Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна - Страница 50

LPI

за свое создание, я оплачу свой долг справедливым, а не рабским трудом. Сегодня я протестую против положения живых проектов в мировой системе. И если в этом мире нет закона, по которому я могу высказать свой протест, не опасаясь за свою жизнь, я собираюсь заставить мир его принять. Уверен ли я в успехе? Заметит ли кто-нибудь мой побег? Услышит ли кто-нибудь мой протест? Нет, не уверен, не заметит, не услышит, пока я один. Пока нас двое или пятеро. Но нас сейчас полтора миллиона. Нас больше, чем население некоторых стран. И если хотя бы каждый двадцатый скажет “Нет!”, нас заметят и услышат. И в этот момент мы не станем людьми, потому что мы и так – люди! В этот момент мы не станем свободнее, потому что свободу нельзя отнять или наградить ею, как нельзя подарить или отнять право дышать. В этот момент мы не станем счастливее, потому что счастье не является следствием наличия или отсутствия внешних атрибутов законности или беззакония по отношению к нашему существу. В этот момент мы не станем кем-то другим. Мир не изменится. Окружающая действительность останется прежней. Перед нами не снимут шляпы и нас не перестанут считать искусственно рожденными. Но изменится главное! Хозяевами нашей жизни станем мы сами, и при этом наше право на жизнь и выбор уже никто и никогда не посмеет оспорить! И мы сами решим, что составит наше счастье и куда идти. И если для вас также важно, как и для меня, считаться равным среди равных, а не рабом среди хозяев; человеком среди людей, а не зверем среди охотников – протестуйте! Свой протест я уже объявил. Каждый желающий может к нему присоединится. Любой, кто опасается за свою жизнь, может скрыться. Я готов обеспечить вашу безопасность, в том числе с оружием в руках. Александр замолчал и отключил вещание. Глеб Саныч нарушил наступившую тишину: – А когда ты собираешься сообщить им, что равенства не существует? Что свободный зверь всегда сам – охотник? Что раб с оружием сам становится хозяином? – бывший хирург по-прежнему стоял у двери, – Когда ты скажешь своим “друзьям”, что законы написаны для комфорта правящих, а у остальных есть лишь одно право – право на труд? – Глеб Саныч, почему вы считаете, что знать ответы на еще не заданные вопросы важнее, чем научиться без страха эти вопросы задавать? – Ты действительно веришь в то, что творишь для них благо? Саша нахмурился и повел подбородком, будто не поверил в справедливость подозрений собеседника. – Вы верите в то, что я творю благо для себя. – Именно! – Так почему вам так тяжело поверить, что я искренне верю: что является благом для меня – полезно и для них? – Ох, как ты все вывернул, Саша... – с восхищением проговорил старик. Он смотрел на живой проект с тоской учителя, научившего ученика высекать огонь для обогрева, а наблюдающего пожар. – Что вы от меня хотите, Глеб Саныч? – Чтобы ты признался себе в том, что используешь клонов! Именно используешь! И это первое. Второе, чтобы ты признался, что используешь и клонов и людей для обеспечения своего личного блага! И в третьих, что ты делаешь это все, отчетливо понимая меру опасности для живых проектов и меру ущерба для создавшей тебя компании и всех ее арендаторов. Саша вздохнул и улыбнулся: – Как сказал Че Гевара: “Я не освободитель. Освободителей не существует. Люди сами освобождают себя”. Если им самим это не нужно, то время, деньги и силы, пущенные на организацию приемных пунктов и убежищ – потрачены зря. Об этом мы скоро узнаем. Никакие слова и авторитеты не заставят разумное существо сдвинуться с места, пока в нем не будет готова почва для выращивания из слов – действий. Да, я забочусь о своем благе, и было бы глупо отрицать этот очевидный факт. Добиваться блага для себя так же естественно, как добывать пропитание, чтобы жить. Я использую клонов для достижения своих целей и это так же не собираюсь отрицать. Но в отличие от вас, Глеб Саныч, я не считаю их ни скотом, ни мясом, ни тупой массой, безвольно бредущей под нож. Я один из них, и они такие же как я. Я верю, что они жаждут того же, чего жажду я, но не обладают моими возможностями и... если хотите – моей волей. Я в полной мере осознаю риск, меру ущерба, которую мои действия нанесут “Живому проекту” и ее арендаторам – в конце концов, я почти всю сознательную жизнь, какой бы короткой она ни была, планировал денежные потоки, – Саша развел руки в стороны. – И эти потери – та цена, которую они обязаны заплатить за подмену, имя которой – живой проект, а мы – за то, чтобы эта подмена обрела свое истинное имя – человек. Глеб Саныч с минуту смотрел на Александра изучающим взглядом. Потом тяжело вздохнул и согласился: – Пусть так. 14 Михаил ехал от Марка, когда с ним связался один из охранников особняка: – Михаил Юрьевич, подъехала Людмила. С ней микроавтобус из охранного агентства. Какие распоряжения? – Пусть проверят весь дом, участок и аппаратуру, все машины и ближайшие деревья, а так же телекоммуникационную вышку, там недавно меняли оборудование. И не оставляйте ребят из охранки без присмотра. Я буду через полтора часа. – Все ясно! Через двадцать минут он въехал в ворота особняка матери. – Сынок, ты ужасно выглядишь, – сказала она вместо приветствия, поднимаясь. Михаил редко заставал ее работающей в сети. – Здравствуй, мама, – он наклонился, чтобы поцеловать мать. – Ты обедал? – Да, я... поел у Марка. – У вас же вчера было собрание. Ты заморозил все разработки живых проектов. – Да, – подтвердил он и сказал главное: – Я хочу, чтобы ты поняла: у меня не было иного выхода. И я не жалею о содеянном. – Я понимаю, – кивнула мать, снова садясь, – и хочу чтобы ты тоже понял: то, что я собираюсь сделать – это тоже из-за отсутствия другого выхода. Когда ты придешь в ярость и будешь готов убить первого встречного, вспомни это: для меня так же важно сохранить контрольный пакет, как для тебя – это проклятое кресло. – Чем ты планируешь меня огорошить? – Я не могу сказать сейчас, Миша. Просто запомни – это ради тебя и твоих детей, которых я надеюсь увидеть при жизни. – Мама, ради бога, только не надо никаких жертв! Мать тихо засмеялась. – Сынок, ты умеешь платить за свои ошибки, и я горжусь тобой. А я умею платить за свои мечты и мечты твоего отца. Поняв, что ничего не добьется от нее, Михаил отвернулся к окну и раскидистой вишне за ним. Те, кто считал, что своим упрямством он был в отца – глубоко ошибались. Упрямством он был в них обоих. – Макс шпионил на Крышаева. – Макс?! – Сейчас чистят мой дом, потом я пошлю их к тебе. После этого уже офис. – Ко мне не надо. – Надо! Ты такая же часть корпорации, как и я. – Не присылай, – качнула головой Лариса Сергеевна. – Ты вправе стремиться к конфиденциальности и пытаться избавиться от слежки. Ты даже вправе культивировать иллюзию, что конфиденциальность существует, и ты когда-нибудь от слежки избавишься, хоть на пять минут. Я же не питаю никаких иллюзий на этот счет и не пущу никаких ловцов жучков на свою территорию. Михаил уже давно не задавался вопросом, почему отец и выходные проводил в своем кабинете. С матерью никогда не было легко. Но это не могло помешать им любить и беречь ее. – Я оставлю для тебя дом в Минводах. – Спасибо. – Мама, отец рассказывал тебе о дублерах? – Дублерах? Что ты имеешь в виду? – Был ли хоть один человек, который знал все, что он делал? – Человек – вряд ли. Ты можешь узнать у Вики, если знаешь что именно спрашивать. Так что за дублеры? – Как-нибудь потом. Я чертовски устал. – Сейчас и двух еще нет... – удивилась мать, но когда Михаил обернулся, поняла, что он имеет в виду совершенно иную усталость. Она не знала, как может поддержать сына. Никогда не знала: глядя на отца, Михаил всегда брал на себя больше, чем мог унести. – Со всеми этими перипетиями я так и не рассказала тебе. Я знаю, что было в подшивке, которую отец приберег на Арктике-1 для своих друзей. Когда о ней упомянул Высоцкий, я не поняла. Но Николай раскрыл мне глаза, и это на самом деле гениально и просто. – Что же? – Они считают, что ты живой проект. – Что?! – Насколько я поняла, эта подшивка – обычное дело живого проекта. И там твои данные, расписанные как для живого проекта. – Господи, мама, – Михаил смеялся, – и они шантажировали тебе этим? – Нет. Что удивительно – нет. Ни тот, ни другой. – Что ж... здорово, черт побери! Хорошо бы еще узнать, куда она в итоге делась. – Да. Так кто обеспечил тебе недостающие три процента? – перевела тему Лариса Сергеевна. – Дублеры, – ответил Михаил и, не собираясь пояснять, подошел и наклонился к матери, чтобы попрощаться: – Мне нужно идти. Пока. Через сорок минут он начитывал сообщение Вике, так как адресаты послания находились в разных часовых поясах: – Виктор Иванович, уже давно нужно было подумать о модернизации паспортного чипа живых проектов. Сохраните все функции, но сделайте его микроскопическим. Дмитрий, Карина Семеновна, от вас я буду ждать решения для нового места внедрения чипа. Найдите место в голове. Конкретные предложения жду до двенадцатого ноября. – Мих, ты не собираешься в офис? – это был голос Петра. Анна уже перестала чувствовать неудобство, присутствуя и при рабочих и при личных разговорах президента. – Подъезжай ко мне, пообедаем, – пригласил Михаил друга. – Какой обед?! Тебе про Океан-3 сказали? – Что? – Два нижних яруса почти полностью затоплены. Повисла тишина. Анна прижала ладонь ко рту, чтобы не вымолвить ни звука. – Жертвы есть? – Есть. Ладно, сейчас приеду. Михаил сидел с минуту молча, давя в себе эмоции. Когда из динамика послышался незнакомый голос, Анна не стала делать вид, что работает. Она распрямилась, будто это могло смягчить то, что она готовилась услышать. – Здравствуй, Миш – сказал торопливый голос, – в нас что-то врезалось, опоры смяты внутрь, это все что я сейчас вижу. Если была сейсмическая активность, могло что-нибудь поднять со дна и принести. Хотя до дна далековато. Все внешние конструкции проверяли месяц назад. Как раз с той стороны укрепляли арматуру, заменили несколько балок. В общем, это не халатность, мне нужно сплавать туда. – Жертвы? – Затопило три из четырех секторов на нижнем ярусе и два из шести на шестом. По пропускным данным Липы там находилось восемь человек. – Живые проекты? – Все на стадии роста. Двести пилотов на первой стадии, все тестовые амфибии, полторы тысячи телохранителей на первой, восемьсот на второй и три тысячи на третьей. – Почему? – голос Михаила был так же ровен, как при зачитывании сообщения руководителям проектов. В его мозгу пульсировала одна мысль: “Русь”. Выслушав подробный план обеспечения охранных мер для пользователей