид. Я делаю все, чтобы выглядеть как можно обычней. Мне кажется, мне это идет.

— Это лишь отговорки. Обычные женщины не носят жокейские сапоги. — Он усмехается. — Так говорят бесстрашные девятилетки.

Я смеюсь.

— Боже, Аттикус. Вы умело обращаетесь со словами. Не знаю, как это понимать, но…

— Некоторые дети, в самом деле, думают, что они непобедимы и бессмертны, и весь мир в их полном распоряжении. Как будто он должен бросить им вызов, и нет таких стен, которые они бы не преодолели, таких препятствий, которые бы не поддались им, и ни одного врага слишком близко.

Я стою какое-то время молча, думая о том, насколько он прав. Или был прав.

— Ну что же, — говорю я, спустя несколько секунд, — когда-нибудь, возможно, я изменю свое мнение, но, на данный момент, для меня это всего лишь удобная обувь.

— Хм-м, — произносит он задумчиво. — Пожалуй, в данном вопросе каждый останется при своем мнении. И, несмотря на то, что вы будете на работе, надеюсь, у вас будет возможность уделить мне минутку, чтобы поздороваться, когда я разыщу вас. Хорошего вам утра, мисс Мастерс.

Телефон замолкает.

Я нажимаю на клавишу сброса лишь для того, чтобы убедиться, что вызов завершен, и опускаюсь в кресло напротив окна, думая о том, что он сказал. Он, определенно, проверял меня. Ну, а почему нет? Я — детектив, расследующий главное дело, в котором замешан его многомиллионный бизнес. Вполне логично, что он начал искать информацию обо мне.

Но я ценю то, что он не стал поднимать этот вопрос прямо, и то, что он смог понять так много из той скудной информации обо мне, которую можно найти в сети. Я была бесстрашной девятилеткой. А затем и десяти, одиннадцати и двенадцатилеткой. До тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать.

Шестнадцать… Я опускаю взгляд на свои жокейские сапоги. Двухцветная коричневая кожа потерта, а подошвы поистрепались. Я ношу их каждый день без исключения. Они напоминают мне о счастливых временах, когда мотоциклы приносили радость, а я была бесстрашной. Те времена, когда моя семья была полной, несмотря на то, что люди, которые меня вырастили, были бродягами — мы переезжали из города в город и останавливались, когда в этом была необходимость. Их любовь была безграничной. Это времена, когда жизнь означала нечто большее, чем воинские обязанности и раскрытие преступлений.

Я скидываю свои сапоги и поднимаю их, затем несу в спальню и бросаю в шкаф. Ненавижу, когда люди видят меня насквозь. И это не потому, что я считаю, что Монтгомери был груб и издевался. Я понимаю, что он искренне заинтересован в том, чтобы выяснить, кто я такая, но я не хочу, чтобы кто-то меня узнавал. И я, определенно, не хочу расхаживать с ключами к разгадке на ногах.

Бряканье колокольчика оповещает о том, что поступило новое сообщение, так что я выхожу из комнаты, чтобы взять свой телефон. Сообщение от шефа: «Сегодня тебе лучше быть вовремя».

Что же, служба зовет. Еще один день, а затем свободное время на выходных. Мне действительно нужно избавиться от байков Уилла. Меня раздражает видеть его прицеп каждый раз, когда я выхожу в гараж, чтобы вынести мусор. В те выходные я…

— Я что? — спрашиваю я в голос.

Мысль только что была и тут же пропала. Такое впечатление, что у меня образовалась дыра в памяти. Что я делала в прошлую субботу? Я забрала байки. Я поехала… И вот тут-то все становится неясно. Очевидно, я приехала домой, но абсолютно не помню, как это было.

— Я ехала...

Но приходит еще одно сообщение от шефа и возвращает меня в реальность: «Отвечай мне, когда я пишу тебе, Мастерс!».

Я отвечаю: «Уже выезжаю».

Сейчас мне некогда размышлять о том, что я же могла делать в прошлые выходные.

Я проверяю патроны в своем пистолете, убираю его в кобуру у меня под рукой, обуваю отвратительные мокасины в шкафу для верхней одежды, беру свою куртку и сумку и выхожу.

Когда я была бесстрашной девятилеткой, мне любили повторять одну присказку. Все, начиная с моего отца и заканчивая директором манежа, напевали мне ее на ухо, когда я утопала в мечтах о жизни за пределами цирка.

Эх, были б «кабы» конями, — говорили они, —

Эх, были б «кабы» конями,

скакал бы верхом бродяга.

А луковицы — часами,

носил бы их я, бедняга.

Будь «если» и «бы»

башмаками,

сапожники бы отдыхали».

Но они ошибались. «Кабы» были мотоциклами.

Я оставила цирк много лет тому назад, и все мои мечты развеялись еще тогда.

Молли

(Девчонка с пушкой)

Тринадцатый Собор находится в дальней восточной части города, и, когда вы стоите на его верхней ступеньке, прямо перед огромными сводчатыми двойными дверьми открывается изумительный вид на горы. Я знаю это. Я стою здесь прямо сейчас, и у меня в мыслях кони, мечты и мотоциклы.

— Детектив Мастерс? — грубый голос вырывает меня из моих фантазий, и высокий, мрачный мужчина поднимается по лестнице, перескакивая через ступеньки, будто он опаздывает.

И это действительно так. На четыре минуты. Обычно я весьма пунктуальна, если не просыпаюсь с жуткого похмелья с головой, полной вопросов, но я не такая зануда, чтобы возмущаться из-за четырех минут. Он протягивает мне свою руку и на ней, на безымянном пальце, мерцает ярко-красный камень, судя по всему, обрамленный в платину. Это его правая рука, и, значит, это не обручальное кольцо.

Не стоит меня осуждать, он очень привлекателен.

— Извините меня, — говорит он, твердо хватая мою руку, и затем мягко пожимая ее. Рукопожатия интригуют меня. В основном, потому, что я люблю их сравнивать. И мягкое рукопожатие Томаса Брукса я отношу к обольстительному. — Столько трудностей с этим днем, не передать словами.

— Интересно, — говорю я, отпуская его руку, так и не ответив на его рукопожатие. Мои ответные рукопожатия такие же интригующие, как и оппонента. Как детективу, мне приходится пожимать множество рук, а как специальному агенту в армии мне приходилось пожимать еще больше рук очень высокопоставленных людей.

Но внимание Томаса Брукса долго на мне не задерживается. Его разум полностью поглощен предстоящей вечеринкой по поводу открытия главного управления «Корпорации Небесный Глаз» в восстановленных руинах, напротив которых я стою.