Я останусь (СИ) - Черная Лана - Страница 3

— Зачем за дверь? Я знаю занятие поинтересней. Утро пролетает незаметно.

И вроде ничего такого не сказал, но я ощущаю, как щеки краснеют от его тихого, с хрипотцой голоса. Откуда что взялось? И дрожь холодит кожу – того и гляди в действительности до стриптиза дойдем. Хотя надо признаться, что увидеть его голым я бы не отказалась. И сосед уже наверняка представил нечто подобное относительно меня. Усмехаюсь. Вот уж не ожидала от самой себя. Еще немного и я буду готова отдаться ему, даже не спросив имени. Да что же это? Дергаю плечом и выуживаю из кармана пригласительный.

— Тогда пошли, — и протягиваю ему пеструю бумажку. — На свидание.

Он смаргивает, смотрит на мою ладонь, потом на пригласительный. И не верит. На что угодно поспорю, но с ним такое точно впервые. И наваждение прилюдного стриптиза спадает. А вот с остальным сложнее: адреналин пенит кровь, мешает мыслить здраво. И впервые за несколько последних лет меня это только подстегивает.

— Да ладно? Серьезно на свидание зовешь?

Киваю.

— А если я женат и у меня пятеро детей? — хитро щурится.

— И что? Я же не в ЗАГС тебя зову. Мне твой штамп в паспорте до лампочки.

— А имя? — не отстает и ответа не дает.

Имя? Захочет – назовет, а нет – я и так найду массу слов, как его величать.

— Такси уже ждет, — поторапливаю его с решением. И искорки веселья в его глазах пускаются в пляс.

Он кивает и исчезает в квартире, оставляя дверь открытой, как приглашение. А я прислушиваюсь к себе: сердце аритмичным эхом отзывается  в висках, выстукивая по венам давно забытое чувство драйва. Давненько я не делала глупостей. С Федькой совсем забыла, какая я на самом деле: бесшабашная, живущая на острие свободы.

Сосед появляется через пять минут, полностью одетый. И я все-таки присвистываю от метаморфозы, из утреннего бомжа превратившего его в сексуального, стильно одетого молодого мужчину. Он лишь усмехается моей реакции, запирая дверь, прячет ключи в карман и, не вызывая лифт, сбегает по ступенькам. Я тороплюсь следом, гадая, чем обернется моя сегодняшняя глупость. Как пить дать – ничем хорошим,  с моей-то везучестью на мужиков.

Глава 2.

2. Декабрь.

Папа звонит, когда мы уже подъезжаем к зданию веревочного парка.

— Неужели моя мышь, наконец, решила оторваться вместо скучного семейного торжества? — в его голосе лишь тепло и нежность.

— Так получилось, — только и отвечаю, косясь на задумчивого соседа. За время нашей поездки он не проронил ни слова, а я сто раз умудрилась пожалеть, что затеяла все это. Но отступать некуда.

— И как я понимаю, твои друзья не в курсе?

— Правильно понимаешь, папуль, — на этих словах сосед оборачивается, смотрит задумчиво, будто трудную задачку решает.

— И новость о грядущей свадьбе сильно преувеличена, — продолжает весело.

— Угу, — улыбаюсь во весь рот, не удивляясь, что папа в курсе событий. Даже не читая глянца и не смотря выпуски новостей – он всегда все знает. И как только ему удается? Когда-то я у него спросила, а он лишь щелкнул меня по носу: «Работа у меня такая».

— Я надеюсь, он стоит того.

Кто? Сосед, имени которого я даже не знаю? Наверное, я слишком пристально уставилась на него, потому что он вдруг подмигивает мне и тихо смеется. Ну-ну. И не сводя с него лукавого взгляда, выдыхаю в трубку:

— Быть может, я даже замуж за него пойду.

Сосед давится собственным смехом.

— Тогда обязательно дай ему мой номер, — посерьезнев, почти приказывает отец. Я напрягаюсь.

— Это еще зачем? — зная папу, тому ничего не стоит устроить проверку моему новоявленному жениху. Он уже стольких парней от меня отвадил, что засранец Федька уже давно побил все рекорды и не свинтил от меня в первую же неделю. Впрочем, надо признаться честно – ему папа никаких проверок не устраивал, словно не ощущал в нем опасности или просто не видел в нем моего бойфренда на постоянной основе. Да и вообще бойфренда – мы и целовались то пару раз и ни один из них меня не впечатлил. А может, наоборот, мысленно его и прочит мне в мужья. Папина логика – сплошные дебри.

— Полагаю, ему понадобится союзник, чтобы выдержать тебя дольше часа. А я – самый лучший.

— Предатель, — шиплю в ответ на отцовский смех.

— Я просто люблю тебя, мышь. Оторвись на всю катушку.

— Даже не сомневайся.

— Только, смотри, без фанатизма. Чтоб все целы и невредимы, ладушки?

— Все будет тип-топ, папуля.

Я выбираюсь из такси и попадаю в снежный вихрь. Смеюсь, запрокинув голову и раскинув руки, ловлю губами снежинки. Ветер взлохмачивает волосы, морозом лижет лишенную шарфа шею, обнимает лицо. И нет ничего волшебнее сыплющегося из небесной черноты снега.

А мой спутник замирает чуть впереди, спрятав руки в карманы, не забыв подпереть своим могучим плечом фонарный столб, и не выпускает из виду ни одно мое движение. И от его взгляда в низу живота мягким клубком поселяется тепло. Я улыбаюсь, шагаю к нему.

— Сколько тебе лет, Маруся? — вдруг спрашивает мой сосед, откуда-то прознав мое имя. Журналист все-таки? Хмурюсь. — Так сколько? — не отстает.

— Девятнадцать, — с вызовом. Нет, не журналист он. Во всяком случае, явись он по мою душу, знал бы мой возраст: Федька и о нем растрепал, — сегодня исполнилось, — добавляю тише.

— А мне тридцать пять, — отчего-то раздражаясь, говорит он. — Я старый, потрепанный жизнью мужик. Ты уверена, что хочешь этого?

Пожимаю плечами, не совсем вникая в суть его переменившегося настроения и идиотских вопросов. Причем здесь возраст? Это же просто развлечение. Что здесь такого? И вообще, вовсе он и не потрепанный. И вдруг становится любопытно, а каков он в постели. Странное желание попробовать его на вкус, коснуться его острых скул, пройтись губами по груди, слегка покусывая, обжигает. И щеки и без того румяные от морозного ветра, алеют еще больше. Как хорошо, что зима избавит от неловкости. И чтобы не выдать себя с головой, решительно киваю, беру его под руку и веду в стеклянные двери здания.  И  тут.

— Гроза?! — изумленно рокочет за спиной бас.

Мы оборачиваемся вдвоем, с ошеломлением уставившись на идущего нам навстречу здоровенного «лося» с густой рыжей шевелюрой и лыбящегося во все тридцать два. Один удар сердца, еще один и приходит узнавание: Ванька Зубин! И медвежьи объятия, сжавшие что тиски и сопровождающиеся ликующими не по-взрослому воплями.

— Пришла все-таки! Невероятно! Аааа! А хороша-то! Хороша!

Он ненадолго отлепляет меня от себя, рассматривает, не веря, что я – это я. Хохочет. А после снова стискивает в своих лапищах. Я пытаюсь вырваться, но это все равно что двигать гору: никаких шансов. Потому я смиренно дожидаюсь, когда же меня-таки поставят на землю. А Ванька теребит, обнимает, сдавливая до хруста в костях, и смеется радостно. И сколько бы сии обнимания продолжались – неведомо, если бы не ровный, но властный голос за спиной:

— Иван, хорош уже мою женщину лапать.

Зубин замирает каменным изваянием и смотрит поверх моего плеча. А я высвобождаюсь из его лапищ и оборачиваюсь к тому, кто назвал меня своей. Но кроме своего соседа никого не обнаруживаю. Перевожу взгляд на Ваньку, потом на соседа. Тот подмигивает мне, а Ванька вдруг широко улыбается и шагает к соседу. Они обмениваются рукопожатиями, как давние приятели. Ничего себе!

— Ты давно вернулся? — спрашивает Ванька и, не сдержавшись, все-таки обнимает моего соседа.

— Пару дней назад, — отвечает сосед, смотря на Зубина по-отечески тепло и похлопывая того по плечу.

— Сашка будет рад, — басит Ванька, — он же давно тебя ждет, у него же там, ааа,  — разводит руками и достает из кармана мобильный, но сосед перехватывает его запястье.

— Не надо, Иван. Видишь, я сегодня на свидании, — и подмигивает мне. Ванька качает головой.

— На свидании? — словно не веря переспрашивает Ванька, уставившись на соседа. — А как же… — но осекается под посуровевшим взглядом соседа. Любопытненько. А Ванька встряхивает своими невозможными кудрями. — Мне же никто не поверит, — говорит он сокрушенно.