Конец света в Бреслау (ЛП) - Краевский Марек - Страница 33

— Которую вы слегка нащупали, — помог ему Хартнер и решительно отошел от карты, тем самым восстановив контроль над своим пальцем. — Трудная из-за тонкой и нелегкой для чтения документации, мало эффектная и не дающая шансов на успех.

— Вы хорошо сказали, — Мок опустился на кресло, скрестил вытянутые ноги и закрыл глаза. Он был доволен, потому что он хотел спать, а это означало, что сжалились над ним все эрины, все шлюхи — именные и безымянные, живые и мертвые — все изъеденные червями, расчлененные и бескровные трупы, весь его мир милосердно позволял ему уснуть. Мок впал в летаргию, но почувствовал странный укол может в диафрагму, может в сердце, может в желудке — укол, который развивался, особенно когда он просыпался после перепоя; тогда его скрученное похмельем тело требовало сна, и рассудок велел «вставай, у тебя сегодня куча работы»; тогда Мок вызывал перед глазами какой-то неприятный образ — рассерженного шефа, безнадежность и серость полицейской работы, глупость подчиненных — и усиливал его в себе, аж чувствовал проникающую боль и беспокойство, которые больше не позволяли ему уснуть. Тогда он поднимал мучимую похмельем голову, засовывал ее под струю холодной воды, проводил влажными от одеколона пальцами по бледным щекам и опухшим векам, а затем в слишком тесном котелке, в галстуке, затянутом туго, как виселица, входил в старые холодные стены полицайпрезидиума. Сейчас Мок, сидя на стуле восемнадцатого века, также чувствовал такую тревогу, но в отличие от утреннего похмелья, не смог идентифицировать ее источник. Перед глазами не появлялся ни разгневанный Мюльхауз, ни Софи среди папиросных окурков в грязной постели, ни водопад дворянской крови Гейссена. Мок знал, что должен повторить ситуацию, которая вызвала беспокойство. Он открыл глаза и посмотрел на Хартнера, который как будто забыл о госте и крутил в задумчивости металлическую ручку прикрепленной к столу точилки.

— Господин директор, — прохрипел он, — прошу повторить то, что вы только что сказали.

— Я сказал, — ответил Хартнер, не прерывая заточку, — что вы движетесь на ощупь, что у вас мало источников, чтобы вести это следствие, что источники могут быть трудны для чтения и интерпретации и что я не предсказываю этому следствию успеха.

— Вы очень гибко выразились, директор, но объясните мне, что вы имели в виду, говоря «мало источников».

— Если вы ищете что-то, что в прошлом происходило в этих местах или прямо в этих зданиях, то вам нужно найти какие-то источники, относящиеся к истории этих мест, то есть какие-то архивы, — терпеливо объяснял Хартнер. — Вы сами сказали, что те архивы, которые вы изучили, относятся к началу девятнадцатого века, в — как мы уже говорили — история мест преступлений может быть намного старше, потому что касается самого старого района города. Вот почему я сказал о тонких источниках. Просто не слишком много актов от тринадцатого до конца восемнадцатого века.

— Если нет почти никаких документов, — Мок был раздражен, — то тогда где я могу найти любую информацию об этих местах или зданиях? Где бы вы их искали, как историк?

— Дорогой господин советник, — Хартнер напрасно старался скрыть нетерпение, — я прежде всего исследователь семитских языков…

— Прекратите делать из меня идиота, директор, — Мок очень ценил скромность Хартнера, не слишком распространенную среди ученых, которые не были действующими преподавателями и не могли проверить плодов своих мыслей на лекциях под перекрестным огнем студенческих вопросов. — Как человек, получивший солидное классическое образование в прошлом веке, настоящий saeculum historicum[16], вы знаете, что я отношусь к вам скорее как к полигистору, историку в Геродотовом значении…

— Очень приятно, — нетерпеливость Хартнера начала угасать. — Я попробую вам ответить на этот вопрос, но вы должны уточнить несколько вопросов. Что значит «информация о местах»? Скудное количество актов не освобождает нас от обязанности их тщательного изучения. Итак, сначала старые акты. Потом вы должны начать поиск по существу. Как в материальном или терминологическом указателе в учебнике. Но что нам искать? Вы имеете в виду какие-то легенды об этих местах? Или о владельцах этих зданий? А может, о их жителях? Чего вы ищете в этих местах?

— Еще до недавнего времени я думал, что в актах ищу преступления, которые могли бы быть вспомнены спустя годы — в тот же день месяца, когда его совершили. Убийца, убивая невинных людей, хочет, чтобы мы возобновили старое следствие и нашли преступника много лет назад. Но о каких-либо преступлениях в двух первых местах — истории третьего еще не исследовал — нет в архивных материалах упоминания. Таким образом, пропадает гипотеза напоминания спустя годы.

— Так… — прервал Хартнер и замечтал об ужине: рулет, красная капуста и картофельные клецки. — Преступление как вымогательство возобновления следствия преступления вековой давности… Звучит это на самом деле мало правдоподобно…

Мок почувствовал одновременно и сонливость, и неизвестное беспокойство. Через какое-то время машина тронулась. Беспокойство было связано с гимназией, с Софи и со словами «возобновление» и «преступление». Размышлял лихорадочно, если он думал о Софи, когда проходил или проезжал мимо какой-то школы. Через несколько секунд он увидел вчерашнюю картину: столб с объявлениями около Гимназии святой Елизаветы.

Духовный отец князь Алексей фон Орлофф предсказывает скорый приход Антихриста. «Прав этот отец духовный, — подумал Мок, — возобновляются преступления и катаклизмы. Меня снова бросила женщина, Смолор снова начал пить».

Мок увидел себя, выходящего из цветочного магазина. У маленького газетчика он купил «Последние новости Бреслау». В одной из колонок объявлений его взгляд привлек необычный рисунок. Мандала, круг перемен, окружала мрачного старика с поднятым вверх пальцем. «Духовный отец князь Алексей фон Орлофф предсказывает, что приближается конец света. Вот и наступает очередной оборот Колеса Истории — повторяются преступления и катаклизмы древних веков. Приглашаем на лекцию мудреца из Sepulchrum Mundi. Воскресенье 27 ноября, Грюнштрассе, 14–16».

Мок снова услышал голос Хартнера: «Преступление как вымогательство возобновления следствия о преступлении вековой давности… Звучит это на самом деле мало правдоподобно…» Мок мрачно посмотрел на Хартнера. Он уже знал, зачем сюда пришел. Директор в доли секунды понял, что мечты о долгожданном обеде сегодня могут не сбыться.

Карандаш с золотым обрезом быстро двигался по разлинованным листкам записной книжки. Хартнер записал последнее пожелание Мока.

— Это все? — спросил он без энтузиазма, смакуя в мыслях восхитительный рулет.

— Да, — Мок достал похожую записную книжку, записную книжку путешественников и полицейских: черную, обвязанную резинкой, с узкой тесемкой, к которой был привязан карандаш. — О, и еще одно я хотел бы просить вас, директор. Пожалуйста, не упоминайте мое имя или должность. Сохранение инкогнито — это лучшее решение в ситуации, когда…

— Не надо мне объяснять, — тихо сказал Хартнер, жуя в воображении хрустящую от шкварок клецку, покрытую соусом и густой красной капустой.

— Прошу понять, — Мок написал в записной книжке заголовок «Убийца из календаря». — Мне очень неловко отдавать вам приказы.

— Дорогой советник, после «дела четырех моряков» вы можете давать мне приказы до конца жизни.

— Да, — карандаш попал между зубов Мока. — Поэтому вы согласны, что я буду сидеть в вашем кабинете и работать с вами до утра?

— При одном условии…

— Да?

— Что вы позволите мне пригласить вас на ужин… Конечно, сначала я отдам соответствующие распоряжения своим подчиненным.

Мок улыбнулся, кивнул головой, тяжело поднялся и сел за аккуратным секретером девятнадцатого века, где обычно утром секретарша Хартнера записывала ежедневные распоряжения шефа. Хартнер поставил перед ним телефон и открыл дверь в секретариат.