Сердце мексиканца (СИ) - Хаан Ашира - Страница 45

Вот когда Але аукнулась та самая женская иерархия. Упрек был справедлив, она и правда часто так делала. Мужчина — охотник, всем известно, убегающая добыча для него вызов. Возразить было нечего. Кроме того, что сейчас все было иначе.

— Так вот он за тобой погнался! Идиот! Если бы оно того стоило! Если б ты о нем хотя бы вспоминала! — Надя распалялась все сильнее, и ужас Али рос пропорционально ее гневу.

— Что он сделал?.. — спросила она медленно, едва разомкнув помертвевшие губы.

— Попался с фальшивым паспортом на границе, вот что! Со своим он вылететь не мог, давно в розыске. Собирался искать тебя, просил моей помощи. Лететь собирался через Америку, поэтому документы проверяли очень тщательно. И, знаешь, что случилось?

— Он в тюрьме?..

— Лучше бы он был в тюрьме… — Надя провела ладонями по лицу и печально усмехнулась. — Его вытащили серьезные ребята. Не просто так, конечно. Они давно пытались его заполучить, но пока у него не было слабых мест, он мог избегать того, что ему было противно: наркотиков и продажи людей.

— А теперь… — облегчение от того, что он жив и на свободе было отравлено подозрениями, что бывают вещи и хуже тюрьмы.

— А теперь он связан долгом. И вынужден руководить одним из картелей, ведущим дела с Гватемалой. И они точно не «Киндер-сюрпризы» тайком в США переправляют, я тебя уверяю!

— Можешь ему передать, что мне просто надо… — начала Аля, но Надя жестко прервала ее:

— Нет! Хочешь его — приезжай и бери. Меня не впутывай, все делай сама, мы и так из-за тебя поругались.

Аля закусила губу. Она права, им не пятнадцать лет, чтобы общаться через посредника. Но если к маленькой банде, которая в основном занимается грабежами и шантажом она как-то привыкла, то быть любовницей наркобарона — сомнительный выбор.

Но Мексика… Но яростное солнце, злые боги, жизнь, у которой есть вкус…

Но мед и огонь…

Надя смотрела на нее с экрана, и чудилось, что ее лицо смягчается. Она добавила:

— Только поторопись. С его отчаянностью и чувством, что ему нечего терять, он уже и так каждый день ходит по краю. Если его принципы доломают, долго ему не жить.

И отключилась.

Serpiente y Corazon

Прямого рейса «Москва-Паленке» не существует, и Аля летела с тремя пересадками. Бешеной собаке сто верст не крюк. Десять часов в автобусе она бы сошла с ума.

Голова кружилась от недосыпа и литров кофе, выпитого в аэропортах трех разных стран; она напрочь потерялась во временах суток и числах, в голове с момента разговора с Надей стоял неумолчный звон, а кончики пальцев немели от страха.

Три месяца она даже не собиралась возвращаться, а теперь ей казалось, что критичен каждый час. Что стоит замедлиться, купить билет не на экспресс, поехать на автобусе, а не такси — и она безнадежно опоздает.

Аля понятия не имела, где искать Сантьяго. Особенно теперь, когда он стал главой наркокартеля, базирующегося неизвестно где. Она и раньше-то не была уверена, что вновь найдет то ранчо, а сейчас задача становилась и вовсе нерешаемой.

Но она просто не думала об этом. Совсем. Настолько дурой она не была еще никогда.

К моменту приземления нервы натянулись так сильно, что Аля, стоя у ленты багажа и глядя, как за стеклом по ней прохаживается служебная собака и неторопливо обнюхивает каждый чемодан, боялась, что сейчас просто завизжит во весь голос, чтобы выплеснуть истерику, подстегнутую кофеином, чтобы сделать хоть что-то!

Получив, наконец, свой чемодан, она вышла на улицу и закурила, хотя почти бросила уже несколько недель назад. Надо было как-то прийти в себя, выдохнуть и включить голову.

У выхода топтались таксисты, как всегда зазывая пассажиров двумя-тремя корявыми английскими фразами.

Сейчас она просто назвала по-испански цену чуть ниже той, за которую уехала в прошлый раз, и седой усатый кабальеро склонил голову, соглашаясь со справедливым торгом.

Машина ехала по знакомым местам. Слишком знакомым. Она провела тут всего неделю, но настолько насыщенную эмоциями, что автобусная станция, кофейня, остановка маршруток, базарчик с серебряными украшениями и даже полицейский участок врезались ей в память прочнее, чем двор ее детства. Они вызывали острую, почти болезненную ностальгию по сонной жаре три месяца назад, когда еще ничего не успело измениться, и вид на горы был самым волнующим переживанием дня.

И еще холодная вода в душе.

Сердце билось чаще от знакомых запахов жареной рыбы и супа, от переклички мексиканок через улицу, от вида наглых кур, перебегающих дорогу.

— Стойте, тут остановите — воскликнула Аля, завидев знакомый дом с решетками на первом этаже и креслом-качалкой на балконе.

Она выволокла из багажника свой новый белый чемодан, в последний раз в жизни задумавшись о судьбе старого розового, закинула рюкзак на плечо и замерла — было очень-очень страшно.

В рюкзаке лежало все самое необходимое, на случай, если она каким-то образом потеряет чемодан и в этот раз. И еще мист с запахом сахарной ваты. И самое сексуальное белье, какое она смогла найти. Почему-то захотелось.

Для него.

Глупо.

Лучше бы запасные джинсы положила.

Аля выдохнула и потянула на себя решетчатую дверь.

Все семейство было в сборе за большим обеденным столом и встретило ее гробовым молчанием. Место Хесуса рядом с отцом пустовало, хотя там и стояла тарелка.

Старшая дочь смотрела на Алю широко распахнутыми глазами.

Спросила по-испански, коверкая вызубренные слова:

— Вы не знаете, где мне искать Сантьяго?

Отец и мать одновременно возвели глаза к небесам.

К небесам.

Резко ослабли ноги.

Доигрался. Не успела.

Она уронила рюкзак на пол и закрыла ладонью рот, чтобы не закричать.

Дочь выскочила из-за стола, метнулась к пошатнувшей Але и потянула ее за руку к лестнице. В полуобмороке, уже ничего не соображая из-за разлившейся перед глазами тьмы, она сделала несколько шагов и вдруг…

Нельзя же чувствовать человека на расстоянии? Даже не по запаху. По ощущению его присутствия.

В одно мгновение Аля взлетела по ступеням на второй этаж, а в следующее столкнулась с ним в залитой солнцем комнате.

Они налетели друг на друга как два обезумевших урагана. Без слов. Без лишних мыслей. Без сомнений. Не веря ничему, кроме прикосновений. Ловя губы, промахиваясь, ощупывая друг друга, словно стараясь убедиться, что это не сон.

Сантьяго подхватил ее на руки и сквозь коридор, расчерченный лучами льющегося через окна-бойницы солнца, отнес в спальню и уложил на кровать с резной спинкой.

Аля начала плакать почти сразу, стоило ему только провести пальцами по ее щеке, расстегнуть пуговицы легкой рубашки и накрыть горячей ладонью грудь. Она запустила руки под его футболку, задрала ее, помогая стащить и отбросить куда-то в сторону, с нетерпеливым стоном прижалась кожа к коже, снова чувствуя, как его жар сплавляет их вместе. Слезы лились и лились, пока он расстегивал джинсы, не отрываясь от ее губ, и его язык, умопомрачительно требовательный и ловкий, утолял застарелую жажду его поцелуев.

Она смахивала соленые капли, он слизывал их, не спрашивая, почему она плачет, потому что знал. Понимал. Чувствовал то же самое.

Нереальность происходящего. Сбывшийся сон — из тех, о которых думаешь неделями после того, как они приснились. Ощущение, что они оба уже умерли: его убили в перестрелке, ее самолет разбился — и как-то, чем-то заслужили попасть в рай, где им дали то, что они хотели больше всего на свете в последние мгновения своей жизни.

Друг друга.

Он скользнул в нее — твердый, горячий — не отрывая взгляда от ее лица. Аля обхватила его ногами, обвила руками, вжалась всем телом и длинно всхлипнула, когда он заполнил ее целиком и остановился, покачивая на волнах сладкого томления. И только спустя много долгих секунд, когда их слияние наконец стало осознанной реальностью, настоящим, не приснившимся счастьем, он начал двигаться, нанизывая ее на себя до предела, резко, так глубоко, что каждый раз, как он входил до конца, у нее перехватывало дыхание.