Любимый (м)учитель (СИ) - Левина Ксюша - Страница 29

Громкий стон Ивановой заставил весь поток к ней обернуться, и Егору Ивановичу бы прекратить лыбиться, а он не смог, а потому шикнув, чтобы не отрывали глаз от экрана вышел из аудитории.

— Ненавижу тебя! — прошипела Соня, перегнувшаяся через парту, и следом Роня почувствовала ощутимый пинок в поясницу.

Парты в лекционной — амфитеатром, и если хорошенько изогнуться, да иметь длинные ноги… в общем Иванова преуспела.

— Вер, она мне спину запачкала? — спокойно спросила Роня.

— Запачкала, — кивнула Вера.

— Как жаль… это моя любимая рубашка… из “Манго”… Я за неё в трёх роликах с парнями танцевала, — печально, наигранно, с сожалением, вздохнула Роня, а потом встала со своего места и засучила рукава. — Ты что-то меня пугаешь… тебе бы к психологу, милая.

— А тебе бы к венирологу, через эту койку толпами ходят!

— М-м… а ты ходила? — Роня наклонилась, упираясь обеими руками в парту Сони. — Просто если у тебя всё “ок”, то и у меня всё “ок”!

А Иванова долго не думала, с силой шибанула по локтям Рони и та не удержавшись рухнула на парту, ударившись об неё лбом.

Тут же кто-то подхватил Веронику поперёк талии и оттащил в сторону.

— Ну я тебя разве не предупреждал? — устало спросил у Ивановой Егор, успевший вернуться как раз вовремя, стоило услышать шум из коридора, где он стоял прислонясь спиной к стене и пытался прийти в себя.

— Да ладно, мне не больно, — фыркнула Роня. — Прошу прощения за переполох.

— Да-да-а, проси! — пропела Иванова. — Подлизывайся дальше! Глядишь и не выгонят взашей!

— Тебе ли не знать, что это не помогает, — пожала плечами Роня, всё ещё висящая на руках Егора, и сдула с лица прядь волос.

— Ты сумасшедшая, — пробурчал ей в шею Егор, и передёрнувшись от совершенно ненужных сейчас мурашек, Вероника высвободилась и села обратно на своё место.

Егор поймал её подбородок и присмотрелся:

— Синяк будет на лбу.

И это так странно и волнующе выглядело, что девчонки чуть не взвыли от умиления. Да, виды на историка имели все, но вот эта парочка им по крайней мере нравилась.

— Плевать, — самодовольно ответила Роня и стряхнула его пальцы.

Егор. Был. Оглушен.

Куда бы не делась зайчишка-Вероничка, она прямо-таки переродилась и нужно было быть дураком, чтобы не восхититься.

Он снова, как утром минувшего дня, ощутил этот ком страха в горле, стало неуютно и в то же время волнительно. Но новый побег… Егор и так только что сбежал успокаиваться в коридор, а это — не норма! Вообще всё что в нём с такой силой сейчас бушует, подобно микровзрывам в двигателе внутреннего сгорания, и такого быть не должно, а есть.

Бах-бах-бах.

Прекрасная болезнь поражала орган за органом, как метастазы в теле умирающего.

Бах-бах-бах.

Он смотрел на Веронику сверху вниз, она на него. Он растерян, она — нагло улыбается и это при том, что её губа ещё ранена, ссадина на виске не замазана, синяк виднеется и на лбу теперь красный след от удара, а она капец как прекрасна. И её расстёгнулая белая рубашка на одно плечо… только волосы прикрывают искусанную им шею.

Они при всех будто одни.

Цитируя, уж точно неправильно, “Анну Каренину” — жопа полная!

Егор спустился к своему столу, сел за него и перемотал презентацию до того места, на котором ушёл. И уставился в тетрадку, лежащую перед ним на столе. И у него чесалась макушка, потому-что одна особа прожигала его самоуверенным жарким взглядом. В ней проснулся азарт и она хотела ещё.

И когда Егор поймал Соболеву после пары, она лишь засмеялась и надменно вздёрнула бровь.

— Но позвольте, мы же на учёбе. Не буду же я скакать по партам, как какая-то дурочка, — она провела подушечкой пальца по его нижней губе и заглянула ему в глаза, изображая святую невинность. — Не сейчас.

Это был не шепот даже, а будто из самой груди исходящий звук, низкий, не принадлежащий ей.

Она не пообещала “когда”, она не назвала место.

Просто: “Не сейчас”.

И ушла, оставив Егора одного в кабинете, сжимать край парты и по-идиотски улыбаться. Вытирать несуществующий пот со лба и стоять у окна, глупо пялясь на скучный осенний пейзаж жёлтого города.

И пройди сейчас мимо него голая Иванова, он бы не заметил.

Полностью одетая Соболева, с этим её “Не сейчас!”… вывернула мясом наружу и оставила умирать в луже собственной крови.

Примечание:

Словом… песня про ПЕРЕВОД СТРЕЛОК!

Он ловил Соболеву, как наркоман ускользающую Зелёную Фею. Алкоголик и его Белочка. Шизофреник и его Гагарин. Волков и его Соболева.

К концу первого дня в институте в качестве любовников, несчастный историк уже не верил, что когда-то эта испуганная девочка, сказала, что любит. Он не верил, что сидела эта рыжая стерва под его дверью, вытянув ноги. Что кричала на него из-за вай-фая, что падала от ужаса в обморок у доски.

Сейчас Соболева ходила мимо, нося свои синяки как погоны, будто они её закалили, а Егор превращался в параноика. И каждая его попытка выловить Веронику и по крайней мере поцеловать — заканчивалась полным провалом.

— Ничего не понимаю, она же меня там… любит. Или типа того. Что за ерунда? — спрашивал он у Льва на обеде.

— Первый раз такое вижу! Почему она ещё не тут?? — спрашивал он у Николая, придя домой, и выглядывал на балкон. Музыка в комнате соседки играла, значит — она дома.

— Какого черта? Уже второй час ночи! — шипел он сам себе и доставал телефон.

ТЫ ГДЕ??

сплю… а что?

Где спишь?

У себя.

Почему??

Потому что устала и хочу спать.

Это что за игры??

Это что за бредни??

Иди сюда!

Быстро!

Он сунул телефон под подушку и стал ждать. Ждать и отчаянно себя отчитывать. Ну что за шутки? К чему всё это… К чему эти терзания? Раз в неделю, максимум два, вот чего он хотел всегда от той же Ивановой. Иногда она была назойлива, но только по своей прихоти. Чаще всего они оставались спать в гостиной, очень часто не спали вообще, потому что Иванова уезжала на такси.

До неё была другая… та же схема. Никаки привязанностей. Никакой наркомании. Никакого адреналина. И хорошо же было, приятно. Приходишь домой, ложишься спать, спишь, а тут — уставился в потолок и ждёшь, ждёшь, ждёшь!

Да где её носит??

Ты где???

блин, уснула. Ща.

Шорохи, шорохи… и лунный свет загородила рыжая макушка. Вероника заглянула в комнату и осторожно стукнула дважды в стекло.

— Чего стоишь? Тебя пока дождёшься состаришься! — заявил Егор задирая голову, чтобы видеть её.

— Эм… не знала, что вы ждёте, — она пожала плечами и с теплотой на него посмотрела. Умиляясь.

— Почему нет?

— Мы не договаривались о встрече.

— Ты не хочешь? — он сел и спустил ноги на пол, но только пятки коснулись ковра — расслабился.

Егор понял что реагирует странно и бурно, нет уж. Так не пойдёт. Это всё сумасшествие, мир в котором собаки стали ходить на работу, а люди их ждать дома — и тот был менее странным и трешовым.

— Можешь идти спать, прости, — спокойно произнёс Егор и кивнул на выход.

И стерва… пожала плечами. Развернулась и пошла к себе. Егор бы отпустил, если хочешь идти — иди! Что уж тут. Но двигатель внутреннего зажигания в груди (очевидно работающий на «Белом русском») заставил двигать поршнями.

Егор подорвался и схватил Веронику, когда она уже перелезла через бортик, поднял над ним и затащил на руках в комнату, а потом и в кровать.

— Но сон… — протестующе вздохнула она.

— Подождет.