Два жениха и один под кроватью (СИ) - Ли Марина - Страница 10

— А кто виноват? Может, это я зомби из лабораторного материала делаю? Или проекцию призрака создаю с упорством, достойным лучшего применения? — раздувая ноздри, как бык перед красной тряпкой, рыкнул нурэ Гоидрих. — Кто виноват? Скажи мне, Бренди! Боевики?

— И не они. — Я примирительно улыбнулась, хотя чувствовала обиду и разочарование. Боевики, ветераны, а уже наябедничать успели… — Нурэ Гоидрих, вы же знаете, мой отец двадцать лет на Пределе отслужил. Меня срывами не удивишь. Мы с Бредом как-то в детстве проболтались, что нам похожий сон приснился. Про ярмарку. Оно и понятно, мы ею целый месяц бредили. Отгадайте, что предпринял наш родитель?

— Пригласил в дом экзорциста?

С папенькой наставник был знаком с детства, поэтому в голосе его и в глазах промелькнуло какое-то азартное любопытство. Я хмыкнула.

— Берите выше. Вызвал Верховного из столицы — они, видите ли, в академии вместе учились… Но что я вам рассказываю, вы лучше меня знаете! Изрисовали защитными пентаграммами всю детскую, мы потом спать без света боялись… Так что я прекрасно осведомлена о нервах, психах и истериках боевиков. Они ходили под смертью не один год, они в жизни кроме войны не видели ничего, они, быть может, все исключительно талантливые и сильные, но… Но это не отменяет того факта, что они едва не убили двух детей, которые, между прочим, им же, студентам новоявленным, добра желали.

Наставник засопел и, чтобы ненароком не придушить меня, скрестил руки за спиной.

— Добра?

— Традиции нужно соблюдать, наставник, — хмыкнула я. — Учеников наших новых в академию прислали на учёбу? На учёбу. А через посвящение у нас с лёгкой руки нурэ Тайлора…

— Не с его, уж поверь мне, — с досадой перебил ректор. — Эта катавасия задолго до его рождения началась.

— Ну вот же! — обрадовалась я. — Вы и сами всё прекрасно понимаете! Так что дети тут ни в чём не виноваты… А вот боевики… — Тут я заговорила чуть медленнее, тщательно подбирая каждое слово. — Боевикам теперь нужно учиться не только грамотности и этикету, но и тому, как уживаться в одном пространстве с детьми. Обуздывать как-то свои… инстинкты. Я и все наставники БИА им в этом готовы помочь, если они сами захотят, конечно…

И добавила примирительно:

— А детки замечательные, нурэ, вы ими ещё гордиться будете, я вам обещаю. Я сейчас не про боевиков, если что. Про партизанов своих.

Конечно, ректор мог сложить два и два и получить правильный результат. Всё же некромантов у нас училось немного. Три на втором курсе, четыре на третьем, на четвёртом один, а на первом вовсе ни одного… Но он не стал.

— Да понял я, что про партизанов, — махнул рукой нурэ Гоидрих. — Но, Бренди, под твою ответственность. Если этот… партизан у меня ещё хоть кого-нибудь из лаборатории выкрадет, я его лично выпорю и к деду с бабкой в Смарти отправлю. Я понятно выражаюсь?

Улыбку сдерживать не стала.

— И не улыбайся мне тут! Иди, готовься к понедельнику. Если после первого дня выживешь, глядишь, и не сожрут тебя наши монстры.

И уже в сторону, перебирая бумажки на рабочем столе:

— Чуть всё крыло не разнесли, идиоты великовозрастные. Ох, жалко! Жалко, что телесные наказания запретили…

Я фыркнула и, прикрыв смеющийся рот рукой, убежала готовиться.

Но в понедельник утром всё равно нервничала так, как и перед самым первым своим уроком в роли наставницы не переживала.

Проснулась я рано, позавтракала, вопреки своим принципам, тем, что Рогль послал. А Рогль тем мрачным октябрьским утром послал мне чашку обжигающего какао, свежие ароматные булочки, вишнёвый джем, овсяную кашу и где-то полкило свиной грудинки. Грудинку он, само собой, сожрал сам. А потом давился слюной, следя за тем, как я уничтожаю свою часть угощения.

— Когда-нибудь кухарка тебя поймает. — Доев, я вспомнила о приличиях и посчитала своим долгом напомнить о них своему вечно голодному демону. — И с живого шкуру сдерёт.

— Не родилась ещё та кухарка, которая нас сможет изловить, — отмахнулся Рогль. — Мы сами кого хочешь изловим, а уж сколько шкур мы за свою жизнь спустили… Ими все полы в БИА можно выстелить, ещё и на «Хижину» останется. У нас одних только шкур три амбара.

— О, предки! Только не про амбары! — взвыла я и, выложив на стол два золотых, велела:

— Оставишь на кухне. И только посмей их где-нибудь нечаянно сэкономить! Ушла на лекции.

Рогль суетливо припрятал монетки и, прижав уши к круглой голове, осторожно напомнил:

— А что там с ректором и нашей прибавкой к зарплате?

Я зарычала и хлопнула дверью. Ну, не умею я просить! Особенно за себя! Особенно денег!

В учебном корпусе я тихой тенью проскользнула в свой лекционный зал и принялась готовиться к занятиям. Растянула доску, указкой написала дату, название дисциплины — «Грамматика», а потом, подумав, приписала снизу своё имя. Нурэ Б. А. Алларэй.

К практическим и лекциям я всегда готовилась очень тщательно, уж больно силён был во мне страх опростоволоситься перед учениками. А что если — они зададут вопрос, а я не смогу ответить? Или того хуже — отвечу неправильно? Нет уж…

Вот и в то утро я, нервничая, пересмотрела конспекты, десять раз проверила, на месте ли необходимые студентам учебники, открыла окна — и свежий ветер тут же наполнил залу запахом дождя и поздней осени. А потом двери за моей спиной со скрипом отворились, и я услышала протяжный свист, закончившийся басовитым оскорблением, удачно замаскировавшимся под восхищения.

— Ого, какая цыпочка!

Оглянулась.

На пороге стоял высокий крупный мужчина, широкий разворот плеч, ноги как колонны, соломенные волосы до плеч, крупный рот растянут в усмешку. В глазах… ну, пусть будет восторг.

— Будьте любезны закрыть дверь с той стороны, — холодно попросила я, хотя внутри всё обмирало от ужаса. — В эту залу входить можно только после удара колокола.

— Как скажешь, малышка, — добродушно хмыкнул здоровяк и отступил, выполняя моё распоряжение.

— Мужики! — донеслось из коридора. — Ни за что не догадаетесь, кто у нашего наставника в помощницах! Та самая птичка, что щебетала, когда мы едва академию по дурости не разгромили.

— Что, серьёзно? Конфетка, а не девочка!

Торопливо послала в замок запирающий импульс и скривилась, внезапно почувствовав себя редким питомцем в императорском зверинце. Сморщилась от досады. Значит, нурэ Гоидрих не потрудился объяснить новичкам, кто именно станет их уму-разуму учить… Хорош, нечего сказать. А я ещё у него прибавки боюсь попросить! Дурочка!

В коридоре на перебой и на разные голоса обсуждались мои прелести, мой дерзкий язычок, миленький халатик, очаровательные глазки и всё остальное, тоже очаровательное. А именно: ножки, грудки, попку и ротик. Когда только рассмотреть успели? Я в том коридоре не больше пяти минут проторчала.

И ещё внезапно стало ясно, что лекционным планом мне сегодня вряд ли удастся воспользоваться — не в первый учебный час, это как пить дать.

Колокол прогремел, оповещая о начале лекции, и я разблокировала замок, впуская студентов внутрь.

Они вошли, шумно галдя и усмехаясь. И пока рассаживались по местам — довольно неспешно, надо сказать, — рассматривали меня с чисто мужским интересом.

Я стойко терпела, открыто встречая тяжёлые взгляды, не опуская головы, не пряча глаз и даже не краснея. Полтора десятка лет в мужском коллективе выработали у меня стойкий иммунитет к смущающим взглядам и ко всему остальному, тоже смущающему. Постучала по кафедре кончиком указки, призывая к тишине.

— Строгая какая, — хмыкнул темноглазый наглец, развалившийся за первой партой. — Конфетка, тебя как зовут?

— К незнакомым женщинам из высшего сословия, Колум Грир, принято обращаться на вы, — веско заметила я, и студент подобрался, недоумевая, откуда я знаю его имя. Сколько лет прошло с тех пор, как он выпустился из БИА? Десять? Одиннадцать? Достаточно для того, чтобы не узнать во мне девчонку, которой он когда-то засунул лягушку за шиворот. — Особенно, если эти женщины являются вашим наставником, которому вы в конце года будете сдавать экзамены по нескольким предметам. А зовут меня нурэ Алларэй. — Я постучала указкой по своему имени, начертанному на доске. — Надеюсь, с чтением вы знакомы лучше, чем с этикетом.