Я останусь (СИ) - Черная Лана - Страница 15

— Да с кем бороться?! С кем?! — неожиданно ору я. Подруга аж вздрагивает. — С инвалидкой бороться?! Нет уж, увольте.

И ухожу. Ритка не бежит следом, не останавливает. И на том спасибо. Но в дверях я все равно задерживаюсь и бросаю короткое: «Я ушла».

Уже в такси приходит сообщение от Ритки:

«Береги себя. И мы всегда на твоей стороне».

А следом еще одно. Неизвестный номер, но такие  знакомые цифры. И всего пять слов, от которых все внутри сжимается от боли:

«Я все равно тебя найду».

Но уже через мгновение сменяется злостью. Найти? Черта с два! В универе я Вишневская, а не Корф, и только самые-самые в курсе моих родственных связей. Подруги не сдадут, а отец тебя в порошок сотрет, соседушка, даже если ты вдруг узнаешь, кто я. И шальная идея новым цветком расцветает внутри. Прошу таксиста остановиться у ближайшего салона красоты, благо время еще не позднее.

Услышав мое пожелание касательно прически, мастер долго пытается меня отговорить – жаль срезать такие роскошные кудри. Но я не сдаюсь и уже через час на моей голове красуется стильная стрижка с небрежно торчащими ультракороткими прядями и длинной челкой, выкрашенными в белый. Черным остается лишь выстриженный под «ежик» затылок. Взъерошив пальцами короткие волосы, улыбаюсь собственному отражению, совершенно не слушая ахи-охи парикмахера.

Так вот, мой дорогой соседушка, ты никогда не узнаешь обо мне, потому что той Маруси, что плавилась в твоих объятиях, — больше нет. Зато есть я, Мария Корф, которую ты никогда не встречал.

Родители шокированы, увидев на пороге родную дочь, совершенно на себя не похожую, да еще и почти ночью. С тех пор, как папа купил квартиру, я редко оставалась ночевать в родительском доме. И то, как правило, после долгих маминых уговоров или веского папиного слова. Против папы не попрешь – это факт. А тут сама явилась, да еще такая…необычная.

Но мама быстро оценивает ситуацию и признает, что новая прическа мне очень идет, как и цвет волос. Делает ярче, заметнее и бесшабашнее. Последнее ей говорить не стоило, потому как и без того прифигевший папа исчезает из кухни, где мы расположились, а возврашщается уже с бокалом коньяка.

— И каковы причины таких кардинальных перемен? — осушив бокал, все-таки спрашивает отец.

— Взрослею, папочка, взрослею.

— Взрослеешь, значит, — он задумчиво чешет затылок. — Взрослеть – это хорошо. Но раз уж пошла такая пьянка – огласи-ка весь список, пожалуйста.

Мама фыркает, а я успокаиваю родителя, попутно варя себе кофе.

— Папочка, не боись. Кроме татухи ничего кардинального больше не планируется.

Папа кивает, улыбнувшись.

— Ну татухами нас не испугаешь, да, Печенька? — и озорно подмигивает маме. Та смеется, прижимаясь к отцовскому боку. Улыбаюсь, глядя на их идиллию. А у самой внутри воет боль. Глухо. Безнадежно.

— И еще, — подхватываю турку, выливаю в чашку смолянистый напиток, сажусь напротив счастливых родителей, — ты предлагал мне поработать у тебя, в немецком офисе.

Отец изгибает бровь и ждет продолжения.

— Так вот, если все в силе – я не против.

— А как же твое занятие аэрографией? Ученики? — это уже мама, встревоженная моими словами.

Дергаю плечом.

— Говорю же – взрослею.

Да только моего проницательного отца так легко не проведешь. Он молчит долго, накручивая на палец локон маминых волос.

— Я позвоню деду, пусть встретит, — наконец, разбивает тишину отцовский голос. — Погостишь у него, он будет рад. Присмотришься. Глядишь, сыщешь себе занятие поинтересней душного офиса и скучных сделок.

Я смотрю во все глаза и не узнаю своего отца. Он так долго и так яро прочил меня в преемницы, ненароком вводил в курс дел Ювелирного дома, а тут вдруг такое неожиданное предложение. Я уже было рот раскрыла, чтобы спросить, с какого перепугу такие перемены, но спотыкаюсь о стальной взгляд, такой пронзительный и все понимающий, что вовремя прикусываю язык и лишь молча киваю.

Улетаю я первым утренним рейсом.

Часть вторая. Пять месяцев спустя

Глава 1.

1. Июнь.

Она стояла на подоконнике. В распахнутом окне бесновался ветер, трепал ее длинные темные волосы. Белое платье липло к ее телу, рвалось с треском. Створки окна стучали о стены, звенели стекла. А она смотрела в вывернутое наизнанку небо. То прорывалось дождем и безумными всполохами молний.

Игорь замер в пороге, боясь сделать лишнее движение. Он знал, что ее нельзя пугать, иначе сорвется.

— Маша, — тихо позвал он, но раскат грома украл его голос, эхом прокатился по темной комнате, будто смеясь. Игорь поежился и все-таки сделал шаг. К ней. Еще два и он снимет ее оттуда, а уже тогда вытрясет всю дурь. А хотелось сразу сдернуть ее с окна, но он останавливал себя, сжимая кулаки до хруста в пальцах. И злость взяла под ручку страх, холодным потом скатывающийся по спине. И кривые молнии вспороли ночь. — Маша, — уже громче.

Она запрокинула голову, подставляя лицо дождю.

— Зачем ты вернулся? — а голос хрустел, что осколки под ногами. — Уходи, ты уже все сказал. Ты мне не нужен.

— Хорошо, — согласился Игорь. — Я уйду, но сперва ты спустишься оттуда, ладно? Давай, — и шагнул снова, протягивая руку.

Она обернулась и в ее взметнувшихся волосах запуталась ночь, а на губах застыла шальная улыбка. Игорь сразу все понял. Они шагнули одновременно: он к ней, а она в ночь…

Телефонный звонок вплетается в вязь ночного кошмара. Игорь отвечает машинально и не сразу соображает, кто звонит. Он еще там, на мокром подоконнике кошмара, тяжело дышит, вдыхая холодный ветер.

— Грозовский, проснись! — окрик приводит в чувства, и Игорь резко садится на кровати. Боль прошивает грудь, спину под лопаткой, сдавливает дыхание. Она же окончательно вытряхивает Игоря из кошмара. Он выдыхает. Но голос в трубке теребит боль, мешает сосредоточиться на словах собеседника.

— Стоп, — перебивает хрипло, — повиси немного.

В голове воет ветер: то ли от боли, вывернувшей каждую клеточку, то ли эхом откатившегося кошмара. И Игорю это совершенно не нравится. Он кладет на подушку телефон и на ощупь добирается до ванной. Не включая свет, безошибочно находит кран и открывает до упора. Вода обнимает холодом, дает передышку от ветра в голове. С полочки над раковиной берет пузырек с таблетками, проглатывает сразу три, запивая горстью воды. И еще одну под язык. Дышит глубоко, уравновешивая сердцебиение. И когда то утихомиривается, в кромешной темноте Игорь возвращается в спальню и к разговору. Он уверен – собеседник ждет – и не ошибается: тикают часики соединения.

— Слушаю, — садится, откинув голову на подушку, прикрывает глаза.

Теперь он слышит и понимает суть просьбы собеседника. И бесконечно рад, что тот позвонил. Сегодняшняя ночь – самое то для задачек. А собеседник подкидывает непростую головоломку: спрятать девчонку да еще такую строптивую будет сложно. Особенно учитывая их непростые отношения.

— А может ты сам?

— Да она бегает от меня, как заяц от лисицы, — фыркает в трубку собеседник. — Прилетела неожиданно, квартиру сняла, а где – понятия не имею. И найти не могу, представляешь? — а в голосе восхищение пополам со злостью.

Игорь усмехается: оно и не удивительно. Девочка своенравная, вот и не покоряется никому, даже родителям. У них это наследственное, видать.

— И ребят моих за версту чует, — вздыхает.

— Так я тоже вроде твой, — не унимается Игорь. — К тому же не телохранитель, а финансист вроде.

Неохота ему в это ввязываться, чует – боком все вылезет. И фестиваль еще на носу. Да и не факт, что у него вообще все получится. Заартачится красотулечка и сбежит снова.  А ему очень нужно кое-что с ней прояснить.

— Грозовский, что ты ломаешься, как девственница. Кто, если не ты? К тому же тебя она не знает, — Игорь лишь усмехается. И хорошо, что собеседник не видит его, давно бы все просек. — Короче, считай это моей личной просьбой. И твоим отпуском. У тебя там фестиваль вроде и отцовский юбилей, — на этих словах Игорь морщится. Вот уж куда, а к отцу его не приглашали. Да он давно там нежеланный гость. — Вот и проветришься и за девочкой моей присмотришь.