Воронье сердце. Отбор по принуждению (СИ) - Бородина Мария - Страница 28

— Так вы меня проверяли?! — возмутилась я. Жар полоснул щеки, и пришлось закрыть лицо руками.

— Совсем немного, — Рэнимор виновато улыбнулся. — Прости. Филлагория никогда не целовала слабых. Вывод один: у тебя родовой блок. К тому же, мне сказали сегодня, что твоя мать была сильна в магии.

— Да бросьте, — я махнула рукой. — Кому нужно было на нас блок водружать? Мы никогда никому не мешали. Просто отец у меня пустой, вот и родилась я слабой. Да и мать после того, как забеременела, почти утратила магию.

— Не обязательно кому-то мешать, Лира, — высказался принц. — Есть более банальные, но не менее разрушительные вещи. Чужая зависть, злоба, желание насолить. В закон бумеранга никто не верит, да и он не всегда срабатывает, потому люди и пакостят друг другу, как хотят.

Я замолчала, кусая губы. Сколько раз я корила Филлагорию за то, что не дала мне сильного потока! На учебе я могла конкурировать, разве что, с пустышками, и путь в Академию Магии мне был заказан, хотя я очень хотела поступить. А вдруг Рэнимор прав, и дело вовсе не во мне?

— Так значит, вы можете подавлять чужую волю? — проговорила я, собравшись. — Хорошее умение для будущего правителя.

— Помнишь, как вы с Шанти одновременно подошли к окну? — Рэнимор посмотрел на меня из-за плеча и хитро усмехнулся. Открыл бар и достал оттуда пару бокалов и бутылку вина. — Знаешь, кто вас позвал? Да и сумел бы я пообщаться со всеми участницами, если бы не моя сила?

Рубиновое вино заискрилось в бокалах, дробя мерцающий свет маглюмов. По воздуху поплыл аромат лесных ягод с ноткой сосновой хвои.

— Вы что, — неожиданная догадка взорвала голову, — специально слили Ирис?!

— Глупости, Лира, — принц медленно подошел ко мне и осторожно усадил в кресло. — Я умею отличать свои желания от чужих. Поцелуй — это ее решение. Как и… наш с тобой танец пару минут назад.

— Что?!

— Сопротивлялся только твой разум, Лира, — Рэнимор присел на краешек дивана и протянул мне невесомый бокал с рубиновой жидкостью. — Твой разум и твоя воля. А сердце хотело танца. Иначе бы я не настаивал.

Заглянула в бокал — и вибрирующий маглюмовый свет потек жидким серебром по рубиновой глади.

— Во дворце — пить, — вспомнилась мне известная кабацкая песня, — на пиру — пить. С принцами. Точка. Пить?

Рэнимор с изумлением поднял взгляд. В сердце проснулось ликование: мне удалось его обескуражить! Пусть даже на секунду!

— Должен же я угостить мою гостью? — проговорил он отрешенно.

— Я предпочитаю мяско, — отрезала я. — Жареное. С лучком. И да: я вам не доверяю, принц Рэнимор. Вы каждую секунду меня испытываете и на чем-то ловите: хорошо, что на позорные болезни еще не проверили. Опоите вашим зельем ягодным, и, глядишь, выложу всю свою поднаготную.

— Это заманчиво, — Рэнимор подмигнул, — но я, как мне кажется, не последний подлец.

— И все же, — я отставила бокал, — простите. Я не могу вам верить. А пить из ваших рук — и подавно.

— Ладно, Лира, — принц напряженно поднялся и двинулся к двери. — Будет тебе мясо. Жареное. И с лучком.

Через пятнадцать минут передо мной появилась большая тарелка с тремя прожаренными телячьими отбивными в румяной яичной корочке. И с золотистым лучком: прямо как я заказывала. К мясу подали крошечные цветные помидорки, цельные маслины и листья салата под тонкими ниточками густого соуса. Что особенно порадовало, трапезу Рэнимор мне принес лично. Значит, парень совершенно без предрассудков и всепоглощающей королевской гордыни. Запоздалый ужин, впрочем, пришлось разделить с принцем: так много я никогда не ела и съесть бы не смогла. Да и воспоминания о гардеробной и выборе наряда не прибавляли аппетита: пусть Бруна и умела выглядеть, как истинная королева, дорасти до ее габаритов мне не хотелось.

Огромный зал обнаруживал четыре двери: в спальню принца, в его кабинет, в купальню и в гардеробную. Рэнимор заявил, что любезно уступает мне кровать, а сам переночует на диване в кабинете. Щепетильно и заботливо, будто дворцовая горничная, перестелил белье. Приволок из гардеробной длинную рубашку и предложил ее мне в качестве ночной сорочки. А когда Рэнимор едва слышно пожелал мне спокойной ночи и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, само по себе начало думаться, что он в меня влюбился. Но я быстро прогнала слащаво-сиропные мысли: вот еще! Ежу понятно: это очередное испытание. Только на что? И суждено ли мне его одолеть?

Эфирные масла королевских мыл и кремов расслабляли и вгоняли в экстаз одним своим запахом. Рубашка принца оказалась настолько нежной и мягкой, что я почти не ощущала ее на себе. А постель ни в какое сравнение не шла с теми, что приготовили для участниц отбора! В мягкой перине, похожей на облако, можно было утонуть. Невесомое одеяло грело, но не создавало тяжести, а атласное белье приятно скользило по телу.

Засыпая в абсолютной тишине, я подумала, что, пожалуй, стоит каждый день задерживаться в коридорах, дабы принц приводил меня в свои покои отсыпаться. Расскажи я кому из участниц это все — лопнули бы от зависти! Достаточно было и моей незапланированной победы по итогу четырех испытаний. Так нет: этой ночью я в покоях принца. Сплю в его кровати с переливающимся балдахином и кучей мягких подушек. В его постели и в его рубашке! А еще мы ужинали вместе, танцевали и едва не напились дорогого вина! Этого хватило бы, чтоб устранить с отбора добрую половину девушек…

Жаль, что мне это все не нужно. Ни знаки внимания, ни покровительство.

Жаль, что победы я желаю кому угодно, но только не себе.

Я шла по тонкой песчаной косе меж двух полноводных рек. Чуя скорую наживу, над головой кружили вороны. Влажный песок облеплял босые ступни, как медная броня. В прохладном воздухе дрожал запах листвы и утренней росы: только сейчас он казался зловещим и предрекающим беду. Тонкие осины с блеклой корой тянулись вверх по берегам: жадно, будто корабельные мачты. Словно свежей небесной голубизны в пятнах облаков могло не хватить на всех.

Две реки текли в разные стороны. Одна, сердито бурля, вопреки законам физики, устремлялась вверх по холму; другая убегала вниз, в изумрудную лесную долину. Я шла, вороны каркали, воды бурлили вокруг, будто ведьмино варево, а коса все тянулась и тянулась. Реки, как ленты, неслись к горизонту, целуя с двух сторон небо. Никак не выйдешь на берег: ни моста поблизости, ни лодки. А бросишься вплавь — не справишься с течением.

Песчаная нить под моими ногами сужалась клином, становясь все тоньше. Того и гляди, с водой сольется. Тогда придется броситься в волны… Но сумею ли я добраться до берега, ведь течение такое сильное! Унесет с собою, разобьет о камни, погребет у берега в лесной долине, под бурыми жухлыми водорослями, а там — ищи-свищи. Растащат меня вороны по кусочкам — поминай, как звали!

Я склонилась над водой, и серебристые волны размазали мое отражение, смешав его с солнечными бликами. Реки, буйствуя, вымывали у меня из-под ног остатки песка. Еще немного — и меня с собою унесут.

Что же делать?

— Плыви, Лира! — Ветер принес мне голос, словно отвечающий сомнениям. Он плыл по воздуху, обтекал меня, звенел в голове, наполняя до предела. Вливался в кровь, как дурман дорогого вина, и превращал мир в иллюзию.

Я вскинула голову. По левую руку от меня, по колено в воде, стоял принц Рэнимор. Река за его спиной убегала вниз. Он улыбался и звал меня с собой. Протягивал мне руки, но я не могла до них дотянуться. Чтобы коснуться его, нужно было сделать шаг в беснующуюся стихию. Покориться ей и, возможно, позволить унести себя прочь.

— Пойдем со мной, Лира! — донеслось с другой стороны: твердо и властно. Так, что сразу становилось понятно: компромиссов этот собеседник не потерпит.

Я повернулась и разглядела Олафа справа. Он шагал через бушующий поток, уверенно направляясь прямо ко мне. Только спасению отчего-то не хотелось радоваться. Оно страшило куда сильнее, чем смерть на камнях, в безвестности, под панцирем водорослей. Хотелось убежать прочь, да ноги не слушались. Вот когда не радуешься предающему телу!