Солнечная кошка (СИ) - Хаан Ашира - Страница 54

От Стаса это не укрылось.

— Морозит? — спросил он, перебираясь ближе ко мне.

Оперся на спинку кровати, притянул меня к себе и обнял, позволяя устроиться на своей груди. Даже сквозь толстый пушистый плед я чувствовала его тепло и еще — как сильно и часто бьется его сердце, отдаваясь ритмом в моих костях.

Я рассказывала про маму, про то, как я поступала в институт вопреки ее воле, как унижалась перед дядей ради денег, как было сложно в первые пару месяцев работать и учиться — я спала даже стоя в метро, было бы к чему прислониться. Как поняла, что не потяну, сойду с ума, если не буду отдыхать хотя бы иногда — и тогда появились наши тусовки с Инночкой. Как начала терять мотивацию, просто устав, что все цели слишком далеки. И тогда появился Артем, любовь к которому давала мне силы жить и вообще просыпаться по утрам.

Грела пальцы о кружку с ромашковым чаем, чувствуя, как потихоньку расслабляется что-то внутри и натянутые как корабельные канаты нервы провисают усталыми бельевыми веревками.

— Лучше? — спросил Стас, когда чай и рассказ закончились. Он забрал чашку из моих рук и отставил ее на прикроватный столик.

— Угу… — пробормотала я, стесняясь признаться, что от его близости мне и уютно, и волнительно, и страшно, и хочется плакать.

— Так вот. Я все понял про твою ситуацию. Кроме одного… — его горячее дыхание щекотало висок, и у меня почему-то начала кружиться голова. — Чего же ты хочешь? Вот в идеале?

— Я боюсь… — вздохнула я еле слышно, пряча нос под краем пледа.

— Я понял, что боишься, — терпеливо сказал Стас. — А хочешь чего? Чтобы ребенок был? Чтобы не было? Замуж? Свободы?

Думать было сложно, но я старалась. Внутри, в такт биению сердца Стаса, что-то ритмично подрагивало, сжимаясь и разжимаясь. Словно предчувствие будущего сердцебиения малыша.

— Не знаю. Правда. Я боюсь вообще всех вариантов, — я прислонилась щекой к мужской руке, тайком наслаждаясь ее твердостью и скрытой силой. — Даже таблетку боюсь. Знаешь, чего я про нее начиталась…

Я хотела рассказать, может быть, даже пошутить о том, как вредно читать медицинскую энциклопедию, и уж я-то имею полное право найти у себя даже родильную горячку, но горло вдруг перехватило спазмом, и я заплакала, не в силах больше притворяться, что я могу выносить эту внезапно накрывшую меня беду.

— Пусть просто все обойдется. Само собой. И я больше никогда-никогда ни с кем не буду трахаться, честное слово!

Стас тихо фыркнул, а потом и вовсе рассмеялся, крепче сжимая меня в объятиях:

— Ты как маленький ребенок — «никогда не буду влюбляться, это глупо!»

— И влюбляться тоже, — я потерлась щекой о плед, стирая слезы. — Знаешь, Артем говорил, что…

Он не дал мне закончить.

Раздраженно рыкнул:

— Артем, Артем, Артем… как я задолбался слушать про твоего Артема!

— Стас… — растерянно выдохнула я.

— Так-то лучше! — он скользнул пальцами в мои волосы, потянул их,

запрокидывая голову, и прижался ртом к моим мокрым и соленым от слез губам.

Стас скользнул пальцами по моему лицу, стирая дорожки слез и прислонился виском к виску. Шепнул:

— Все, забудь про него. Все кончилось.

— Ты же сам мне помогал, — бессильно возмутилась я.

— Ты загадала желание. Теперь убедилась, что он не то, что тебе было надо?

— Убедилась…

— Вот и все.

Он отстранился, укладывая мою голову на сгиб локтя, как будто я младенец. Усмехнулся беззвучно, проводя пальцами по волосам. И снова откинулся на спинку кровати, словно ничего и не было.

Только сердце в его груди стучало так же быстро и сильно. И вдохи и выдохи он делал рвано и быстро. Так, словно ему не хватало кислорода. Словно он забывал вовремя дышать, как я недавно.

Я потянулась к нему сама.

Приподнялась, цепляясь пальцами за футболку и жалея, что у меня нет таких удобных когтей, как у кошек. Вонзить их так глубоко, чтобы вырвать можно было только с куском плоти. Облизнула соль со своих губ и прижалась к его губам, скользнула кончиком языка… Но он не ответил. Позволил мне целовать, но сам не отзывался. Я поняла это не сразу — понадобилось несколько секунд, в течение которых я только воображала себе его горячее дыхание.

Разве что напряглись держащие меня руки.

Я отшатнулась, смутившись.

— Прости… — пробормотала, прикрывая глаза.

Это для меня между домом Артема и домом Стаса сменилась эпоха.

Это я умерла в ночной пустоте, глядя в асфальт и воскресла кем-то другим.

Это моя кожа стряхнула с себя все чешуйки, которые только соприкасались с другим мужчиной и полностью обновилась.

— Что? — переспросил он, и даже по голосу было слышно, что он хмурится.

Для него я женщина, которая пришла из постели другого.

Чужая женщина — из тех, с которыми он не спит.

— Наверное, тебе неприятно…

— Что за чушь? — удивился Стас.

Я почувствовала, как в глубине тела вновь рождается холодная влажная дрожь, словно я закутана не в плед и самые теплые в мире руки, а в вымоченную в северном океане парусину. Она мешает движениям, но я все равно выпутываюсь, суетливо дергаюсь, чтобы выбраться наружу, выпасть из уютной колыбели, которую я не заслужила.

— Конечно, я не должна приставать к тебе, ты же явно показал, что… я зря это делаю, прости!

— Ярина… — угрожающе проговорил Стас, одним небрежным движением плеча стряхивая меня обратно в нагретую норку в своих руках. — Не провоцируй меня.

— На что?

Я свернулась калачиком, защищая — или согревая? — живот, где снова пульсировало мое и не мое сердце. Снова почувствовала влагу на губах.

И одиночество.

С чего я вдруг решила, что нужна ему? Сама по себе, не как бедный мокрый котенок, свалившийся на голову.

— На это.

Стас наклонился и снова поцеловал меня. Горячо. Жадно. Жарко. Вливая со своим рваным дыханием что-то горячее и сладкое, согревающее меня изнутри. И еще пьянящее, потому что меня вдруг повело как от глотка алкоголя на голодный желудок.

Обреченная пустота внутри расползалась клоками от разливающегося тепла.

Мне хотелось — как же мне хотелось его!

Быть с ним.

Но…

— Стас…

— Вот так. Будешь теперь произность только мое имя, ясно?

Его голос был строгим, почти злым, но именно это почему-то успокаивало меня намного лучше нежного мурлыканья. Похоже, кнут всегда казался честнее пряника.

— Но я же могу быть… — вдох. — Беременна… от… — запнулась, чтобы не произнести имени. — От него. Я же только что… — снова вдох. — Была с ним. Ты же…

И мое дыхание опять сорвалось на всхипы.

— Я не комплексую, что меня будут с кем-то сравнивать, если ты об этом, — усмехнулся Стас. — И не считаю тебя каким-то неодушевленным предметом, который может быть испачкан кем-то другим. Просто сейчас тебе нужнее сон, чем то, что я хочу…

«А что ты хочешь?» — мысленно спросила я, глядя в темное серебро глаз.

Медленная улыбка на его лице, туман, заполнивший серым маревом взгляд, слегка подрагивающие подо мной мышцы рассказали мне — что.

Проснулась утром я от того, что стало слишком жарко. Как была: всклокоченная, мрачная, одетая и завернутая в два пледа. Неудивительно, что я почти сварилась — в комнате было жарко, сквозь полупрозрачные занавески лилось рассеянное, но горячее солнце.

На прикроватном столике лежал мой телефон, под ним стоял рюкзак и еще я была одна.

Ну как — одна.

В компании пяти кошек, которые облежали меня со всех сторон. Чтобы не замерзла, видимо.

Нет, вру, шести кошек. Еще одна смотрела на меня с соседней подушки.

Семи — когда я случайно двинула ногой, выпрастывая ее из жаркого плена, в нее незамедлительно вкогтилась мелкая зеленоглазая дрянь, которая терпеливо лежала в засаде все утро. А может даже и ночь.

Я опрокинулась на спину, счастливо улыбаясь. Наверное, я бы хотела просыпаться так каждое утро. Только чтобы меня кто-нибудь еще целовал.