Ледяное сердце герцога (СИ) - Ваганова Ирина Львовна - Страница 38

— Заночуем на берегу, а переправу начнем с рассветом.

Место для строительства укрепленного лагеря назначили раньше: поле у ближайшей к замку дозорной башни. Передовые отряды делали вылазки к пограничным укреплениям и захватили бы одно из них, если б к дозорным ни подоспела помощь.

Эти сооружения служат для наблюдения, защищать их от численно превосходящего противника невозможно, эдунцы отойдут. А князю башни пригодятся. Даже в хорошо укрепленном лагере пункт обзора необходим.

Конь нетерпеливо переступал ногами. Сильное красивое животное не понимало, зачем стоять, когда все движется. Скакун хотел мчать седока, наслаждаясь встречным ветром, дурманящим запахом весны. Князь погладил крутую шею любимца, улыбнулся и легко ударил его бока пятками. Вперед!

Бывают ли такие мгновения, когда можно сказать: «Я готов к битве!». Герцог Эдуан готовился к нападению всегда. В этом заключался смысл его жизни здесь, на границе королевства. Громм изучал, как организована оборона в других замках, какие упредительные меры принимают в тех или иных местах, многое придумывал сам. Такое занятие было интересно ему и оправдывало главное предназначение. Ради чего? Чтобы оценить, насколько хорошо подготовились к нападению, все ли угрозы предусмотрели, необходима война? Громм ждал войны. Умом понимал — враги не нападают, зная, как он силен, но все-таки хотел проверить себя в деле. Лишь противостояние оправдает потраченные усилия.

Герцог встречал рассвет на крепостной стене. Низкая облачность на востоке, залитая алым, предвещала кровавые преступления, которые вот-вот возьмут вверх над разумом и лишат многих людей права быть живыми. Эдуан вскинул подзорную трубу. У горизонта виднелась оставленная воинами герцога первая дозорная башня. Там диорины спешно строили укрепления. Два дня назад вражское войско переправилось через Эдулу. Теперь оно здесь, и скоро начнется первое сражение.

Прежде будет призыв сдаться. Князь наверняка понимает бессмысленность этого шага, но сделает его — нет сомнений, как и в том, что им не победить!

Эдуан задумал сам напасть на врагов, пока те не укрепились. Была возможность обойти невысокую лесистую гору незаметно для диоринов, застать их врасплох. Дороги там нет, лишь полноводный пока ручей, но конница легко преодолеет этот путь и после полудня будет у диоринского лагеря. Пусть эта вылазка не нанесет большого ущерба врагам, но покажет, как тщетны их надежды на победу.

Громм повернулся в сторону дальних гор. Что это там, на фоне снежных уборов вершин? Настроив трубу, разглядел гигантского орлана. Когда-то такая птица несла девушку. Милтина! Потеплело на сердце. Дорогое личико, пышные волосы, хрупкая ладная фигурка, бархатный нежный голос. Увидит ли он любимую когда-нибудь?

В то самое время, когда посланцы князя Диоринского въезжали на мост и приближались к воротам замка, отряд смельчаков во главе с Приэммом Солоу наскочил на вражеский лагерь с неукрепленного фланга. В ближайшем лесу на склоне горы, где диорины заготавливали деревья, эдуанцы закололи, походя, лесорубов, затем с зажженными факелами ворвались в лагерь. Засвистели стрелы, заполыхали палатки. Беспорядочная беготня, крики ужаса и азарта. Дым, копоть, запах крови. Когда охрана подтянулась с другого края лагеря, а воины взялись за мечи и луки, отряд Приэмма уже повернул обратно. Их кинулись преследовать, но мешал дым от подожженной прошлогодней травы. Диорины пути не нашли, вернулись ни с чем. Вечером враги хоронили первых погибших.

Посланцев князя, еще не знавших о том, что ждет их в лагере, провожали из эдунской крепости улюлюканьем, оскорбительными выкриками. Те старались сохранять достоинство, покачивались в седлах, сдерживая желание пустить рыжих лошадок в галоп. Несмотря на заведомую бесполезность своей миссии, они все-таки рассчитывали на сдачу крепости без боя из-за слухов о болезни герцога, но эти чаяния не сбылись. Между зубцами стены эдунцы вывесили щит, это означало, что осажденные готовы защищаться до последнего ратника.

Нападение на лагерь неприятеля оказалось достойным ответом на требование сдачи. После ловкой вылазки настроение в замке было приподнятое. Еще бы! К праотцам отправилась добрая сотня врагов, испорчено штук десять палаток, разрушено три стенобитных орудия, а среди нападавших лишь четверо убитых и десяток раненых. Увы, теперь совершать такие передвижения днем не получится, диорины наверняка построят со стороны Кривой долины укрепления и выставят дозоры. Для скрытных действий остается лишь ночное время.

По столице герцогства гуляли слухи об осаде эдунского замка. Эти новости обсуждали и на базарах, и в богатых гостиных. Страх за свою жизнь, за нажитое имущество лишал людей способности рассуждать здраво. Одни горячились, доказывая, что диорины не посмеют пойти на Эду, кто-то возражал, считая это предрешенным. И те, и другие собирали все ценное и пускались в путь — подальше от опасности. Герцогиня Эмми Эдуан решила уезжать одна из первых. Ей давно не терпелось перебраться в Колуи поближе к брату. Как только здоровье поправилось, женщина стала размышлять о последних событиях и чуть не потеряла рассудок. Она нуждалась в поддержке, в здравомыслящем собеседнике. Дочери, как могли, утешали ее, но что понимают эти глупышки!

Лирра и Ланна уговорили матушку не сообщать Луззи о найденном противоядии, и та считала себя вдовой. Леди Стоун ждала от Приэмма сообщения о смерти герцога и не могла понять, почему он медлит. Можно объяснить задержку подготовкой к осаде, но неужели у любимого нет и минутки!

Беременность давалась тяжело. Живот обозначился, лекарь уверял, что на этом сроке дурнота должна пройти, но Луззи все еще мутило по утрам. Она нуждалась в свежем воздухе, однако, сопровождать ее на прогулках было некому. Обе леди Эдуан сторонились невестки, предпочитали проводить время вдвоем, а герцогиня, хоть и старалась показать участие, выглядела напуганной, Луззи частенько замечала упрек в ее глазах. Обманная герцогиня ежечасно жалела о переезде к свекрови. Зачем она послушалась Приэмма?! Она тосковала по его ласкам, горящему взгляду. Впервые со времен детства она почувствовала доброе отношение и любовь к себе, как тяжело было вновь лишиться их! Воспоминания об этой потере, о неясности будущего тревожили и без того огорченную женщину, и она часто плакала, жалея себя.

Эмми Эдуан сообщила невестке о скором отъезде в Колуи, но услышала решительный отказ:

— Я не поеду, матушка.

— Как? Луззи, дорогая! Мы должны поберечься! — удивилась упрямству невестки вдовствующая герцогиня.

— Да. Поезжайте. Я останусь. Мне вообще не надо было покидать замок.

— Как? Там война! — Эмми ужаснулась от мысли, что Ланна могла остаться там вместе с этой ненормальной.

— Война? Крепость устоит, матушка.

— Конечно… однако, мы должны думать о детях…

— Обещаю, как только станет опасно, я тронусь в путь, — Луззи улыбнулась одними губами и, сделав неглубокий реверанс, вышла из комнаты.

Озадаченная свекровь поразмышляла недолго и решила, что все к лучшему. Она необычайно устала от невестки. Этот образ с вечно заплаканными покрасневшими глазами, опухшими веками, расплывшимися чертами лица преследовал даже во сне. Луззи подурнела во время беременности. Пигментные пятна, которые она больше не пудрила, стали ярче и казались пауками, прилипшими к лицу. Обметанные губы, постоянно приоткрытый рот — из-за отека женщина не могла дышать носом — делали ее похожей на неухожнного ребенка. Эмми невольно представляла своего красавца-сына рядом с женой и радовалась, что он не видит беременную супругу. Громма вытошнило бы от этого зрелища! Неприязнь к невестке не мешала любить будущего внука, в нем герцогиня видела спасение. Она горячо молилась о первенце своего сына и уговаривала Луззи уезжать в Колуи только из опасений за жизнь будущего маркиза. Покидая дом в Эду, герцогиня строго-настрого приказала слугам держать коней наготове, и как только возникнет опасность вторжения неприятеля в город, силой усадить госпожу в экипаж и увезти ее в столицу.