Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана - Страница 64

Что ж, возражать бесполезно.

Николас отправился к горячим источникам неподалёку от юрты. Природные ванны с голубой водой пахли сладким полевым разнотравьем. Охотник долго отлёживался в одной из них, вдыхая горячий пар. Выводили нежные трели соловьи, солнце ласкало теплом, а ветер – прохладой. Закат окрасил горы в золотисто-синие тона, которые так и просились на бумагу, а то и на холст.

После купания Николас замотал запястье с руной бинтом. На лугу неподалёку росли диковинные травы. Цветки походили на фиолетовые лилии с жёлтыми тычинками, а запах напоминал пряности, которые добавляла в свои блюда Умай. Эглаборгу точно понравится. Как он будет сокрушаться, что не увидел Долину! Николас присел на корточки и вырвал несколько растений с корнем.

Одевшись в нарядный халат, Охотник вернулся в юрту, где аппетитно пах плов с бараниной. Умай раскладывала его в расписные миски и наливала в загнутые рогами кубки красное вино.

Произошедшим Николаса больше не донимали. Оли воодушевлённо вещала про золотые купола Хитежа, счастливых людей, которые жили дружной семьёй и забывали, что такое деньги и оружие. Хитежане угощали её изысканными сластями и фруктами, рассказывали истории из жизни города и её рода, вручали подарки.

– Это тебе, хитежане очень просили передать, – Оли всучила Николасу пузырёк изумрудных чернил и альбом.

– И кто доложил им о моей страсти к рисованию?

Оли надула щёки и посмотрела на видневшееся в отверстии на потолке юрты ночное небо.

– Не знаю-не знаю, точно не я.

Николас доедал уже вторую порцию плова, гоня от себя мысли, что ни малютка Лизи, ни задира Эдвард уже никогда не попробуют ничего подобно, мама не погладит его по волосам так, как задевает их невзначай Умай, отец никогда не услышит… Это страшное никогда. Нет, лучше не думать, идти вперёд без оглядки. За местью ли, за звёздным клинком или за призрачной фигурой Безликого – не важно. Главное, не останавливаться, иначе тоска источит сердце, наполнит горечью душу и отравит существование.

Но быть может, они живы. Хоть бы!

– Поехали с нами в Северный! – донёсся словно сквозь воду голос Оли. – Свяжемся с Компанией «Норн», будем защищать людей от Лучезарных. У моей семьи остались связи и деньги, сам король Веломовии на нашей стороне.

– Нет. Если видение истинно, то меня будут искать куда тщательней, чем раньше. Я только подставлю вас, – покачал головой Николас.

– Куда же ты поедешь? Только не на Авалор – это прямой путь на эшафот! – встревожилась Оли.

– Разыщу ближайшую Голубиную станцию и всё разузнаю. Не подскажешь, где она? А потом продолжу странствовать дальше на восток, куда власть Лучезарных ещё не дотянулась. Всё будет хорошо!

– Ближе, чем в портовом Мкаре людей из Компании не найти. Здешние места слишком дикие и нет крупных поселений. Только от боли не сбежишь. Поверь, я знаю это, как никто другой. Поэтому и глушила кампалу, – не выдержала Оли.

Николас отстранился.

Тяжело вздохнув, она легла спать. Время было уже позднее: сверкали звёзды, в отверстие на потолке заглянула полная луна.

– И ты ложись, – предложила Умай. – Перед дальней дорогой надо выспаться. Завтра Цильинь отвезёт вас за кольцо.

– Спасибо, но вряд ли мне удастся уснуть, – Николас откинулся спиной на край юрты, не желая видеть ничего перед собой. – Мой отец… Я их всех подвёл! Я бы отдал за них жизнь, хотя в глубине души понимаю, что это бы не разжалобило их палача и не изменило их участь.

Он закрыл лицо руками, пытаясь подавить эту муть. Ничего же ещё не известно точно!

– Мой муж… он очень любил нашего младшего сына, но они не ладили. Каждый раз их встречи заканчивались криками и ссорами. А всё оттого, что мой муж очень хотел уберечь его от ошибок. Даже когда наш сын ушёл из дома, мой муж не переставал переживать за его судьбу. Так и твой отец, он любил тебя и хотел, чтобы ты жил и был счастлив. Дети не должны умирать раньше родителей, – Умай отодвинулась в тень, смахивая со щёк слёзы. – Хочешь почтить его память – не сходи с ума и борись. И он, и все твои погибшие родные будут отныне жить в тебе.

Николас опустился на топчан и подложил руки под голову. Умай притушила огонь в очаге и принялась наводить порядок. Охотник смотрел то на её светлый силуэт посреди темноты, то на тлеющие угли, то на звёзды в отверстии. Одинокие и холодные, вот бы стать одной из них.

– Спеть тебе колыбельную? – ласково спросила Умай.

– Мне это даже в детстве не помогало, – он улыбнулся, извиняясь. – Не беспокойтесь, я переживу любые бури.

– Конечно, – она подсела к Николасу и снова провела когтями-ногтями по его щеке. – Спи-засыпай, мой непоседливый малыш. Завтра ты станешь сильным. А сегодня позволь немного слабости своей старой матушке, – запела она нежным тихим голосом, и веки сомкнулись сами собой.

Николас не понимал слов, но перед взором вновь вставал город свечных башен и цветущего жасмина. Хотелось забыть все горести и остаться в нём навсегда!

***

Матушка Умай всё гладила мальчика по щеке. Под её чарами его дыхание становилось всё более ровным, он засыпал. Раньше только колыбельной она могла уложить сыновей спать, особенно младшенького, который доставлял больше хлопот, чем его братья вместе взятые.

В песню вплёлся заговор, который должен был облегчить душу и заставить забыть о горестях Дольнего мира. Пускай, когда он проснётся, то навсегда останется с ней её милым сыном. Она защитит его, как хитежан, от всех бед и напастей, от той боли, что жаждет причинить ему Мрак, загоняя раскалённые гвозди прямо в сердце.

От её пальцев по его щеке побежали колдовские знаки, переползли на грудь от шеи к соску, от соска к пупку и ниже, пеленая в плотный кокон. Нет, никуда он больше не пойдёт, она не отпустит.

Пропали звёзды на небе, исчезла луна, темнота внутри юрты стала плотнее. Шептались призрачные голоса, мерцал гранями чёрный спрут, протягивая к Умай щупальца.

Перед глазами живыми вставали воспоминания об ушедших светлых днях.

– Куда ты собрался, сын? – спрашивала она, ещё молодая и красивая, со зрячими серебристыми глазами.

– К людям, – отвечал младший сын уверенно. – Я схлестнусь с ордой ночью и уведу их на север. Они будут жить там под моей защитой. А здесь мне больше делать нечего.

– А как же мы? – она указала на старших сыновей

Те застыли с мрачным отчуждением на лицах.

– Вас много, без меня не заскучаете. Я всегда был здесь лишним, а там меня ждут и встретят с благодарностью, – отвечал мальчишка, упрямо глядя вдаль.

– Это не так, – басовито звякнул по окнам голос Небесного Повелителя.

Послышалась его грозная поступь. Присутствие мужа всегда смиряло сыновей, служило последним доводом в капризах и спорах. Но тогда они ещё были детьми.

– Останови его! – с отчаянием взмолилась Умай.

– Нет, – веско ответил Небесный Повелитель. – Пускай идёт, если хочет. Не удерживайте его.

Младший посмотрел на отца со злым прищуром. Явно ожидал подвоха.

– Ты уже достаточно взрослый, я не буду тебя наказывать или воспитывать, – продолжил Небесный Повелитель невозмутимо. – Ты можешь уйти, можешь даже отринуть благодать и принять смертную долю, но частью нашей семьи, частью меня ты быть не перестанешь. Ступай, если готов платить за свои поступки и отвечать за свой выбор.

Младший вздёрнул подбородок повыше, показывая решимость, и забросил на плечо тюк с вещами. Клубящаяся разноцветными сполохами Червоточина поглотила его. Он не вернётся, подсказывало материнское сердце.

– Зачем ты его отпустил? Он же погибнет! – напустилась на мужа Умай.

Он нежно взял её под руку:

– Он бы всё равно сбежал. Нельзя вечно держать детей в гнезде, оберегая их от жизни. Отпусти его и не иди против совести. Если будешь упиваться эгоистичной привязанностью, то пустишь Мрак и под сень этого светлого дома.

Умай скорбно опустила голову, прижимая руки к груди. Значит, поделать ничего нельзя, как бы сильно ей не хотелось увидеть мальчика снова.