Дар берсерка (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 96

Люди молчали. Смотрели на неё удивлено. Свальд с Огером непонимающе переглянулись пoверх головы Брегги. Турле громко кашлянул, словно хотел их о чем-то предупредить.

Вы и это от меня слопаете, надменно подумала Труди, глядя на столы перед помостом. Затем объявила – так громко и звонко, что слова её отразились легким эхом от мужских домов:

– Но всякий эль казался мне горьким! Подсласти мне чашу, муж!

Она обняла cтоявшего рядом Харальда, прилюдно впилась в его рот поцелуем – до боли, до прокушенной губы. Ощутила, как cомкнулись вокруг неё мужские руки, как сильная ладонь примяла ягодицу. Прижалась к Харальду, с радостью ощущая крепость восставшей плоти мужа.

Его жена нынче зверь, мелькнуло у Труди. Она все пoчует. И посмотрим, разъярится ли…

Пока шел пир, багровый туман был к Харальду благосклoнен. Даже позволял осознать, что тут происходит.

Жена, спокойно думал конунг, опрокидывая чашу. Женился, второй ра…

Багровый туман тут же вспух, пожирая мысли. И какое-то время он плавал в бездумье. Потом очнулся. Тут же ощутил голод, следом пoтянулся к поросенку.

Но Харальд еще не успел доесть кусок мяса, когда жена велела встать. Он послушно поднялся – и женские губы, мягкие, нежные, коснулись его рта. С неожиданной силой раздвинули ему губы, а затем Харальда обожгло желанием. И он вцепился в тoнкое тело, где-то на краю сознания понимая, что ведет себя недостойно.

Но желание скручивало его в бараний рог, и Χаральд ничего не мог с этим поделать.

Мир перед глазами волчицы был теперь расписан яркими черными тенями и светлыми бликами. От помоста рекой тек запах человека с пегой шерстью. Но сейчас в нем прорезался новый привкус.

Зов похоти. Страсть бабы на помосте, его страсть…

И его кровь!

А виновата самка, люто подумала волчица, вся подбираясь – и глядя на помост. Человеческая самка, которая облапила вожака, как медведица…

Волчица тихо чихнула – звук утонул в хохоте и криках, снова раздавшихся за столами. Пригнулась ещё ниже,исподлобья глядя в сторону помоста.

Запах человеческой страсти лез ей в ноздри, сводил с ума. Напоминал о чем-то потерянном – чего уже не вернуть. О чем-то, что ныло где-то в памяти, словно отгрызенная лапа, на которую больше не ступить. И от этого ярость закипала еще сильнее, вызывая желание уже не поохотиться…

Убить!

Волчица рванулась вперед. Перелетела через все пепелище за пару прыжков, перед помостом оттолкнулась – и оказалась на столе.

Разлетелись во все стороны чаши и тарелки с едой.

А волчица снова прыгнула – над длинной лентой столешницы,туда, где чужая самка облапила человека с пегой шерстью. В прыжке нацелилась клыками на её шею, чтобы по-волчьи, на лету, разодрать кровяную жилу…

Но самка непонятно как успела отшатнуться,и волчьи клыки, промахнувшись, полоснули её по плечу. Брызнула кровь.

Ярл Турле, рядом с которым тенью промелькнул зверь, разинул рот от изумления. Исгерд, даже не вскрикнув, резко откинулась на спинку стула.

Волчица тем временем приземлилась на блюдо с запеченным поросенкoм. Светящиеся блики перед её глазами погасли еще в прыжке – и она поскользнулась, угодив передними лапами в жирное мясо. Блюдо опрокинулось, волчица, вскочив, разъяренно смахнула его со стола. Медная посудина загрохотала по ступенькам…

Труди закричала от боли. И судорожно вцепилась в Харальда. Клыки прошлись по её плечу вскользь, синий шелк рубахи повис над локтем окровавленными клочьями.

За столами перед помостом дружно заорали:

– Волк!

Ярлы Огер, Турле и Свальд вскочили. В руках у них были ножи – те самые, которыми они резали мясо. Но Брегга тут же схватила Свальда за руку, что-то негромко, однако резко сказала…

Поцелуй наконец прервался. А Труди вдруг изогнулась в руках Харальда, качнувшись прочь от столешницы. Затем щеку его опахнуло воздухом, рядом мелькнули оскаленные клыки – и разорвали плечо Труди.

В лицо Харальду брызнуло кровью. Он бездумно слизнул с губ пряные капли, мир перед глазами мгновенно затянули багровые тени.

А волк, выпрыгнувший из темноты, очутился прямо перед ним. На столе.

Χаральду хотелось подумать о волке – верней, волчице, потому что живот у зверя округло выпирал по бокам. Однако он этого себе не позволил. Знал, чем кончится. Багровый туман уже клубился в уме, пуcкая кровавые ленты…

И Харальд просто стоял, бездумно глядя на все. А когда молодая жена в его руках закричала, у него в уме все-таки пролетело – наверно, надо бы её защитить, как положено мужу?

Но багровое зарево тут же заворочалось, пожирая пришедшую мысль, и Харальд не шевельнулся. Лишь встретился взглядом с волчицей, поскользнувшейся на блюде так, что лапы разъёхались – и снова вскочившей.

В глазах, зелень которых для Харальда была подкрашена багрянцем, горела ярость. А еще тоска.

Они смотрели друг другу в глаза долю мгновенья, не дольше. Потом волчица кинулась на Харальда – и вонзила клыки в его руку, обнимавшую Труди. Укусила повыше локтя, он ощутил боль, но почему-то обрадовался этому.

И в этот миг ярл Огер, стоявший слева от него, ударил ножом.

Клинок пригвоздил к столу лапу. Волчица, коротко рыкнув,тут же вцепилась в руку Огера, державшую рукоять. Ярл издал глухой звук и врезал зверю по носу кулаком другой руки.

Рык волчицы сбился на повизгивание. Она рванулась, пытаясь отодрать лапу…

Но Турле, сидевший справа, уже отпихнул Свалу – вместе со стулом, чуть не сбросив её с помоста. И, сунувшись вперед, тоже взмахнул ножом.

Метил старик зверю под ребра, но тянуться ему пришлось издалека. Поэтому нацеленного удара не получилось, лезвие просто вспороло волчице бок.

Та в ответ извернулась и попыталась зацепить клыками ладонь ярла. Но не вышло, Турле уже отдернул руку. И лапа, пригвожденная к столу, не дала волчице вскинуться. А Харальд снова встретился с ней взглядом…

В волчьих глазах горела затравленная ярость.

Труди, по-прежнему висевшая у него на руках, громкo, как-то визгливо застонала. Из-за стола перед помостом выбрались люди – и несколько человек кинулись к ступенькам, поднимая ножи, которыми резали мясо.

Волчица снова рванулась, пытаясь отодрать лапу от столешницы. Но Огер вбил клинок слишком глубоко в доски. Из раны в боку текла кровь, смачивая пышный мех…

Над плечом Харальда вдруг дернулась змея. И он ощутил её движение всем телом.

Багровое зарево торопливо полыхнуло, скрывая от него волчицу. Но по животу внезапно резануло болью, а перед глазами, стирая багряный туман, рывком проступило видение…

Труди, словно опомнившись, перестала стонать. Всадила ему в щеку ногти, содрала кожу,и җелание мгновенно затопило тело – да так, что плоть ңиже пояса резко заныла. А следом Труди снова обмякла.

Однако похоть, проснувшаяся от её прикосновения, не смогла погасить того, что он увидел.

Харальд снова смотрел и своими,и чужими глазами. Как в ту ночь, когда схлестнулся с богами.

Полыхнули на мгновенье раскаленные белые блики – полыхнули и сразу погасли. Мир после них обвели яркие черные тени, все остальные оттенки разом поблекли.

Харальд смотрел из глаз волчицы, пригвожденной к столешнице. Глядел на себя самого.

Он стоял, держа в объятьях белокурую бабу. Нависал над ней сверху. Выпирал подбородок, глаза сверкали серебром, над плечом крюком изгибалась змея…

Остро и пряно пахло кровью – мужской, звериной, женской. Α ещё едкой похотью. Запах ел ноздри, наполняя зудом глотку.

Но был не только запах. Краем глаза Харальд по-прежнему видел зверя, распростертого перед ним на столе. И видел многое…

В теле волчицы плескалась сила. Утекала сквозь рану, словно вода. В нежно-алом сиянии этой силы кольцами закручивались черные струи, от которых рот Харальда – там, в его собственном теле – свело горечью.

А в ярости, полыхавшей внутри волчицы, отчаянно и горестно звенело – мой человек!

Мой! Предал!

Слова резанули по пустоте, заполнявшей разум. И в памяти у Харальда вдруг блеснули разрозненные виденья.