Лесная невеста (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 36

— А, блок. Я его уже поставила. Чувствуешь холодок в голове?

Хаммон нахмурился и вдруг улыбнулся, словно ему вдруг сделалось настолько легко, что он готов был оторваться от земли. Я понимающе кивнула: заклинание внутреннего слова действовало именно так. А блок, который не позволит никому из хозяев «Имаго» отследить его, действительно включится в тот момент, когда Хаммон въедет в город.

Мне нужно было подстраховаться.

— Да, — улыбка Хаммона стала еще шире. — Чувствую. Я все сделаю, не волнуйся.

— А генерал Хайнс обеспечит тебя убежищем, — ответила я. — Что теперь?

Мы поднялись на третий этаж и вышли в широкий белый коридор, в котором было всего две двери. Хаммон подошел к одной из них и негромко произнес:

— А теперь держись. Удачи.

За дверью располагался просторный кабинет, отдаленно напоминавший стоматологический. Такое же большое кресло с нависшими над ним тонкими щупами из незнакомого мне оборудования, большой стол врача с открытым ноутбуком, шкафчик с инструментами и препаратами. За столом расположился Готтлиб — увидев меня, он обернулся и доброжелательно произнес:

— А, дорогая Инга! Наконец-то!

Дверь бесшумно закрылась, и я обреченно подумаю, что бежать некуда. Возможно, когда генерал Томат приедет в этот лес, то найдет лишь тень без лобных долей мозга вместо меня.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовалась я, стараясь говорить, как можно спокойнее. Готтлиб улыбнулся и произнес:

— Окончательно привести вас в «Имаго». Привести к совершенству, доктор Рихтер. Садитесь.

Делать было нечего. Я села в кресло, вольно вытянула ноги и осведомилась:

— Тут что, зубы лечат?

Готтлиб вопросительно поднял бровь. Возможно, он ожидал другого вопроса и иной реакции.

— У вас болят зубы? — ответил он вопросом на вопрос. Я развела руками.

— Слава богу, нет. Но обстановка похожа.

Готтлиб усмехнулся. Пробежался по клавишам, и на экране ноутбука открылся текстовый файл, украшенный моей фотографией. Официальное инквизиционное досье — когда-то я очень хотела заглянуть в него.

Потом мне стало все равно. Я не узнала бы о себе ни нового, ни хорошего.

— Доктор Инга Рихтер, ведьма уровня Каппа, — произнес Готтлиб. Сдвинул очки на кончик носа и вдруг действительно стал похож на доброго врача. — Не буду ходить вокруг да около. Вы интересны для «Имаго» по двум причинам. Вас можно трансформировать в ведьму более высокого уровня — это первое. С Каппой мы еще не работали. А второе — вы нравитесь своему куратору, а это никогда нельзя недооценивать. Понимаете?

Надо было сориентироваться как можно скорее и не наделать при этом ошибок. Да, я нравлюсь Ульриху, он говорил об этом в открытую. Да, Готтлиб уже предлагал мне скачок в уровне, и я отказалась.

Но теперь…

Я вдруг подумала, что Готтлиб может сделать меня человеком — но только человек Инга Рихтер вряд ли на что-то сгодится ее старым знакомым в министерстве обороны. И случись что, ее никто не будет вытаскивать из неприятностей.

Вспомнилось, как Ульрих советовал любым способом отбояриться от предложений Готтлиба. Но сейчас, сидя в его кабинете, я понятия не имела, как это сделать — и нужно ли это делать.

— Понимаю, — кивнула я. — Но вроде бы вам понравилась решимость Арна Виланда? И его желание занять место Ульриха в «Имаго»?

Готтлиб негромко рассмеялся.

— Знаете, как говорят на востоке, знакомый бес лучше незнакомого. Я пока плохо представляю, как именно господин Виланд сможет заменить Ульриха. Он решителен, во многом фанатичен, но этого все-таки недостаточно.

Все правильно. Выродок Арн был свирепым псом, который охотился на ведьм. Такова была его слава и жизнь. Его не считали тем, кто способен хитрить и добиваться своей выгоды.

Иногда прямолинейность и предсказуемость становятся грехом.

— Хорошо, — кивнула я и указала на аппарат, который нависал над креслом. — Это больно?

Готтлиб усмехнулся. Ему нравилась моя решимость, и я видела, что пока все идет так, как надо. На самом краю моего сознания подрагивала золотистая нить: Хаммон попрощался с «Имаго», и его внедорожник ехал через лес к границам заповедника.

— Раньше было больно, — ответил Готтлиб. — Когда я только начинал, приходилось работать вручную. А сейчас так, легкий дискомфорт. Как будто вас обстрекало крапивой.

— Кто вы сами, доктор Готтлиб? — поинтересовалась я. — Если уж я ложусь под ваш аппарат, то имею право на правду.

Он понимающе кивнул. По панели на аппарате пробежали красные огоньки, налились зеленым. Кабинет наполнила приятная музыка — что-то расслабляющее, восточное.

Это действительно было предложение, от которого невозможно отказаться. Если бы я стала упрямиться, то меня принесли бы под этот аппарат насильно. Готтлибу нужна моя покорность, и готовность к совместной работе — залог моего выживания.

— Я был ведьмаком уровня Мют, — ответил Готтлиб, мечтательно улыбнувшись. — Потом все убрал, добавил метарола. А потом избавился и от него, стал человеком. Впрочем, оставил себе ряд нужных способностей.

— Ученые всегда проводили эксперименты на себе, — сказала я, чувствуя, как волосы по всему телу вдруг выпрямились ершом. Вроде бы ничего особенного не происходило, но мне казалось, будто во мне что-то плывет.

Или я сама превратилась в огромную рыбину, которая скользит в толще неведомых вод?

Музыка сделалась громче — какое-то время в мире не было ничего, кроме музыки и воды. И я плыла, и все во мне плыло, и я была рыбой, которой предстояло выйти из океана и покорить сушу.

Вот чем была магия — океаном. Если бы Арн был здесь, то наверняка чувствовал то же самое. Вспомнилась ночь, которую мы провели в объятиях друг друга, вспомнилось все, что он делал для меня с момента нашей встречи, и я вдруг испугалась, что забуду обо всем, когда преображение завершится.

«Я не люблю тебя. Но я за тебя боюсь».

Голос Арна прозвучал настолько отчетливо, будто он стоял рядом с креслом. Я попробовала посмотреть, но не увидела ничего, кроме волн.

— Арн? — позвала я. — Ты здесь?

— Инга? Где ты? Почему я тебя слышу? — спросил Арн и вдруг осекся. Я испугалась, что неуловимая связь между нами исчезла, но он вдруг произнес: — Готтлиб тянет тебя к уровню Мют и… нет. Ты уже Окулус. И рост продолжается.

Я по-прежнему ничего не чувствовала. Просто плыла в воде и музыке, мне не было ни страшно, ни больно. Но в голосе Арна звенел страх.

— Окулус, — повторила я. — Редкая рыба, да?

Можно было и не спрашивать. Ведьмы уровня Окулус почти не встречались в этом веке. Исключительная редкость, недостижимое могущество — и разрешение на незамедлительное убийство, если ведьма совершит ошибку.

Я могла бы пускать реки вспять и переставлять местами города. И получила бы пулю от Ульриха.

«Сейчас самое время испугаться», — подумала я, но страх так и не пришел. Зато в груди возникло какое-то неудобное, давящее ощущение, словно кусок встал поперек желудка. Вода забурлила, вскипела, и меня стало бросать на волнах, как игрушку.

— Инга! — услышала я крик Арна. — Он тебя тянет на Эпсилон! Инга, сопротивляйся!

Выродок Арн Виланд никогда не мог бы кричать с таким страхом. Он никогда бы не боялся за меня, потому что всю жизнь убивал ведьм, а не щадил их. Так какая ему разница, что я стану Эпсилоном — чистым безумием, которым владеет лишь бескрайняя, неутолимая жажда уничтожения?

— Инга… — произнес Арн. Его голос прыгал и дробился у меня в ушах, он говорил и говорил, но слова уже не имели смысла. Я стала тем существом, которому не нужно речи.

Я стала тем, кто говорит на языке древней тьмы и смерти.

Вода бурлила, и волны расступались. Меня наполнял огонь и ярость. Меня тянуло куда-то вверх — я ничего не видела, но чувствовала, что там — моя добыча. Там мягкие и безопасные двуногие существа, на которых я буду охотиться. У них нежное мясо и густая сладкая кровь, у них хрупкие кости, которые так приятно будет разгрызать…