Седьмое правило академии Левендалль (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 36

Прищурился на свечу, смежив веки, словно вызывая в памяти образ Анны. Продолжил:

«Я закрываю глаза и вижу перед мысленным взором твое лицо — белоснежное до прозрачности, усеянное рябиновыми ягодками, с милым румянцем на щеках. Такой я видел тебя в первый день нашего знакомства. Тебе было пятнадцать весен, моя искорка, и ты поразила мое сердце, словно самолично натянула тетиву лука, прицелилась и спустила ее. С того дня я околдован, очарован, омагичен самой сильной магией, что могла бы существовать на этом свете — любовью.

Я люблю тебя так страшно, что мне иногда становится жутко, мой огонек, что мы могли бы не встретиться. Если бы я не приехал в тот день в Чербелло, если бы ты не упросила нянюшку поиграть в снежки, если бы орки совершили нападение… Да мало ли, что могло произойти и помешать нам увидеть друг друга!»

— Анна, милая Анна, как мне тебя не хватает, — тихо сказал Селецио и вздохнул, едва не потушив свечу. Ее заколебавшееся пламя отбросило пляшущую тень на стены — будто юная рыжая красавица исполнила несколько па из новомодного танца. Так же двигалась Анна под рваную музыку лютней и флейт в тот памятный вечер, когда ее отец пригласил велета Селецио на праздничный ужин. Ни от кого, наверное, не укрылись взгляды, которые он бросал на дочку хозяина.

«Но судьба была благосклонна к нам. Я не устану благодарить ее за оказанную милость, не устану молиться Создателю… Я молюсь каждый день за тебя, моя искорка — чтобы ты была счастлива в браке, чтобы разрешилась от бремени легко и удачно, чтобы муж не обижал тебя. Хочу только, чтобы ты всегда помнила меня и помнила о моей любви. До самой смерти я буду тебя любить, знай это, даже если тебе скажут, что я взял в жены другую, что она родила мне сына. Я верю, что наш с тобой малыш станет самым сильным велетом, когда-либо известным в мире, потому что он зачат в нежности и страсти, в любви и верности».

Селецио зачастил в Чербелло. Конечно, он попросил руки Анны у ее отца в тот же вечер, но ему ответили вежливым отказом и просьбой подождать несколько лет. Мол, негоже неволить дочь в таком юном возрасте, связывая ее обещаниями. Но велет Селецио прекрасно понимал: все дело в том, что его род не такой древний, а Источник не такой мощный, как хотелось бы уважаемому велету Вересовскому. Однако отступиться от Анны оказалось выше всех возможных сил. Девушка ждала редких визитов, искренне радовалась встречам — всегда в присутствии матери или нянюшки, но таким сладостным и волнующим. Но ни во второй, ни в третий раз отец не захотел отдавать Анну в жены велету Селецио Конти.

Анна отдала себя ему сама.

Она была смущенной, робкой и неопытной. Он был страстным и нежным, любя ее телом и душой, всем сердцем и всей своей силой. Один лишь раз им посчастливилось быть вместе, а потом почтовый голубь принес полное светлой грусти письмо от Анны, в котором она писала, что свадьба с велетом Стрицем — дело решенное без ее согласия, что она не смеет противиться воле отца, но подарок, оставленный Селецио, будет напоминать о нем всю оставшуюся жизнь.

Подарок. Его дитя, которое расцвело под сердцем любимой девушки.

«Люби его, как меня, заботься о нем, холи его и лелей. Я пойму, моя искорка, если ты не захочешь раскрывать тайну его рождения — ведь ты должна прежде всего радеть за сохранение своего благополучия. Я пойму, если ты сожжешь это письмо — не стоит давать твоему мужу повод для ревности. Познать тебя, любить тебя — это самое великое счастье, которое может быть дано мужчине, даже велету, даже властью наделенному.

Храни тебя Г осподь, девочка моя, и пусть Скорбящая благоволит тебе всю жизнь.

Твой крылатый волк».

Крылатым волком его называла Анна. А Селецио звал ее искоркой, огоньком, танцующим пламенем, рябинкой — все из-за огненно-рыжих кудрей, локоны которых обрамляли ее белое лицо, почти прозрачное, усыпанное милыми веснушками по щекам.

Анна потеряна для него навсегда. И официальный род продолжить надо. Источнику нужен велет, наследник рода Конти.

Селецио посыпал чернила песком, подул на лист, стряхнул лишнее и снова вздохнул. Это письмо — величайшая глупость, которую он мог совершить, но Анна должна знать, что он любит ее и никогда не перестанет любить.

— Толло! — позвал. — Толло, проснись! У меня для тебя есть важное задание!

Мальчик кухарки, занимавший в доме велета почетную должность посыльного на побегушках, вскочил с сундука — заспанный, лохматый, запарившийся под жарким тулупом. Селецио улыбнулся. Быть может, его сын станет таким же крепким, звонким и быстрым, как Толло… Или это будет дочь — искорка, рябиновая косточка, упрямая, добрая и красивая, как мать.

— Собирайся, Толло! — велет вручил мальчишке сложенное в четыре раза письмо. — Отдашь лично в руки госпоже Анне Вересковской из Чербелло. Запомни, лично в руки! Понял?

— Понял, господин велет, — мальчик сунул письмо под рубашку и, отвесив лихой поклон, выбежал из кабинета.

Храни тебя Господь, Толло, пусть твой путь будет быстрым и безопасным. Неси весточку Анне, неси ей вырванное из груди сердце велета Селецио.

Субботнее утро началось для меня с приглушенного скандала.

Даниель мог поселить меня на ночь в любой из многочисленных гостевых спален дома, но, как истинный джентльмен, уступил мне собственную. Мариам, заморская служанка, с ворчанием сменила простыни, и я отлично выспалась на дорогой мягчайшей перине под одеялом из козьего пуха. Два обстоятельства омрачили мой сон: непрекращающийся даже во сне зов голосов и вот эти безобразные крики с утра.

Кричала женщина.

— Даниель Велконти, я считала, что успешно справилась с тяжелой задачей твоего воспитания! Однако нет! Ты, как и все твои предки по мужской линии, ведешь ужасающе порочный образ жизни, подходящий юному повесе, проматывающему отцовское состояние, а никак не сыну начальника Тайной Полиции и доверенному лицу Их Императорских Величеств!

— Матушка, незачем делать из этого пустяка такую проблему, — в голосе Даниеля я услышала досаду. Они ведь из-за меня ругаются?

— Это пустяк? Это не пустяк, сынок! Это очередная девица в твоей постели!

Ох, точно из-за меня. Но ведь… Я в его постели, конечно, но сам Даниель ночевал совсем в другом месте!

— Матушка-а-а, отчего вы так кричите.

— Я пока еще хозяйка в этом доме, Даниель Велконти! И вы, девушка, да-да, я к вам обращаюсь и прекрасно знаю, что вы не спите! Незачем притворяться!

От страха я еще глубже закопалась между подушками и натянула на себя одеяло, чтобы сделать вид, что меня вообще тут нет. Но Даниель разом прекратил все, сказав злым тоном:

— Адриана — гость нашего дома, матушка, и она будет представлена вам за обедом. Я прошу вас лично проследить, чтобы служанки не ударили в грязь лицом.

Он еще что-то говорил, но уже тише, поэтому я не услышала. Но можно себе представить мое состояние. Ну почему я не могу, как Даниель, сотворить себе из воздуха портал и сбежать в свою комнатку в общежитии? Нет, надо обязательно научиться! Сразу же, как только попаду в академию.

Удаляющиеся шаги вкупе с шуршанием юбки вселили в меня робкую надежду, что хозяйка дома ушла. Насовсем. И Даниель с ней. Так я смогу одеться и подумать обо всем хорошенько. Вчера вечером мне показали весь дом — с бальными залами, со столовой, с музыкальной комнатой, с часовней и домашней церковью. Великолепный, огромный дом, уставленный и увешанный произведениями искусства и старинной мебелью. Вышколенные слуги и мажордом, который выглядел даже большим аристократом, чем сам Даниель. А еще я узнала, как называется это место.

Беланна.

Крупный город, построенный почти две тысячи лет назад над одним из самых мощных Источников. Город, названный в честь прекрасной рыжеволосой Анны. Город-напоминание о вечной любви сквозь века и расстояния.

Я вздохнула, выбираясь из-под одеяла. Где находят такую любовь? Где мне самой найти мужчину, в которого я влюблюсь моментально, без оглядки и навсегда? Случится ли это, или я навсегда останусь старой девой? А может, мне придется всю жизнь жить с нелюбимым, но хорошим и добрым человеком, как Анна?