Поразительное на каждом шагу (ЛП) - Хуа Тун - Страница 21

Мы долго сидели в тишине. Он улыбнулся и посмотрев на меня спросил:

– Ты не любишь десятого брата, тогда почему я видел, как ты пела для него? И почему все твердили, что ты обезумела из-за него?

Я задумалась на мгновение, а потом спросила:

– Когда Цю Жанькэ впервые встретил Хунфу Нюй, чем она занималась[65]?

Он на мгновение остолбенел, а когда вновь вернул способность думать, ответил:

– Хунфу расчёсывала волосы!

Я с улыбкой сказала:

– Между мужчинами и женщинами могут быть отношения как между Цю Жанькэ и Хунфу Нюй. Они заботились друг о друге, но без всякой любви. Это была просто искренность.

Дослушав до конца, он изменился в лице и уставился на меня, но я вернула ему взгляд.

Спустя долгое время он сказал:

– Хорошо «без всякой любви, просто искренность».

Кажется, он понял смысл слов сказанных мной, что не могло не обрадовать. В конце концов, в старину равная дружба между мужчиной и женщиной была чем-то новым. Большинство людей не были готовы признать её. Не удержавшись, я с тринадцатым братом с улыбкой обменялись взглядами.

Увидев, что люди вдалеке, кажется, готовы были уйти, я встав сказала:

– Пора возвращаться!

Он поднялся следом за мной и неожиданно спросил:

– Как насчёт того, чтобы выпить?

Я изумлённо взглянула на него. Он тепло улыбался, отчего моё сердце наполнилось теплотой, и я пылко сказала:

– Почему бы и нет?

Он взглянул на чёрного коня и сказал:

– И вместе прокатиться на одной лошади?

Я ответила с улыбкой:

– Не в первый раз!

Тринадцатый брат рассмеявшись вскочил на лошадь, а потом подхватив меня усадил позади себя. Он крикнул «Но!». И мы быстро умчались.

Когда наступил вечер, тринадцатый брат вернул меня назад в резиденцию бэйлэ. Небо уже было тёмным. И хотя тринадцатый на этот раз не так быстро гнал коня, и я набросила себе на плечи его плащ, всё равно было холодно. После того как тринадцатый брат помог мне сойти с коня, я сказала:

– Езжай первым!

Он подумав ответил:

– Всё-таки я хотел бы объясниться с восьмым братом.

– Таким образом ты мне не поможешь, – улыбнулась я. – старшая сестра не поймёт.

Он улыбнулся и, проигнорировав меня, шагнул вперёд и постучал в дверь.

Размышляя, почему же он так настойчив, я последовала за ним. Ворота быстро открылись. Двое молодых слуг, увидев, что я стою рядом с тринадцатым братом, испуганно поклонились. Тринадцатый брат равнодушно сказал:

– Поднимитесь! Известите господина, что пришёл поговорить с ним!

Один из слуг быстро убежал, а второй закрыл ворота, а затем провёл тринадцатого брата в передний зал. Я кивнула тринадцатому, и ушла в комнату старшей сестры.

Когда я вошла туда, там не было других служанок кроме Цяохуэй. Старшая сестра бледная как смерть, увидев меня, сказала:

– Надеюсь, что ты помнишь, что я говорила тебе, чтобы это было в последний раз и никогда больше не повторялось.

Я замерла, не зная, что ответить. В современной эпохе для меня было обычным делом отправиться веселиться вместе с друзьями куда-нибудь вне дома. Однако здесь, казалось бы такое обычное дело, вызывало бурную реакцию у окружающих. И я невольно вздохнула.

Я продолжала молча стоять, так как не представляла, как смогу всё объяснить старшей сестре. Между нами был более трёхсотлетний разрыв поколений. На лице старшей сестры отразилась беспомощность, и она с грустью посмотрела на меня.

Я молчала долгое время, так что сестра устало махнула рукой на то, чтобы услышать моё объяснение:

– Уходи!

Я посмотрела на неё, на душе было тяжело. Вот только я не чувствовала, что совершила какую-то ошибку. Здесь я уже много чего лишилась, и мне не хотелось, чтобы у меня ещё отняли и право иметь друга. Пусть даже это расстраивало мою сестру. Поэтому мне только и оставалось, что повернуться и молча выйти из комнаты.

На следующий день я проснулась поздно. Я долго валялась в кровати и вставать не собиралась, просто смотрела в потолок, размышляя о вчерашнем инциденте с тринадцатым братом…

Он подстёгивая коня, въехал в тихий переулок. А затем мы оказались перед изящными воротами во двор сыхэюаня[66]. Дверь открыла старушка-служанка. Сразу же поняв, кто перед ней, она торопливо поклонилась и сказала с улыбкой:

– Почему тринадцатый господин заранее не послал людей предупредить о своём визите? Барышня сейчас встречает гостя! Но я скажу ей, чтобы она быстро шла сюда.

Тринадцатый брат ответил:

– Незачем, сегодня я здесь лишь для того, чтобы выпить вина с другом, ты ступай и поставь на стол вина и кушанья, этого будет достаточно!

Старушка-служанка украдкой взглянула на меня.

Заметив мою дорогую одежду и то, что я прямо смотрю на неё, она торопливо опустила голову.

Тринадцатый брат хорошо знал этот сыхэюань. Он провёл меня в скромную, но изысканную комнату. Внутри стояли стол и стулья из палисандра, всё остальное было без лишних украшений. На столике у окна стояла белая фарфоровая ваза с зелёными стеблями бамбука. Оглядевшись, я села рядом с тринадцатым братом и сказала с улыбкой:

– Близкая подруга?

– Когда мне грустно, я обычно прихожу сюда выпить вина, – ответил он вернув мне улыбку. – И иногда поговорить.

Я кивнула, решив, что барышня, живущая здесь, должно быть куртизанка высокого уровня, и кто попало увидеться с ней не мог.

Вскоре старуха вместе с двумя молодыми служанками принесли вина и еды, и после этого они удалились прочь. Я и тринадцатый брат приступили к трапезе.

После пары чарок мы разговорились. Мы беседовали о незначительных случаях, что произошли во дворце, и старинных и сегодняшних забавных историях, о бескрайней пустыне Гоби, и моросящем дожде в Цзяннане, о поэзии, о горах и реках, о древних и нынешних мудрецах. И в конце концов выяснили, что нам обоим нравятся Цзи Кан и Жуань Цзи[67]. И, сошедшись характерами, очень жалели, что не познакомились раньше. Я очень сильно была взволнована из-за этого.

Идеи и культура Китая развивалась на протяжении нескольких тысяч лет. И в конфуцианском воззрении китайцев сложилось три непоколебимых правила, подобных незыблемой сети. При помощи политики и культуры человек неизменно оказывался скованным императорской властью, лишаясь своего индивидуализма. Однако родившийся в неспокойное время Цзи Кан неожиданно приятно удивлял. Он был подобен вспышке молнии в тёмном небе, короткой, но яркой и красивой. Он оставил потомству известное произведение «Разрыв отношений с Шань Цзюйюанем», где разъяснил основные принципы человеческого равенства. Его «не кипяток[68], а храбрость противостоять сложившимся порядкам и конфуцианству» утверждала, что конфуцианские ритуалы были созданы лишь группой верующих людей, и всем поголовно не обязательно им следователь. У каждого человека своё понятие о счастье, каждый имеет право достигать его так, как ему хочется. Можно сказать, что Цзи Кан по-современному мыслил о равенстве, свободе и индивидуализме.

И хотя я давно знала, что тринадцатый брат был незаурядным человеком, однако и подумать не могла, что он почитает Цзи Кана, особенно учитывая, что он из царствующего дома и находился на вершине пирамиды господствующего класса. Это было так неожиданно и радостно, что в древнем обществе нашёлся человек, способный понять мой образ мышления, что я была вне себя от восторга. И, не удержавшись, я начала всё больше и больше рассуждать. Но и тринадцатый брат тоже подумать не мог, что в этом веке, когда конфуцианская культура имело широкое распространение, он встретит женщину способную рассуждать о подобном, когда даже мужчины не осмеливались делать подобное. И в равной степени удивляясь, восхищаясь и радуясь, он говорил всё более свободно и легко.