Ледяное сердце герцога (СИ) - Ваганова Ирина Львовна - Страница 4

Больше семи лет прошло с тех пор, как темные усики пробились на губе Громма, и любящая мать приступила к поискам невесты. Сын выслушивал каждое новое предложение, блуждая бесцветным взглядом по картинам, потолку, мебели. Как эти неприятные сцены походили на те, что Эмми наблюдала в детстве! Громм был так похож на любимого брата Эммы — безвременно погибшего красавца. Герцогиня, видя скуку в глазах сына, не давала ему возможности говорить, отступалась: пусть леди не по вкусу, найдем другую, лишь бы Громм не объявил, что не хочет обзаводиться семьей вообще. Она хорошо помнила, как сказал когда-то бедный младший брат: «Я не намерен ломать комедию, отец! Оставьте ваши потешные попытки пристегнуть меня к женской юбке!» Этим ледяной виконт обрекал себя на смерть, ничуть не беспокоясь об этом. Ради судьбы дочерей им пожертвовали. Но у отца был еще один сын Грэг, женатый и даже родивший к тому времени первенца.

«Грэг! Вот кто может помочь!» — поймала спасительную мысль герцогиня. Желанное путешествие получило оправдание, Эмми Эдуан отправилась в столицу королевства, просить совета у старшего брата графа Грэга Горроу. Дочерей пришлось оставить в Эду, девочек не стоило посвящать в подробности семейных тайн. Лирра и Ланна страстно желали попасть в Колуи, ни мольбы, ни слезы не помогли, мать поехала одна.

В одном из лучших дворцов столицы граф Горроу посетил сестру. Они уединились в кабинете покойного супруга герцогини. В мрачноватой обстановке среди стеллажей темного дерева и завешанных картами стен Эмми поделилась страхами, всплакнула на мужском плече и наконец умолкла.

— Что ты хочешь от меня? — спросил Грэг.

Он, не переставая, тер виски, глядел в пол, пряча взгляд от сестры.

— Никому не могу доверять! Где искать помощи? — губы Эмми подрагивали, она едва сдерживалась, чтоб не схватить Грэга за плечи и не развернуть его к себе лицом. — Неужели ты оставишь меня наедине с этой ужасной бедой?

Граф помолчал, делая вид, что изучает корешки книг на стеллажах, потом обернулся:

— Это некоторым образом бросает тень и на моих девочек. У них тоже будут сыновья и дочери… Вероятно, в свете примут ледяное сердце за проклятье Эдуанов, а не Горроу, но могут вспомнить, что ты моя сестра.

Грэг, не зная, как действует проклятье, ошибочно полагал, что мог передать болезнь дочерям, а через них — внукам.

— Твои замужем! Мои — нет! Случись что с Громмом, я, Лирра и Ланна останемся без средств! — Эмми потрясала кулаками, угрожая самому небу.

— Ну-ну! Я вас не брошу, позабочусь о тебе и племянницах. Правда, мое имение по сравнению с наследством герцога — жалкие крохи.

— Спасибо, Грэг, за благородные намерения, но я хочу остаться герцогиней, чтобы девочки сделали хорошую партию, сын женился и стал отцом… — она не закончила фразу, расплакалась.

— Послушай меня, Эмми!

Граф усадил ее в кресло, подал платок и, когда сестра промокнула слезы, продолжил:

— Есть средство. Отец в надежде спасти нашего брата обращался к одному, как бы это сказать, ученому. Хотя, болтают, тот был настоящим колдуном.

— О боже! Отец обращался к чародею?

— Предпочту называть его профессором. Он с успехом занимался наследственными болезнями. Не знаю, кому и чем волшебник насолил, королю донесли о странных опытах с оживлением убитых крыс…

— Фу! Грэг, прошу, без подробностей!

— Наш отец тайно посетил этого книжного червя в изгнании и получил у него шкатулку.

— Шкатулку?

— Чудесную. Говорил: если брат откроет ее, то без памяти влюбился в первую женщину, которую увидит!

— Влюбится? Это возможно?

— Мы не успели проверить. Опоздали. Брата заколол разгневанный барон!

— Барон Данетц, — вспомнила Эмми.

— Шкатулка хранилась у меня все эти годы. Сберег, ведь и у меня рос сын. С ним, слава богу, все в порядке! Не пришлось пользоваться неведомым средством.

Горроу на миг запнулся.

— Что за подозрение во взгляде, сестрица?

— Так…

Эмми прищурилась невольно, вспомнился подслушанный еще в юности спор. Отец кричал, что смерть младшего брата на совести Грэга. Тот «не успел» передать волшебную шкатулку и благодаря этой нерасторопности наследством не пришлось делиться.

— Неужели ты думаешь, что я специально медлил, чтобы наш красавчик погиб?

— Ничего не думаю, Грэг! Я была слишком молода и…

— Бестолкова. Если б я тогда отдал брату шкатулку, твоему Громму не на что было надеяться. Вряд ли опальный волшебник жив…

— Грэг! У меня и в мыслях не было!

— Неважно. Пойми, виконт Горроу гордился славой первого сердцееда и дуэлянта. Его кипучая энергия и страсть нуждалась в битвах, только в них он находил наслаждение!

Граф в сердцах сломал деревянную указку, которую до этого безотчетно вытянул из чехла рядом с картой герцогства. Бросил обломки на стол и продолжил, стараясь взять шутливый тон:

— Пустоголовые дамочки как одна были влюблены в него и даже ревновали к слухам о мнимых похождениях. Ведь он был красив! Красив, как твой Громм.

— Да. Мой мальчик похож на дядю.

Сестра вздрогнула, когда Грэг очень громко и отрывисто рассмеялся.

— Наверное, ледяное сердце наследуют красавцы, — пояснил он свое неожиданное веселье, — а моя глупая жена еще расстраивалась, что наш сын не так хорош, как двоюродный брат.

Собеседники помолчали, разглядывая портрет супруга и сына Эмми, где Громм изображен еще отроком. Картину в свое время заказали знаменитому живописцу, работавшему по большей части с особами королевской фамилии, и заплатили за нее баснословную сумму. Полотно было предметом гордости герцогини и бросалось в глаза из любой точки кабинета. Сейчас портрет казался несчастной матери укором в том обмане, которому она была причиной.

— Хорошо, что супруг не дожил, — всхлипнула герцогиня, — он не простил бы Горроу.

— Не волнуйся, дорогая, все устроится. Пиши письмо Громму. Убеди его принять лекарство. И я напишу, разъясню особенности. Завтра отправлю в Эдунский замок надежного человека, при нем будет шкатулка и мое письмо, по пути он заедет за твоим посланием. Постарайся к утру закончить. Все, мне пора!

Граф подошел к двери, резко открыл.

— А это кто здесь?

В проходе стояла рыжеволосая горничная с подносом в руках. Она присела в реверансе и потупила взор.

— Принесла чай госпоже и гостю, милорд, — с дрожью в голосе сказала девица и перешагнула порог, боясь поднять глаза.

Грэг Горроу взял с подноса чашку, наполнил ее из чайничка, сделал глоток и поморщился.

— Остыл! — он поставил чашку обратно. — Зачем ты, негодница, холодный чай несла?

— Простите! — служанка попятилась и бросилась вон.

— Ну и слуги у тебя! — пожал плечами граф и скорчил брезгливую гримасу.

— Эта новенькая. Я здесь два дня, не везти же за собой всю прислугу!

— Ладно, — Грэг остановил поток оправданий, показав сестре открытую ладонь. — Прощай, дорогая. Помни, к утру письмо Громму должно быть готово. Поторопись!

Проводив брата, Эмми Эдуан подошла к стене с портретом. Постояла, разглядывая картину, тронула пальчиком изображение темно-русых кудрей юного Громма, подавила желание поцеловать их, вздохнула и уселась за письменный стол. Только бы надежды на волшебную шкатулку оправдались! Только бы сердце сына оттаяло, и подозрения недоброжелателей были осмеяны!

Барон Данетц, о котором вспоминали сегодня граф Горроу и герцогиня Эдуан, уже готовился ко сну, когда ему доложили о визите незнакомки. Слуга принес перстень-пароль засланной во дворец Эдуанов шпионки. Барон — шагнувший за порог зрелости мужчина — надел поверх ночной рубахи синий расшитый шелком халат, уселся за стол и велел позвать «даму». Перстень положил перед собой.

В кабинет вошла та самая рыженькая горничная, что подавала остывший чай герцогине Эдуан во время беседы Эмми с Грэгом. Девушка замялась у двери, потом заметила ценную безделушку, кинулась к столу и схватила ее. Барон усмехнулся: