Воспоминание - Деверо Джуд - Страница 44

• Предыдущая
• 44/109
• Следующая

Что касается Филиппа… По ночам Алида частенько втайне от мужа ходила к нему, чтобы убедить его, как важно, чтобы он целый день провел в седле, гоняясь по лесу за каким-нибудь боровом с бешеными глазами. Когда слабый организм мальчика изнемогал от боли и истощения, Алида, с помощью целебных трав и, если было необходимо, угроз и наказаний, добивалась, чтобы перед отцом он представал без слез и без мольбы об освобождении от столь тяжких для него занятий. Филиппу приходилось иногда выбирать, гнев кого из родителей навлекать на себя, и он знал, что отец мягче и снисходительнее, чем мать.

Но Алиду, как не хотела она в этом признаться, временами преследовали воспоминания о том времени, когда Джон Хедли чуть не отдал все, что им принадлежало, мальчику, который не был с ним даже в кровном родстве.

Сейчас, когда Пенелла жужжала у нее над ухом как муха, Алида в одно мгновение перенеслась обратно в те времена, которые она с такими усилиями старалась забыть. Ей вспомнились все подробности той ночи, когда ее охватило безумие. В ту ночь она не была собой: то, что она сделала, делала не она, в ту ночь ее душой овладел дьявол, она — и ее муж — были его собственностью. В ту ночь дьявол всех их лишил разума.

Наконец Алида поняла, что эта противная Пенелла бормочет о том, что кормилица Мег сейчас находится здесь и ждет встречи с ней.

— С кем она уже встречалась? — резко спросила Алида. Все ее чувства мгновенно обострились, хотя она и горничная были одни.

— Ни с кем, — ответила Пенелла. Она была очень горда собой, надеясь, что все это вернет ей былое расположение ее госпожи. Вскоре после той ночи, когда произошел пожар, отношение леди Алиды к ее горничной изменилось, но Пенелла не знала, почему. Когда-то они были почти подругами, но Алида неожиданно стала высокомерной и холодной. Когда-то Пенелла и только Пенелла была наперсницей ее светлости, но Алида вдруг перестала кому-либо верить, и временами Пенелла ловила на себе взгляд ее светлости, полный ненависти.

С того самого момента, как началось это охлаждение, Пенелла делала все, что только могла придумать, чтобы вернуть доверие своей госпожи. Она исполняла любые ее желания. Более того, она угадывала их еще до того, как та произносила хоть слово. Она сделалась полезной и незаменимой, но никакой доверительности между ею и госпожой больше не было. Ни о детях, ни о планах на будущее они больше не говорили. Всю жизнь между госпожой и служанкой не было почти никаких препятствий и барьеров, но теперь Алида пресекала все попытки сближения тоном, не допускающим возражений.

Если бы Пенелла была немного более проницательной, она, возможно, смогла бы разгадать причину охлаждения к ней ее светлости. Однажды Алида встретилась с одним стариком, который жил в одиночестве в заброшенной лачуге в глубине леса и зарабатывал себе на пропитание, выращивая овощи на огородике и подлечивая соколов, которых приносили к нему слуги Джона. Через несколько месяцев после пожара он встретил ее светлость, когда она шла, хромая, по лесной тропе позади сбросившей ее лошади. Пытаясь завязать разговор и отвлечь мысли леди от случившейся с ней неприятности, он сказал: «Как замечательно, что молодая Мег (для него все были молодыми) с двумя младенцами смогла спастись от пожара». В ответ на вопросы Алиды он рассказал, что видел, как Мег и Уилл бежали через лес. Поскольку это было в стороне от его лачуги, он бы не увидел их, если бы, э-э, не бессонница. Увидев выражение гнева на лице ее светлости, старик решил, что она догадалась, что он браконьерствовал — собственно, этим он занимался каждую ночь.

Когда ее светлость ушла, старик знал, что его дни сочтены. Он решил, что, если он не уйдет по своей воле, его ожидает петля палача. И ночью, когда люди Алиды крались через лес, чтобы убить его, от старого браконьера не осталось и следа.

Старику не дано было узнать, о чем подумала Алида, когда ей доложили, что он исчез. Ничто не могло заботить ее меньше, чем чьи-то занятия незаконной охотой. Что могли значить для нее какие-то кролики, даже целая куча кроликов? Несколько месяцев она могла чувствовать себя в безопасности, думая, что мальчик, на которого ее муж хотел променять ее детей, мертв. Теперь она узнала, что это не так Скорее всего, он все еще жив. И теперь ей хотелось одного — найти этого мальчишку и убить. Она никогда не сможет чувствовать себя в безопасности, пока мальчишка не умрет. Если потребуется, она убьет его своими собственными руками.

Но она не могла начать его поиски так, чтобы это не заметил муж. Он непременно захочет выяснить, в чем дело, и может узнать, что мальчик все еще жив. И тогда, несомненно, случится самое ужасное: искать начнет он

Все, что оставалось делать Алиде — сидеть тихо и надеяться, что больше никто не видел, как кормилица и ее муж глубокой ночью бежали через лес с двумя новорожденными младенцами. Поняв это после многих часов раздумий, она оказалась перед другим вопросом, каким образом они смогли узнать о том, что — им грозит опасность? Единственный возможный ответ был таков — их предупредили. А предупредить их могла только Пенелла.

И с этого момента Алида стала ненавидеть свою горничную. Она прекрасно знала, как ее можно наказать. Главной гордостью Пенеллы были ее близкие отношения с ее светлостью Временами они были настолько близки, что Пенелла думала, что она сама леди. Много раз Алида ловила горничную на том, что та отдает приказы в манере, которую она не имела никакого права позволять себе. Раньше это забавляло Алиду. Забавляло до той ночи, когда горничная ослушалась и едва не разрушила ее жизнь.

Алида наказала горничную, лишив ее положения своей фаворитки. Она больше не делилась с ней секретами. Она обращалась с ней как со всеми остальными служанками. Если бы Алида решила поджарить ее на костре, это было бы по отношению к Пенелле куда более милосердно, и Алида это знала. Она придумала отличную месть.

Сейчас Пенелле стоило бы заподозрить что-то неладное: когда она сказала госпоже, что женщина, которую нанимали в кормилицы для ее дочки и того самого мальчика, хочет поговорить с ней, Алида не выглядела удивленной. Но Пенел-ле было так приятно хотя бы немного поговорить с госпожой, как раньше, что она не заметила ничего необычного. Ее воображение переполняли мечты о том, как к ней вернется былое расположение госпожи, как будут восстановлены ее старые привилегии, ее прежняя власть.

— Кто еще знает об этом? — резко спросила Алида.

— Никто. Она шла по двору, лицо у нее было прикрыто платком. Когда она увидела меня, то сразу бросилась ко мне. Можете представить мое отвращение, леди, когда подобное существо осмелилось заговорить со мною.

Алида с трудом удержалась от того, чтобы напомнить женщине, что она всего лишь прислуга и отнюдь не более важная персона, чем толстая жена фермера. Но Пенелле уже казалось, что возвращаются прежние взаимоотношения с ее госпожой, которыми она когда-то наслаждалась. Девяти прошедших лет как не бывало.

— Она больше ни с кем не говорила? Ты уверена?

— Абсолютно точно. Она сказала, что два дня пряталась ото всех, потому что хотела встретиться именно с вами или со мной. Она знает, что я с вами в близких отношениях и что рассказать что-то мне — то же самое, что рассказать вам. Поэтому она говорила только со мной.

То, что когда-то нравилось Алиде, теперь вызывало у нее отвращение. И как только она выносила самонадеянность этой бабенки? Конечно же, ее привязывало к этой женщине одиночество. Ведь она была не нужна мужу, у нее не было друзей, у нее не осталось ничего, кроме ненависти в сердце.

— Приведи ее ко мне. Постарайся, чтобы никто ее не увидел. Дай ей корзину с травами, пусть сделает вид, что принесла их для продажи, чтобы никто не мог заподозрить, что мы будем говорить с ней о чем-то другом.

— Да, моя леди, — сказала Пенелла. Ее сердце радостно забилось. Какая-то часть ее существа знала, что немилость ее светлости была вызвана тем, что случилось в ночь, когда был пожар. За годы, которые прошли после той ночи, она не раз ругала себя за то, что предупредила этих крестьян о замыслах ее светлости. Что, собственно, они или эти дети значили для нее? Если ее светлость желала их смерти, кто она такая, чтобы возражать против этого? Но, по правде говоря, она не вполне понимала, что она сделала в ту ночь такого, чтобы прогневить ее светлость? С тех пор все обернулось к лучшему, разве не так? В таком случае, разве она поступила плохо? Разве она не делала все и всегда только во благо ее светлости?

• Предыдущая
• 44/109
• Следующая