Весь этот свет - Макгвайр Джейми - Страница 9

– Я рассказал тебе про своих родителей и все их проблемы, а ты считаешь, что сбитые костяшки – мое личное дело?

Я снова пожала плечами.

– Я вышел из себя и выместил гнев на вашем дубе. Видишь? Нет никакой магии, я все еще злюсь время от времени.

Я замедлила шаг.

– Расстроен из-за родителей?

Эллиотт покачал головой. Было видно, что ему не хочется вдаваться в подробности, поэтому я не стала расспрашивать. Мы шли по дороге, которая проходила через нашу тихую часть города и продолжалась уже за его пределами, а привычный нам с Эллиоттом мир необратимо менялся, хотя в тот момент мы этого еще не понимали.

По обеим сторонам улицы стояли дома – маленькие островки жизни и бурной деятельности. Горевший в окнах свет разрывал темноту, черневшую между уличными фонарями. Некоторые окна были закрыты занавесками, и я гадала, как живут обитатели этих островков, наслаждаются ли долгожданным вечером пятницы и смотрят ли телевизор, удобно устроившись на диване с пачкой чипсов или орешков. Возможно, им не приходится тревожиться из-за неоплаченных счетов.

Когда мы подошли к моей калитке, мой островок оказался темным и тихим. Мне бы хотелось, чтобы окна нашего дома светились тем же мягким светом, что мы видели ранее, чтобы у нас тоже был включен телевизор.

Эллиотт сунул руки в карманы, отчего лежавшая там мелочь зазвенела.

– Они дома?

Я посмотрела на гараж. Отцовский «Бьюик» и «Лексус» мамочки стояли на своих местах.

– Похоже на то.

– Надеюсь, я не испортил тебе жизнь еще больше, сцепившись с Пресли.

Я отмахнулась.

– Мы с ней давно знакомы. Сегодня впервые кто-то заступился за меня, не уверена, что Пресли оказалась готова к такому.

– Надеюсь, она перестанет вести себя так, будто у нее палка в заднице.

Я не смогла сдержать громкий смешок, и Эллиотт заметно обрадовался моему веселью.

– У тебя есть мобильный?

– Нет.

– Нет? Это шутка или ты просто не хочешь давать мне свой номер?

Я покачала головой и нервно рассмеялась.

– Честное слово. Кто захочет мне звонить?

Эллиотт пожал плечами.

– Вообще-то, я собирался тебе позвонить.

– Вот как.

Я подняла щеколду, на которую закрывалась калитка, протиснулась на ту сторону. Раздался пронзительный скрип: калитка закрылась за мной, тихо щелкнув. Я повернулась к Эллиотту и ухватилась за изогнутую кованую створку. Он мельком глянул на наш дом, так, словно он был самым обычным, не вызывающим ни малейшего страха. От его храбрости на сердце у меня потеплело.

– Мы практически соседи, так что… уверен, мы скоро увидимся, – сказал он.

– Да, определенно. В смысле… это вполне вероятно, – кивнула я.

– Что ты делаешь завтра? У тебя есть подработка на лето?

Я покачала головой.

– Мамочка хочет, чтобы летом я помогала по дому.

– Ничего, если я заскочу? Притворюсь, что не фотографирую тебя.

– Конечно, если мои родители чего-нибудь не учудят.

– Тогда ладно, – подытожил Эллиотт. Он слегка расправил плечи, став чуточку выше, и попятился. – Увидимся завтра.

Он повернулся, чтобы идти домой, и я последовала его примеру. Медленно дошла до крыльца, поднялась по ступенькам. Покоробленные доски, которыми было обшито крыльцо, заскрипели под моим весом (хотя я весила неполные пятьдесят кило). Этот звук вполне мог потревожить родителей, однако в доме по-прежнему царило безмолвие. Приоткрыв вторую дверь, я скользнула в прихожую, в душе проклиная скрипучие петли. Оказавшись внутри, я замерла, выжидая, но не услышала ни приглушенного разговора, ни шагов. Наверху никто не спорил на повышенных тонах, в коридоре не было слышно ни шепота.

Казалось, каждая ступенька пронзительно кричит, выдавая мой приход, пока я кралась по лестнице на второй этаж. Я держалась посередине лестницы, чтобы не обтирать плечом обои. Мамочка требовала, чтобы мы аккуратно обращались с домом, как будто это еще один член семьи. Я тихо прошла по коридору, перед комнатой родителей на мгновение замерла, потому что у меня под ногой скрипнула половица. Однако все было тихо, и я пошла дальше, к себе.

На обоях в моей комнате были горизонтальные розовые полоски, но помещение все равно походило на клетку, несмотря на цвет. Я сняла шлепанцы и босиком, не включая свет, приблизилась к окну. Белая краска на раме облупилась.

Снаружи, двумя этажами ниже, шагал по улице Эллиотт. Он то появлялся, когда проходил под фонарями, то исчезал из виду. На ходу он смотрел на светящийся экран своего телефона. Вот он прошел через пустой участок Фентонов, прямиком к дому своей тети Ли. Интересно, что он увидит, войдя в свой дом? Там будет темно и тихо или мисс Ли везде включит свет? Чем она занята? Ссорится с мужем, готовится ко сну или ждет Эллиотта?

Я повернулась к туалетному столику, высматривая музыкальную шкатулку – папин подарок на мой четвертый день рождения. Я приподняла крышку, и маленькая балерина начала кружиться перед овальным зеркальцем, обрамленным розовой тканью. Краска давно стерлась с губ и щек танцовщицы, только глаза, две черные точки, остались прежними. Некогда накрахмаленная пачка вся помялась, пружина, на которой крепилась фигурка, погнулась, и балерина слегка кренилась набок. И все же она исправно вращалась на месте, выполняя одно и то же движение снова и снова. Было в этой монотонности нечто зловещее.

Обои местами вспухли и отслаивались от стен, а кое-где окончательно отклеившиеся полосы уже сильно отставали от плинтуса. На потолке в углу темнело пятно, которое с каждым годом все увеличивалось. Моя белая кровать скрипела от малейшего движения, дверцы стенного шкафа не скользили в пазах и всякий раз норовили заклинить. Однако комната была моим убежищем, тьма сюда не дотягивалась. Сейчас, когда я снова оказалась внутри этих стен, все проблемы – статус городских изгоев, закрепившийся за нашей семьей, нервные срывы мамули – вдруг отступили на второй план. До сих пор я могла спрятаться только здесь и до сегодняшнего дня лишь здесь чувствовала себя в безопасности… пока не оказалась за одним столом со смуглым пареньком, смотревшим на меня большими карими глазами, в которых не было ни симпатии, ни презрения.

Я стояла у окна, хотя Эллиотт уже давно скрылся из виду. Он был необычным, немного странным, но он нашел меня. На какой-то миг я почувствовала, что больше не потеряна, и мне это понравилось.

– Кэтрин! – прокричал папа с первого этажа.

Я сбежала вниз по ступенькам.

Отец стоял у подножия лестницы и улыбался.

– Ты сегодня такая оживленная. С чего бы это?

Я помедлила секунду, прежде чем ответить.

– Лето наступило?

– Нет. Твою улыбку «лето наступило» я уже видел, а эта совершенно другая.

Я пожала плечами и ухватила верхний кусочек поджаренного бекона из стопки, которую держал папа, положив салфетку на ладонь. Вместо ответа я принялась хрустеть беконом, и он нахмурился.

– Сегодня в два часа у меня собеседование, но я подумал, что мы могли бы съездить к озеру до этого?

Я утащила еще кусочек бекона и продолжила жевать.

Отец состроил недовольную рожицу.

– У меня вроде как уже есть планы.

Папа выгнул бровь.

– С Эллиоттом.

Две складки между папиных бровей стали глубже.

– Эллиотт.

Он проговорил это имя так, словно никак не мог вспомнить, о ком речь.

Я улыбнулась.

– Племянник Ли. Тот странный парень с заднего двора.

– Который подрался с нашим дубом?

Я медлила с ответом, и папа наконец «вспомнил».

– Ах, да, я его видел.

– Но… ты же спросил меня, не разносит ли он наш двор.

– Не хотел тебя волновать, принцесса. Не уверен, что одобряю дружбу моей дочурки с парнем, который набрасывается с кулаками на деревья.

– Папа, мы же не знаем, что происходит с ним дома.

Папа коснулся моего плеча.

– Не хочу, чтобы моя дочь влезала в чужие разборки.

Я покачала головой.