Заберите вашего сына (СИ) - Мелевич Яна - Страница 23

Юрец Бубл: «Проверил, файлы сбросил тебе на почту. По первому ничего интересного с виду, обычный левый номерок, зареганный на бабку, которая сто лет как померла. А вот у журналиста есть что посмотреть»

Хмыкаю, почесав заросший подбородок и качаю головой. Точно пора прикрывать эту газетенку. Не хватало еще, чтобы Магазин ввязывалась во всякие неприятности с легкой руки сотрудников.

— Амир?

Резко оборачиваюсь, едва не встречаясь макушкой с подвесным шкафчиком и встречаюсь взглядом с взором Виолетты. Опираюсь ладонями в кухонную тумбу рядом с доской, на которой лежат сливы, и вскидываю брови.

— У нас будет разговор по душам при полной квартире? — задаю вопрос, заметив мелькнувшие эмоции на лице Виолы. Ничего удивительно, материнское беспокойство и волнение. Просто удивительно, насколько они отличаются друг от друга при такой невероятной схожести.

— Нет, — Виолетта поджимает губы и вскидывает рыжие брови, отбросив назад прядь длинных волос, скрестив на груди руки. — Однако я бы хотела услышать от тебя планы на мою дочь. Ты, безусловно, прекрасный парень, вот только слишком хорошо мне знаком.

Точнее говори: знакома со слов желтой прессы. Вряд ли отец стал бы выражать при ней свое неодобрение моим поведением. Только сама Виола журналист, должна понимать, что большая часть статей это из серии «три пишем, восемь держим в уме и два говорим вслух».

— Слушай, если думаешь насчет моих похождений… — начинаю, однако она перебивает, качая головой.

— Я не про это. Про твои методы вести бизнес. Думаешь не в курсе о тех темных делишках, что ты проворачиваешь за спиной отца? — мои глаза сужаются, ароматы мяса разносятся по квартире, заполняя помещение кухни.

— Мой бизнес законен, — отрезаю, лишая любой попытки возразить. — И все сделки я заключал законно. Никто не запрещает использовать максимальное количество возможностей для решения проблем, верно?

Она усмехается, дернув плечом и оглядывает кухонку, останавливая взор на композиции из фруктов с одной стороны стены и переводит к кафелю возле мойки.

— Ты прав, но имей в виду, я прекрасно умею пользоваться битой. И выбью из тебя всю дурь, если обидишь мою дочь, — грозит пальцем, однако я успеваю сделать шаг, перехватываю ее руку и коснувшись губами, улыбаюсь.

— Глупости, — мурлычу, заметив, как она Виола расслабляется. — Никогда не обижал женщин.

— Подхалим, — фыркает она, снова напомнив Лилю.

Да папа, я понимаю, на что ты повелся.

Через положенное время добавляю последние ингредиенты — сливы, соль и перец, оставляя томится еще на полчаса. Делаю шаг вглубь коридора, слыша, как со звоном перебирают хрусталь Антонина Васильевна и Виолетта где-то в спальне самой старшей Магазинчиковой. Возможно, это одна из женских уловок, чтобы оставить нам возможность с Лилей побыть вдвоем.

Стоит аккуратно повернуть ручку двери ее комнаты, и я попадаю в настоящее царство маленькой любительницы детективов. Обоев почти не видно из-за многочисленных вырезок, статей, некоторые еще 90-х годов. По одну сторону доска, на ней, как в сериале про ФБР и полицию — явки, пароли, загадочные слова, исписанные нечитаемым почерком. Все это я не успел рассмотреть при первом появлении, сейчас есть возможность.

Крутящееся компьютерное кресло с накиданными сверху вещами, часть вообще валяется на полу и под столом. Ноутбук завален косметикой, бумажками, огрызками и маркерами с фотографиями. На них ничего интересного, кроме части номера отъезжающей машины. Улыбаюсь: со времен школы она так и не научилась делать приличные фотографии. Сам фотоаппарат валяется в сумке в углу, включена настольная лампа, а на ноутбуке пароль. И стоит коснуться клавиатуры, угадываю его с легкостью — день рождения Джозефа Пулитцера, американского издателя и основателя «желтой прессы». В его честь даже названа премия, которой всю жизнь грезила Лиля.

Многочисленные папки, файлы, видео файлы. Хмурюсь, замечая запороленную папку «Папа». Угадать его не смог, здесь Лиля себе изменила, но потом обязательно выпытаю. Темы бывшего мужа Виолетта почти не касалась в наших разговорах. Иногда возникало ощущение, что его вовсе не существовало. Знаю лишь, что умер он загадочно и довольно трагично.

Сама хозяйка комнаты сопит на диване, который явно раскладывается в кровать. Обняв подушку и свернувшись калачиком, спит, накинув капюшон домашней толстовки с небольшими ушами на голову. Ваза с лилиями стоит на столе. В очередной раз берет гордость, хотя очень удивлен тому факту, что ей раньше никогда не дарили лилии. Аккуратно присаживаюсь на край и убираю волосы с лица, проведя подушечками пальцев по нежной коже. Точно маленький мопс она хрюкает и пытается отмахнуться, бормоча:

— Восемь, два, четыре… зеленый слон… баран… два барана… — какой-то бессвязный поток, ее телефон зажат в руке и зарядка держится на честном слове, грозя вылететь из гнезда розетки. Поправляю ее, склонившись ниже.

— Барана, — снова произносит сонно, не отрывая глаз. — Надоел рогатый…

— Привыкай, бараны очень упрямые, — хохочу тихо, прикасаясь губами к ее губам в легком поцелуе.

Мне бы отстранится, только она хватает за рубашку с неожиданной силой и тянет на себя, заставляя повалится прямо на нее. Едва успеваю опереться руками в постель, притормозив свое падение и касаюсь губами кончика носа, который она морщит.

— Амиран-баран, — снова выдыхает, отчего закатываю глаза и осторожно приподнимаю ее, поправляя подушку.

Странно, никогда за собой не замечал особой тяги заботиться о ком-то. Тем более о женщине до такой степени. Все заканчивалось всегда на утро после хорошей ночи, а теперь сижу, подгибаю одеяло и сравниваю Лилю сейчас с той рыжей лопоухой девчонкой из школы. Была ли Магазинчикова красива в выпускном классе? Скорее нет, чем да. Рядом с той же Грозновой, Сорокиной и Айваровой не шла ни в какое сравнение. Зато сейчас расцвела по-настоящему, только авантюризм свой не утратила. Если раньше по кустам выслеживала парочек в классе да последние сплетни школьные, теперь лезет в самое пекло.

— Там звоночек дрынькнул, — слышу голос Антонины Васильевны, с интересом смотрящей на нас. Убираю руки, улыбаясь женщине.

— Скажи-ка мне, восточный красавчик из арабских сказок, — от сравнения с арабом передергивает и «шерсть на загривке» дыбом встает, но молчу. Аж перекреститься захотелось и крест нательный поцеловать.

— Что сказать? — интересуюсь, не прекратив поглаживать Лилю по волосам почти неосознанно и это не ускользает от пристального взгляда бабушки Магазина.

— Чем она тебя так привлекла? — спрашивает, вскинув тонкие брови. — Только про душу мне не ври, в школе вы не слишком общались, а уж за сутки явно ты там ничего не рассмотрел, — с сарказмом добавляет, вызвав неконтролируемый смех. Особенно, если вспомнить наше «свидание».

— Она зачитала мне лекцию про всех членов партии ЦК КПСС, начиная с 1917, - ржу уже откровенно, замечая расширившиеся зрачки Антонины Васильевны. Она совершенно невоспитанно свистит, махая рукой.

— Ой не могу, вот дурная девчонка, — хохочет, выходя из комнаты. — Виола, ты слышала? А ты говорила: зачем, мама, ты ей всю эту историческую фигню в голову вбиваешь!

Ей Богу. Эти женщины великолепны.

Лиля так и не проснулась. Оставив поцелуй напоследок с тихим обещанием обязательно приехать к ней завтра прямо на ухо, выхожу из комнаты. Прощание занимает несколько минут, напоследок инструктирую что делать с остальной едой. Главное, чтобы мясо в холодильник поставили, остальное неважно. Виолетта приобнимает напоследок. Антонина Васильевна громко чмокает в щеку, оставив красный след от помады прямо с правой стороны на щетине.

— Отвезти тебя? — вскидывает брови Виола, удерживая входную дверь, пока набрасываю пальто и перематываю шарф.

— Нет, сейчас водитель отца приедет, — отвечаю устало, галантно попрощавшись с каждой. На сегодня реально выдохся. Голова снова начинает болеть, телефон зарядился совсем чуть-чуть и надо решить парочку вопросов прежде, чем поеду отсыпаться. — Лиле скажите: я завтра заеду, — четко произношу, выходя из квартиры и доставая сигареты.