Новогодняя коллекция детектива - Устинова Татьяна - Страница 18

Итак, тело как раз было привлекательным. Филипп не без удовольствия думал, что целый год это тело будет в его личном пользовании. Но Александра Потапова, его будущая жена, состояла не только из тела…

Зачем ему громадный, грязный, тяжелый мешок ее проблем? Не успеет он и глазом моргнуть, как ему придется помогать ей тащить его, или он ничего не понимает в жизни.

Именно такие женщины, как Александра, и умеют подобраться совсем близко, так что очень скоро и не различишь, где одна душа и где другая и когда они начинают сливаться воедино. Именно такие женщины и могут со временем стать необходимыми, как воздух и вода, да простится ему банальность этого сравнения. Именно они, а не волшебные создания с ангельскими голосами по-настоящему опасны: с ними очень легко привыкнуть к мысли, что жизнь и вправду можно с кем-нибудь разделить, и тогда одиночество тебе не грозит…

Все это так, но решение принято, и менять его он не собирается. Он женится в Москве на неизвестной сумасшедшей только для того, чтобы отвязаться от ангела и его семейства. И только.

И все-таки – позвонить или нет, и если позвонить, то что сказать?

Филипп покосился на телефонную трубку и, тяжело вздыхая – будто старик, обремененный годами, – отправился на кухню варить кофе.

Насыпав в турку четыре ложки кофе, он неожиданно вспомнил зловещее обещание начинающей Марии Медичи: отравить его при случае. Очевидно, он и впрямь вывел ее из себя, раз она не только не сумела скрыть обиду, но еще и вслух пожелала ему смерти. Это было серьезным нарушением все того же неписаного свода правил, которому беспрекословно подчинялись все без исключения ангелы, их друзья и подруги, родственники и знакомые. Маленькая дурочка, решившая, что уж от нее-то он не уйдет.

Вновь поднялось острое, как игла, чувство недовольства собой.

Не так нужно было поступить, не так. Следовало хотя бы поговорить по-человечески. Но – Пресвятая Дева! – как он ненавидел подобного рода объяснения и разговоры, как не любил – и не желал – углубляться в лабиринты высоких душевных терзаний, предаваться которым обожают женщины!

Нет уж, пусть все остается как есть. Со своим взбунтовавшимся чувством вины он как-нибудь справится, главное, обошлось без длительных и многотрудных объяснений.

Задумавшись, Филипп чуть было не проворонил кофе.

Телефон зазвонил, когда он с цирковой ловкостью, буквально в последнюю секунду, схватил турку с огня. Чертыхнувшись, Филипп осторожно пристроил кофе на край невиданного доисторического сооружения, которое именовалось почему-то плитой, и, отыскав в углу дивана трубку, нажал кнопку.

– Алло!

– Привет, – сказал холодный мужской голос совсем близко.

– Привет, – ответил Филипп и присел на край дивана. Этого звонка он не ожидал.

– Может, ты объяснишь мне, что происходит? – Голос окончательно заледенел. Филиппу казалось, что из трубки прямо ему в ухо дует холодный северный ветер.

– Что я должен объяснить? – спросил он, помедлив.

– Ты что, в самом деле собрался жениться? Или просто придумал себе новую игру?

– Почему это тебя интересует? – полюбопытствовал Филипп, против воли начиная говорить обычным в разговорах с этим человеком отстраненно-равнодушным тоном, ненавистным им обоим. – И как ты об этом узнал?

– К несчастью, я твой сын, и потому меня это интересует. Давай лучше не будем задерживать друг друга. Мне, как и тебе, эти разговоры не доставляют никакого удовольствия…

Поборов искушение отключить телефон, Филипп Бовэ с силой потер затылок.

Это была его пожизненная каторга, наказание за грехи, и не было на свете ничего хуже этого наказания…

– Хорошо, давай поговорим, – согласился он.

Они разговаривали, наверное, минуты три. Потом Филипп долго пил кофе, грея о большую кружку озябшие руки. Он думал свои тяжелые, как жернова, думы и совсем забыл, что собирался позвонить Александре.

Андрей Победоносцев сидел за громадным, красного дерева столом в кабинете продюсера общественно-политического вещания Первого канала, ожидая, когда Илья – так запросто он называл теперь этого великого человека – закончит разговор по телефону.

Кабинет был шикарный, только что евроотремонтированный, и очень напоминал хозяина.

Вообще Андрей придерживался теории, что кабинеты гораздо больше похожи на своих хозяев, чем, например, автомобили или собаки. Про собак ему рассказывала бывшая жена. У нее была какая-то очередная слюнявая мечта: когда у них появятся дети, они купят им здорового доброго пса, и он будет катать их зимой на санках.

Вот, черт побери, запомнилась же ему эта глупость и до сих пор лезет в голову, хотя в его голове не может и не должно быть места ни для каких глупостей. Андрей даже опасливо глянул на великого человека, развалившегося в кресле по ту сторону громадного стола, как будто он мог подслушать крамольные Андреевы мысли. Но великий человек многозначительно кивал и иногда одобрительно похохатывал в трубку, не обращая внимания на Андрея.

Андрей поправил безупречную складку на брюках и переложил слева направо тяжелую кожаную папку, с которой никогда теперь не расставался.

Викин подарок.

Илья Цветков позвонил ему сегодня утром на мобильный и предложил встретиться после обеда. Позвонил сам, даже не через секретаршу. Это была неслыханная и невиданная милость, о которой Андрей еще месяц назад не смел и мечтать.

– Ну и что? – потягиваясь среди алых шелковых простыней, спросила Вика, когда, совершенно ошеломленный, он положил трубку и сказал ей, кто звонил. – Поду-умаешь! Привыкай, дорогой. Теперь они будут с тобой считаться.

– Почему? – тупо спросил Андрей.

– Потому, что ты теперь со мной, – нараспев произнесла Вика и, перекатившись на необъятной кровати, игриво ущипнула его за живот. Ему было больно, но он стерпел. – Потому, что теперь они все будут делать то, что нужно тебе, понимаешь? Ты думаешь, этот Цветков, который в АПН три рубля зарплаты получал, не дорожит своим местом, где ему со всех сторон текут в карманы ручьи твердоконвертируемой валюты? А вывел его в люди мой папанька, облагодетельствовал, можно сказать. Так что привыкай, Андрей Николаич. Не всем так везет, как тебе…

Конечно, после этого ему пришлось долго и старательно заниматься с ней любовью, как бы в порыве чувств. Он уже научился виртуозно симулировать порывы, когда этого требовал неровный Викин темперамент. Сегодня утром ей хотелось, чтобы все было быстро и грубо и как бы насильно, словно она монахиня, которую дикари-индейцы заманили в пампасы под тем предлогом, что они жаждут быть обращенными в христианство.

Но ради одного звонка от Ильи Цветкова Андрей согласился бы на все, что угодно, не только на такое в общем-то довольно приятное занятие, как удовлетворение чувственных Викиных фантазий.

Впрочем, фантазии были не так чтоб очень… Средненькие были фантазии, это Андрей уже давно понял. Потом, попозже, нужно будет дать ей понять, что он все же не электроаппарат для сексуальных развлечений, который он однажды увидел в московском секс-шопе.

При воспоминании об аппарате столичный и, конечно же, очень раскованный – никто не посмеет в этом усомниться! – журналист Андрей Победоносцев покраснел неровным морковным цветом, торопливо распахнул папку и стал быстро перебирать какие-то никому в данный момент не нужные бумажки.

Вот так с ней всегда, с этой раскованностью. Стараешься, стараешься, да и попадешь впросак. Как недавно в стриптиз-баре. Засунул красотке в трусики бумажку. Все вроде правильно. Но красотка почему-то взглянула на него, как на заразного, и вся тусовка потом пялилась на него, будто он вырядился в пиджак из магазина «Весна».

Только после третьей рюмки мужики, пригласившие его на стриптиз, сжалились и объяснили, в чем дело. Не могли сказать заранее, сволочи!.. Оказалось, что это стриптиз-бар такого уровня, где на засунутую им в прозрачные трусики аппетитно-новенькую зеленую бумажку можно купить разве что зубочистку, а девушки получают «чаевые» не в общем зале, а в «отдельных кабинетах».