Наследие Сири (СИ) - Брай Марьяна - Страница 34

Драс уехал, и, скорее всего, не в эту сторону. Раз за мной следили, значит знают все. Только вот, каков был шанс, что именно я выйду ночью? Или же я — дура набитая как на ладони для любого, и они уже знают, что ночами я наслаждаюсь пейзажами. А если вообще всю семью везут в этом обозе? Боже, ведь могли! Но только зачем, и куда? Лошадей можно угнать, просто всех нас закрыв в доме, а понаблюдав, можно увидеть, что дома Бор, который плохо еще ходит, и Севар, которому надо расходиться, прежде чем запрыгнуть на коня. Я бы услышала, если кричала Юта, или Иста. Значит нужна была только я. Значит, шансов, что нас догонят, и меня вернут домой ничтожно мало.

Сири, ты была не трусихой, просто ты жила в этом мире, исходя из его правил, а я вошла в твое тело из мира непуганых идиотов, что насмотревшись фильмов про всемогущие органы правопорядка, ходят ночами по паркам, идут темными дворами после работы, и не верят в маньяков, убийства. Пока самих это не коснется. Я была дурой там, и перенесла ее сюда. Это не я такая умная и сильная, это мне просто везло не встретить на улицах сумасшедших или опасных людей. Ладно, что есть, то есть. Сейчас я все равно ничего поделать не смогу, а вот в туалет я захочу уже скоро. Сколько мы едем после того, как я словно лось после соли, выпила, наверное, литр, не меньше. И вода была не ледяная, где он ее вез, за пазухой?

Кто ты, ловкий и уверенный в своих действиях, все умело просчитавший, и подготовивший эти сани, ведь я либо потеряла сознание, либо ты меня усыпил. По голове меня в этот раз точно не ударили, иначе, сейчас я чувствовала бы место ушиба. Я по местным меркам далеко не красавица, да и не молода уже. Ноги согрелись, но спина, будто сама, все время пыталась выпрямиться, потянуться — мышцы затекли, и начали онемевать. Я переворачивалась с бока на бок, но это мало помогало, и с ног сползала овчина, что тоже было фигово — ноги начинали снова мерзнуть.

— Эй, женский спасатель от сурового быта и теплого дома, мне надо срочно в лес, иначе за нами будет серьезный желтый след, по нему нас найдут быстрее, чем ты думаешь! — я кричала громко, потому что сани ехали быстро, и, судя по всему, мужик в шубе едет верхом, а сани ведет другой человек. Я слышала возницу, тот кряхтел и погонял лошадей, а когда мы чуть останавливались, видимо, объезжая на дороге ухабы, обходил телегу верхом на лошади.

Полог откинулся, я зажмурилась, и смотрела сквозь ресницы, мужчина, стоявший надо мной, был мне не знаком, но это местный, это человек не из-за моря. Высокий, большой, как медведь, с густой бородой, волосы на голове распущены, без шапки. Глаза молодые, но взгляд пустой и в нем не читается ни одной эмоции. Скорее всего, теперь мы отъехали на достаточное расстояние, чтобы нас не догнали, и он, уверенный в успехе, решил не прятать лица. Он отвязал руки от коленей, спина сразу «выдохнула», и все вокруг показалось прекрасным и даже сносным. Развязал ноги, привязал веревку на шею, надел на ноги валенки, но не те, что были на мне, высокие, но явно по размеру — они туго наделись на ногу, развязал руки.

— Иди за повозку, и только попробуй дернуться. Мы отвернемся. — фыркнул словами прямо в лицо, притянув меня за веревку на шее. Запах мяса с травами от него, будто упал мне сразу в желудок, и тот заурчал.

За санями нашла место, где не провалюсь в снег. Он стоял спиной, и держал веревку через плечо. Бежать было бесполезно. Двое лошадей впряжены в сани, хороший высокий короб, внутри обитый шкурами, много соломы, лежала я на очень густом меху, похожем на медвежий, или это буйвол? Я хотела потянуть время, чтобы размять ноги.

— Давай я буду сидеть. Не привязывай руки к ногам, мне очень больно. Я точно не побегу по снегу навстречу смерти от волчьих зубов. — Я несколько раз присела, распрямила спину, поклонилась влево и вправо, свела лопатки, и даже попрыгала возле саней — по ногам и рукам разлилась приятная боль — кровь начала циркулировать лучше.

Он подошел, связал ноги в лодыжках, и перекинул веревку через оглоблю в ногах саней. Руки не связал, но обернул веревку вокруг талии пару раз, и привязал сзади, под ногами возницы. Умно, теперь я смогу лечь, сесть, но дотянуться до ног и до возницы не смогу. Какой ловкий бэдээсэмщик! Но он меня услышал, и не желает вредить, значит доеду живой. Только вот куда?

— Как стемнает, сделаем привал, и перекусим. — говорил он рубленно, сухо, просто информируя о своих планах. Мы тронулись, и желудок еще раз напомнил, что неплохо-бы поесть.

Я смотрела по сторонам, но дорога была мне не знакома. Я два раза ездила до Среднего моря, может, конечно, этого мало, чтобы узнавать дорогу, как свою руку, но она была шире проторена, или снег уже засыпал ее.

— Стой, здесь переночуем, зажигай огонь, корми лошадей — по-хозяйски крикнул всадник вознице. Тот остановился, привязал лошадь к дереву, потом взял поводья у мужика в шубе.

Я радовалась возможности встать, но меня никто развязывать не торопился. Решила помолчать, и посмотреть, что запланировано, а потом уже возникать. Темнело очень быстро. Возница запалил три костра, лошадь выпряг из саней, кинул лапника возле костра, завернулся в шубу, и заснул. Видно было, что человек устал.

— Как тебя зовут? Или мне постоянно кричать тебе «эй»? Я Сири. — молчать было невыносимо — если не узнаю о его планах на меня, так хоть развлекусь.

— Я знаю кто ты, про меня тебе знать не зачем. Говори, что хочешь, или больше ничего не говори мне. — он отвернулся, показывая, что разговор закончен.

— Я хочу «Майбах» и поесть, хочу музыку в ушах, хочу свою собаку подержать в руках, хочу мира во всем мире. — мне было наплевать, что он подумает обо мне.

— Сейчас поешь, а в миру тебе еще рано, ты долго жить будешь, Сири, остальное я не понял, если без этого тебе плохо, надо найти это. — его взгляд стал озабоченным, как будто он действительно переживал, что мне срочно нужен автомобиль, так щедро упакованный немецким автопромом.

— Да не надо мне ничего, поесть, и пройтись, а то ноги затекли, ну и в лесок. Развяжи меня, я помогу готовить еду, я не могу просто сидеть и смотреть, это не очень интересный фильм.

Он поставил на огонь котелок со снегом, и подошел ко мне. Развязал ноги, надел валенки. Привязал веревку на шею, как я ни сопротивлялась, он настоял взглядом. Потом развязал руки, и поднял из саней, поставил на снег возле себя.

— Иди за сани.

Я выбрала местечко. Видимо, мне просто не судьба спокойно выпить красного вина. Сначала нам с Драсом испортили вечер, когда случилась беда с Бором, потом забрал этот, а дома остался кувшин.

— Можешь приготовить еду, я выложил из мешка все продукты. — он ослабил веревку, и сел на край саней.

Наблюдал за каждым моим шагом и за моими движениями, когда я разминалась у костра, помешивая кашу. Ламбада в моем исполнении была для него чем-то удивительным. Ты еще макарэну не видел, мужик, там вообще не уследишь что за чем — я неделю училась дома танцевать ее перед зеркалом, я просто гуру макарэны. Особенно в караоке. Эх, в этом мире не хватает музыки.

— Ты умеешь петь? — нужно было о чем-то говорить, иначе в голову лезли апатия и мысли о том, что я могу потерять все, что здесь нашла: семью и друзей, мою лошадку, мои теплые штаны, которые теперь никто не сошьет.

— Зачем мне петь, поют за деньги только смешные и ненужные люди. — он говорил это серьезно.

— Ну ладно, тогда подпевай. На поле танки грохотааали, солдаты шли в последний бой, а молодоооого командира, несли с пробитой головой… — я спела всю песню, да так душевно, что в лесу завыли волки, по-моему, даже пели в ритм.

— Я не понял много слов, Сири, но это грустные слова, да? — он немного смягчился в лице.

— Сколько тебе заплатить, чтобы ты отпустил меня обратно? Я знаю где попросить денег, мужик, только дай знать. Я найду, и отдам тебе, и сделаю вид, что не знаю тебя. — я на минуту подумала, что это может сработать.

— Нет, я не говорю об этом с тобой, у тебя нет столько денег, — он отвернулся, и подошел к костру, перемешал кашу, наложил в миску, и дал мне с ложкой. — ешь, и надо спать. Рано выезжаем утром, сухого мяса поедим с хлебом, только отвар заварю.