Лесная невеста (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 29

— Тшш, — ласково произнес Хаммон. — Я знаю, знаю. В этом и смысл.

— Не надо, — сказала я, понимая, что это звучит невероятно жалобно и безнадежно. Можно, конечно, заорать и надеяться, что Виланд разбросает во все стороны бравую пятерку, держащую его на мушке, и примчится мне на помощь, но…

Я не знаю, как смогла это сделать. Увидела настоящего Хаммона — крошечного, голого, скорчившегося на ледяном бетонном полу подвала. Протянула руку, дотронулась до него. Когда Хаммон встрепенулся и осмелился поднять голову, то я сказала ему:

Выброси его. Выброси прочь. Ты сможешь.

Объятия Хаммона стали еще сильнее, но через несколько мгновений он разжал руки и обмяк на полу без сознания.

Самое время вздохнуть с облегчением.

Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, выравнивая дыхание. Господи Боже, Ульрих наверняка бы пошел до конца, и с него сталось бы надо мной надругаться чужими руками…

Нет, лучше об этом не думать.

Я присела на корточки рядом с распластавшимся на ковре Хаммоном, похлопала ведьмака по бледным щекам.

— Керн! Керн, очнись!

Хаммон что-то пробормотал, не открывая глаз. Я взяла его за руку, помассировала точку между большим и указательным пальцем, и Хаммон отчетливо выругался.

— Да, — кивнула я. — Полностью с тобой согласна, это действительно полный финиш.

Хаммон попробовал сесть — и не смог. Я усадила его, привалив спиной к кровати, и спросила:

— Жив? Как ты себя чувствуешь?

Хаммон смог лишь повторить свою фразу о полном финише. В эту минуту мне было невероятно жаль его. Перестать быть собой, послушно выполнять приказы жестокого и беспощадного хозяина и не иметь возможности вернуться к себе — это было страшно.

Кем бы ты ни был, ты не заслуживал такого.

— Как… — Хаммон перевел взгляд на меня, и его тусклые глаза прояснились. — Как ты его выкинула?

Непонимание и страх в его взгляде сменились почти религиозным почитанием. Хаммон стиснул мои пальцы так, что я едва не вскрикнула от боли.

— Никак, — ответила я. — Ты сам это сделал, Керн. И можешь повторить, если захочешь.

Хаммон смотрел на меня с ужасом и надеждой. Должно быть, Ульрих был для него неизлечимой болезнью, и тот факт, что он смог исцелиться, потряс его. «А действительно ли ты террорист? — подумала я. — Или тебя заставляли делать то, что ты не хотел?»

Решив не торопиться с выводами по поводу нравственных качеств Хаммона, я осторожно высвободила руку и сказала:

— Если ты отвезешь нас в центр, то я и дальше буду тебе помогать. Согласен?

Глаз Хаммона снова пополз к переносице, но почти сразу же вернулся в нормальное положение. Должно быть, Хаммон и Ульрих пришли к общим выводам.

— Хорошо, — кивнул Хаммон. — Идем.

Я плохо представляла, как помочь Хаммону избавиться от влияния Ульриха. Но пока отсутствие плана действий меня не расстраивало. Мы с Виландом вышли из гостиницы, люди Хаммона усадили нас в пыльный внедорожник, и машина двинулась по улице в сторону центральной площади города.

— Ульрих один из руководителей проекта? — осведомился Виланд. Он сидел рядом со мной, сцепив пальцы в замок на колене, и я обратила внимание, что он избегает смотреть в мою сторону. Он не знал, что произошло во время моего разговора с Ульрихом, не представлял, как именно я убедила его включить нас в проект «Имаго», и это его, мягко говоря, бесило.

Это нормально. Я на его месте тоже бесилась бы. Особенно учитывая то, что речь шла о матери Виланда, и именно это сыграло ключевую роль.

— Да, на него многое подвязано, — неохотно ответил Хаммон, сидевший рядом с водителем. На лицо террориста медленно возвращался румянец. Я вновь подумала о том, чем именно должны расплачиваться за то, что из человека делают сосуд силы.

Какие услуги Ульрих оказывает Хаммону?

— Он и есть система безопасности для «Имаго», — с прежним ленивым равнодушием произнес Виланд. — Если с ним что-то не в порядке, то все рушится. Верно?

Хаммон покосился на инквизитора, и в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на уважение.

— Верно, — хмуро ответил он и машинально дотронулся до шеи. Петля поблекла, утратила свою изумрудную зелень, втянула в себя шипы. Но она по-прежнему была там. И Виланд не собирался ее снимать.

Я видела эту петлю, и мне было не по себе. Если я ошибусь по-крупному, то Виланд подарит такое украшение и мне. От него веяло стужей, и я чувствовала, что сейчас он жалеет о том, что пошел на поводу у эмоций и поцеловал меня в подвале.

Я была ведьмой. Он инквизитором. Что может быть между нами, кроме зеленой печати?

И от этого было горько. Я сама не ожидала, откуда могла взяться настолько глубокая горечь. Мы ведь не были близки настолько, чтобы…

Нет, лучше об этом не думать. Я должна сохранять здравый ум, голос разума во всем этом безумии, как выразился Ульрих.

Виланд наконец-то покосился на меня — я почувствовала его взгляд, как ожог.

— Доктор Готтлиб с вами? — поинтересовался Виланд. Хаммон развернулся в кресле и почти минуту оценивающе рассматривал Виланда. Тот откинулся на спинку сиденья и улыбнулся краем рта. Дескать, что? Не ожидал?

— Скажи сразу, чего ты не знаешь? — поинтересовался Хаммон. Виланд развел руками, и я снова подумала о том, что из него получился бы прекрасный актер, который играл бы маньяков и психопатов. Ух, какие это были бы популярные герои!

— Не знаю, при чем тут волки, — ответил он. Хаммон провел ладонью по волосам, отвернулся и произнес:

— Увидите. Это тоже интересно.

Вскоре машина свернула в проулок и въехала в гостеприимно распахнутые ворота белого двухэтажного дома. Когда она остановилась у входа, то Хаммон почти вывалился из нее и бросился бежать. Открылась дверь, его впустили, и я услышала короткий обрывок фразы:

— …быть более благоразумным…

Да, пожалуй, это пригодилось бы всем нам.

Водитель решил, что мы с Виландом никуда не денемся, и вышел покурить. Запах табака лизнул ноздри. «Старый ангел», такой когда-то курил мой добрый знакомый в министерстве обороны.

«Девочка, если случится что-то, с чем ты не справишься сама — звони».

Визитку втиснули мне в руку. Я опустила глаза: черные буквы и цифры тотчас же намертво вцепились в память. Умирать буду — не забуду.

Меньше всего я хотела снова возвращаться в старые времена. Но сейчас, когда мы с Виландом сидели в машине во дворе незнакомого дома, я с трудом сдерживала желание раздобыть телефон и набрать номер.

Понятия не имею, что было бы потом. Возможно, точечный удар, из-под которого меня извлекут за минуту до того, как все превратится в пепел. Или спецкоманда головорезов, которая вернет меня на службу в министерство обороны.

Задумавшись, я не сразу поняла, что Виланд взял меня за руку — а когда поняла, то чуть не вздрогнула.

— Он что-то с тобой сделал? — спросил Виланд.

Если бы я ответила «да», то и от Ульриха, и от Хаммона остались бы только клочки, как от Сумеречника. Взгляд Виланда был непроницаемо темным — я смотрела в эту тьму и всем сердцем хотела, чтобы в ней появился свет.

— Нет, — ответила я. — Ничего. Мы просто говорили.

— Ты бледная, — произнес Виланд. Мне казалось, что он меня не видит — настолько погружен в свои мысли.

Я машинально прикоснулась к лицу.

— Да. Это все тяжело, Арн.

— При чем здесь все-таки моя мать? — спросил Виланд.

Водитель швырнул окурок в урну возле ступеней, но в машину пока не сел — ждал, когда появится Хаммон.

— При том, что она все-таки спасала вам жизнь, — ответила я. — При том, что вы с Кирой — уникальные дети. У меня есть подозрения, что она принимала участие в чем-то вроде «Имаго», и Киру в первый раз похитили именно потому, что она — дочь своей матери.

Виланд вздохнул. Выпустил мою руку, устало провел ладонями по лицу.

— Знаешь, я несколько лет думал, что мама вынуждена скрываться, — признался он. — Что она разведчица, и ее отправили за рубеж. И она даже не может подать нам знак, что жива. Такие наивные детские мечты. Думают же дети о том, что их ушедшие отцы летчики и космонавты. И не приходят к ним потому, что выполняют особую миссию.