Айя и Лекс (СИ) - Черная Лана - Страница 7

Обнаружив мобильник рядом на сидении, я, не задумываясь, набираю номер подруги. Леська отвечает сразу.

— Айя?! — насторожено.

— Леська, прости, — выдыхаю и тут же нарываюсь на «трехэтажный» мат. От неожиданности — никогда не слышала, чтобы Леська так материлась — теряюсь и не слышу, как она перестает ругаться и что-то спрашивает.

— Айя, мать твою, я спрашиваю, где ты?

— В машине, — отвечаю.

— В какой машине? Айя?

— Лесь, а что ты знаешь о Туманове? — вместо ответа спрашиваю я.

— О Туманове? — в ее голосе удивление. С чего бы? Простой вопрос. — А почему ты спрашиваешь?

Врать не хочется, поэтому признаюсь:

— Потому что мне нужно знать, за кого я только что вышла замуж.

— Что?! — в трубке слышится грохот, ругательства. Я не на шутку тревожусь, окликаю подругу. Но та отмахивается от моих волнений — Погоди, я не ослышалась? Повтори.

— Я вышла замуж за Алексея Туманова, — проговариваю едва ли не по слогам.

Леська присвистывает от удивления и, посмеиваясь, протягивает вдруг:

— Все, подруга, теперь ты точно влипла.

— В смысле? — голос неожиданно сипит, и холод обжигает позвоночник, ползет вверх, парализуя.

— В смысле — не отпустит он теперь тебя, — фыркает Леська, явно довольная моей новостью. — Ох, как же сейчас хочется посмотреть на твою мамашку. Ей-то уже наверняка доложили, как думаешь?

— Стас приезжал, — зачем-то говорю я.

Что-то не нравится мне в нашем разговоре. Но никак не удается ухватить за хвост ускользающую мысль.

— О, тогда точно доложили. Менты еще на хвосте не висят? — смеется подруга в трубку. А я невольно оглядываюсь назад: машины мчат, огибая джип Лекса, куда-то спешат прохожие, вдалеке моргает светофор, но никаких мигалок и патрульных.

А если Стас уже сообщил ей, то почему…почему телефон до сих пор молчит? Родительница должна быть в ярости, разве нет? И Лекс первый, кто пострадает из-за меня. Как же, непутевая дочурка вновь нарушила все планы госпожи Нежиной.

— Лесь, а если…

— Не бери в голову, — словно предугадав мои страхи, — Туманов — крепкий орешек и Марине не по зубам.

— А ты чему радуешься, подруга? — ускользающая мысль, наконец поймана и я понимаю, что все время тревожит: Леськина радость, ее уверенность в том, что я все сделала правильно, как будто так и должно быть. — Чего это ты так радуешься, будто сбагрила меня, а? Надоела я тебе, да? А ничего, что я этого Туманова знать не знаю и замуж вышла только потому, что возвращаться к матери — хуже смерти?

— Айя, — пытается возмутиться Леська, но я обрываю ее на полуслове, потому что окончательно перестаю понимать подругу.

— Хватит, Леся. Можешь, даже отметить это дело. Больше я тебе мешать не буду. Адье!

Нажимаю отбой и смотрю в лобовое стекло. Лекс сидит на капоте джипа, скрестив на груди руки и что-то втолковывает амбалу с явно бандитской рожей. Последний нервничает, ругается и жестикулирует проезжающим зевакам, чтобы те не задерживались. А Лекс внешне спокоен, словно ждет чего-то. И то и дело поглядывает в мою сторону. Неожиданно наши взгляды встречаются. Все правильно, он дает мне время. Дает передышку. Усмехается, заметив телефон в руке, и вдруг разводит руками, в одной я замечаю бумажник, а потом снова отворачивается к амбалу. А у меня внутри что-то щелкает, как будто он одним взглядом разом смахнул все оцепенение. Позабыв о подруге, осторожно выбираюсь из машины.

Сегодня я все время делаю что-то неправильно, сегодня день то и дело подкидывает сюрпризы, а я совершенно не понимаю, как на них реагировать. Но сейчас я знаю, что поступаю правильно.

Лекс уже не сидит на капоте, а пристально рассматривает вмятины на заднице громадного Lexus, предлагает амбалу какие-то варианты, но тот сокрушается, огрызается и намеревается вызвать ментов. А я не понимаю, зачем он тянет время, ведь может решить все одним щелчком пальцев — я даже не сомневаюсь в этом. Почему — не задумываюсь. Но я не хочу ждать, не хочу торчать на этой дороге и бояться. Я не хочу бояться. Я подхожу к стоящему ко мне спиной мужу, осторожно трогаю его за плечо. Тот вздрагивает и оборачивается так резко, что я невольно отшатываюсь, оступаюсь и…Упасть мне не дают сильные руки.

— Что? — выдыхает Лекс, а в черных глазах — беспокойство?

— А… — начинаю и сбиваюсь под пристальным, заглядывающим в самую душу взглядом, в котором я увязаю, как в трясине, и никакой возможности выбраться. Да и желания выбираться нет. — Лекс, — выдыхаю, наблюдая, как в его черных омутах вспыхивает огонь. На твердых губах, перечеркнутых шрамом, мелькает улыбка. Почему? Не важно. — Лекс, — повторяю тверже, не разрывая взглядов, — я домой хочу. Пожалуйста.

Коротко кивнув, он, обхватив меня за талию и прижимая к себе, протягивает амбалу визитку. Судя по выражению лица амбала — уже не в первый раз Лекс пытается ткнуть ему визитку. Но теперь тот почему-то берет ее и даже читает, а потом и вовсе удивляет Айю своей реакцией. Вдруг улыбается широко, отчего его лицо становится радушнее, мягче, пожимает Лексу руку и сокрушенно качает головой, мол, чего раньше не сказал, кто ты. Спустя минуту выясняется, что Лекс несколько лет назад оперировал мать амбала, с того света вытянул.

— Ты позвони-позвони, — напоминает Лекс, — все расходы я беру на себя.

Но амбал мотает головой, убеждая, что он и сам справится, и вообще там делов-то на пять минут, всего-то фара разбита.

— Маме привет передавай, пусть не болеет, — улыбается Лекс искренне и, больше не обращая на амбала внимания, усаживает меня в машину. Через мгновение хлопает водительская дверца. Вздрогнув, вцепляюсь пальцами в кожаную обивку сиденья. Еще недолго и неврастеничкой стану. А мне нельзя. Никак нельзя.

— Ты как? — хриплый голос Лекса вмиг успокаивает, разметав все страхи. Вот только… — В порядке?

Я киваю, вдруг поняв, что не могу говорить. В горле все пересохло от одного его голоса: низкого, вибрирующего. Он будоражит, заставляет трепетать и чувствовать странное томление между бедер, тугим узлом скрутившееся внутри. Что это? Страх? Страсть? Вожделение? Похоже, все смешалось. Выпрямив спину, сжимаю ноги, стискиваю кулаки. Не нравится мне все это.

Лекс усмехается. И по его вспыхнувшему взгляду я вижу — он все понимает. Он читает меня, как раскрытую книгу. И от этого мурашки хороводом топчутся по телу, нервируют, перемешиваясь с трепетом неконтролируемого желания. Да что же это?

— Айя, — обжигающая волна судорогой прокатывается по телу, заставив закусить губу, чтобы не застонать от не испытываемого ранее удовольствия, которое вызывает этот его обволакивающий тон. — Не нужно меня бояться.

От неожиданности я теряю дар речи. Бояться? Он решил, что я его боюсь?

— А с чего… — сглотнув, лепечу я, стараясь, чтобы голос не дрожал, — как…почему ты решил, что я боюсь…тебя?

— Не боишься? — и снова это движение бровью, отточенное, отражающее…что? Удивление? Насмешку? Или…понимание?

Я смотрю в его прищуренные глаза, отражающиеся в зеркале заднего вида, и вижу в нем лукавые искорки. Да он же смеется надо мной! Задыхаюсь возмущением!

— Потому что если боишься, то… — продолжает он подтрунивать надо мной.

— То что? — вспыхиваю, подавшись к нему. — Разведешься?

— Не дождешься, девочка, — ухмыляется. — Теперь ты от меня никуда не денешься.

Мне кажется, или в его словах — угроза? Да, права была подруга — этот не отпустит. Да и хочу ли я, чтобы отпускал? Не сегодня — это точно.

— Тогда, может быть, уже поедем? — бросаю, раздраженно поведя плечом. — Домой хочу.

— Домой? — уточняет Лекс.

Киваю, откинувшись на спинку. Пусть завтра я пожалею обо всем, но это будет завтра, а сегодня я намерена прожить так, как отчаянно хочется.

— Домой так домой, — легко соглашается Лекс, выруливая на шоссе.

А я смотрю в окно. Там, за пределами уютного салона, кипит жизнь. Мир не стоит на месте, и я его вижу. Теперь вижу.