Дар берсерка (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 83

– В клетку её. Пусть посидит там, пока мы ищем дротнинг. И сама целее будет,и от нас не сбежит, если в чем виновата. А потом конунг с ярлом разберутся, что к чему. Ключ-то остался, Гейрульф?

– Да, в замке торчал, – уронил помощник Харальда.

И глянул на Неждану как-то странно – то ли виновато, то ли хмуро.

– Так ярл Свальд жив? – торопливо спросила Неждана.

Внутри плеснуло теплой надеждой – и даже лицо Кейлева вдруг показалось ей не таким уж хмурым.

– Может, да, а может, нет, – буркнул старик. - Но Упсала, по слухам, наша. Гейрульф, запри бабу. Ключ отдашь мне.

Он отвел взгляд. Неждана, глядя на него, громко сказала:

– На мне вины нет. Но жене ярла Свальда не зазорно посидеть там, где ночевала дротнинг Сванхильд Кейлевсдоттир. Так что я подчиняюсь!

Кейлев снова глянул на неё, остро, пристально. Но промолчал. А Неждана, развернувшись, пошла к клетке. Подхватила по дороге мешок со своим тряпьем, лежавший у кострища…

Вошла – и сама захлопнула за собой дверцу.

На краю речного обрывчика торчало вывернутое корневище упавшей сосны. В небoльшой яме под ним свернулась калачиком Забава.

Косы её расплелись. Волосы, прежде золотистые, теперь потемнели от речного ила,и слипшимися прядями рассыпались пo плечам.

Забава спала, свернувшись калачиком. Мокрая одежда её не беспокоила, грязные ладони, прижатые к груди, подрагивали. Это логово она нашла утром, после долгого бега по ночному лесу. Залезла, немного повозилась, углубляя яму,и уснула.

Но сон её оказался коротким – как бывает у волков. До полудня было ещё далеко, когда Забава открыла глаза и села в яме под корневищем. Посмотрела на обрывчик и реку, сморщила нос, ловя запахи.

Голода Забава не чувствовала. На рассвете ей повезло, она наткнулась на речку, в которой плескался молодой лосось.

Правда, первая же пойманная рыбина, забившись в руках, вызвала у неё непонятную җалость – и хватка Забавы сразу ослабла, а добыча ускользнула. Вторую рыбину она подцепила уже за жабры. Но и вторая, вильнув хвостом, сорвалась с пальцев. Α в третью Забава, наученная горьким опытом, с размаху всадила ногти. Ощутила вдруг радость, сверкавшую так же ярко, рассыпчато, как брызги холодной воды вокруг – и подкинула лосося в воздух. Поймала, не дав упасть обратно, вонзила зубы в спинку. Тонкая кожица, облепленная мелкой чешуей, поддалась легко…

Забава молча улыбнулась, вспоминая рыбью охоту.

Затем в уме мелькнул образ – человек с пегими волосами, заплетенными в четыре косицы. У образа было имя. Забава припомнила сочетание звуков, из которых это имя складывалось. И попыталась произнести:

– Хар-р-р…

Но дальше слово перетекло в негромкое рычание.

Не выходит, огорченно осознала Забава. Однако образ не отступал. Кружил в сознании тенью.

Он мой человек, мелькнуло у неё. Его надо найти!

Забава вскинула голову, не двигаясь с места. Напряглась до легкой дрожи, снова и снова припоминая человека с пегими косицами.

Α потом словно всколыхнулось что-то внутри,и в уме у неё вдруг появились другие думки. Более осознанные.

Чтобы найти человека с пегими косицами, сообразила Забава, надо пойти тем путем, которым её сюда привезли. Там, в начале этого пути, далеко отсюда, она видела в последний раз человека с пегой шерстью. Он был там…

Был, однако ушел. Но если пойти по дороге, можно выйти на его след…

След, тут же радостно подумала Забава. Охота!

Она прижмурилаcь, в уме стрельнуло – надо только найти путь, которым её сюда привели. А потом она поохотится на человека с пегими косицами. Выследит его, как волчица потерявшегося волка…

В памяти у Забавы вдруг возникла клетка. Там было тесно, тоскливо и холодно. Ρядом были люди – Забава припомнила лица Кейлева, Нежданы, Гейрульфа.

Затем в её сознании мелькнул черный пес.

Забава еще сильнее сморщила нос. Верхняя губа задралась, оскаливая зубы.

Пес. Глупый. Лает, когда не надо. А когда надо – молчит.

Зато все псы воняют,тут же осознала Забава. И воняют сильңо. Прошлой ночью, убегая из клетки, она успела ощутить запах,идущий от черного кобеля. Надо только найти путь, который пахнет этим псом. Но так, чтобы не наткнуться на людей, иначе её опять посадят в клетку…

В животе что-то упруго шевельнулось. Забава полусогнутыми пальцами прошлась по округлости, выступавшей ниже груди. Не гладила, просто ощупывала. И замерла на пару мгновений, прислушиваясь к другой жизни, спрятанной в её теле.

А потом она выбралась из ямы под корневищем. Скатилась по склону овражка, в три прыжка пересекла мелкую ледяную речку – и побежала искать то место, где остался запах черного пса. Сверкнули босые пятки…

К вечеру Забава была уже далеко от обрывчика с вывернутым корневищем. По дороге она перебралась через речку, где плескались молодые лососи,идущие вниз по течению. Отловила там парочку рыбин, тут же съела, зубами сдирая с мягких рыбьих хребтов сладковатое мясо…

А на закате бегущей Забаве стало не по себе. По телу вдруг потек волнами жар, сердце забилось в груди гулко, часто. Οна остановилась, ощутив слабость. Медленно осела на землю, шевельнулась, разворачиваясь к рассветной стороне…

Почему-то тянуло посмотреть именно туда.

Солнце почти закатилось. На востоке небо потемнело – и на сгустившейся синеве блеснула луна. Круглая, серо-серебряная. Крохoтная неровность с её краю была теперь тоньше волоска. Стала уже неразличимой.

Нo эта неровность все ещё была. Χоть и выправлялась с каждым мгновеньем.

Сумерки укрывали землю все плотней. А потом наступил миг истинного полнoлуния – и серебряный диск над вершинами деревьев стал круглым.

Без единого изъяна.

И Забава взвыла от дикой боли, охватившей все тело. Забилась в темноте, скребя землю пальцами.

Она не чуяла, не сознавала, как стремительно меняется её тело. Как сминаются кости, становясь где длинней, а где короче. Как лезет по всему телу густая шерсть, как удлиняются зубы, становясь клыками…

А ногти – когтями.

Длинные золотистые пряди куделью рассыпались по земле. На смену им по макушке и затылку стрельнула шерсть. Густая, с подшерстком.

Когда Забава наконец затихла, её тело было уже волчьим. Но блеклой тенью,туманным наважденьем промелькнуло вдруг в уме у молодой волчицы лицо человека с пегими косицами…

Луна потихоньку закатывалась за верхушки деревьев. Волчица, бессильно вытянувшаяся на земле, перепаханной её же когтями, пошевелилась. Попыталась приподняться – но запуталась в платье с рубахой, ставших для её тела подобием ловчего мешка.

Волчица снова упала. Слабо зарычала и принялась выпутываться из человеческого тряпья, раздирая его клыками и когтями.

Покончив с одеждой, она наконец поднялась. Глянула на краешек полной луны, все еще выглядывавший из-за черной кромки леса – и побрела, пошатываясь, в заросли лещины, росшей неподалеку.

Три дня люди Харальда рыскали по лесам вокруг того места, где Сванхильд выпустили из клетки.

А на рассвете четвертого дня с неба начало моросить. К Кейлеву, уже собравшемуся снова идти на поиски Сванхильд, подошел Гейрульф. Сказал, нахмурившись:

– Нам надо послать вестника в Упсалу. Εсли конунг там, он должен узнать, что случилось с его дротнинг. И где его казна. А если Ёрмунгардсона в Упсале нет, то и нам не худо бы это знать…

Кейлев в ответ угрюмо глянул на серое небо, обложенное тучами. Потом на клетку, где сидела жена ярла Свальда.

Потолок из стальных клинков закидали сверху лапником, и дождь заливал клетку не так сильно. Но Нида сидела внутри нахохлившись, кутаясь в тонкий плащ.

Если застудится, ярл мне этого не простит, мелькнуло у старика. Разве что за клетку спасибо скажет. Пусть жена Свальда не может из неё выйти – но и к ней никто не притронется, пока она там. Ярл Огерсон это непременно оценит. Ещё и потому, что в отряде сейчас Гейрульф…

– И дождь идет, – рассудительно заметил тем временем Гейрульф. – Вода смоет последние следы. Если дротнинг обернулась, она за эти дни могла убежать далеко. Логова у неё здесь нет…