Мой босс - Оборотень (СИ) - Черная Лана - Страница 19

И зверь проступает родовым узором, выплетает хищные черты. Он меняется на глазах и даже не замечает этого. Как и того, что цифры на приборах Лео взлетают до запредельных цифр.

— Ты появилась в моей жизни, и все изменилось. Истинная. И при этом настолько человечная. Соблазнительная, — облизывается, с шумом втягивая воздух. — Мятная. Такая живая. Яркая. Невозможно устоять.

— Лука, — пытаюсь дозваться своего босса. — Лука, мне страшно.

Касаюсь ладонью колючей щеки. Короткая щетина щекочет пальцы. Лука вздрагивает. Щурится и встряхивает головой, что неопытный кутенок. Удивленно. Растерянно. Переводит взгляд на монитор, где сходят с ума цифры. И сердце Лео того и гляди лопнет.

— Лука, нужно позвать врача.

— Врача…нет, не надо, — растирает ладонью лицо, стирая черты хищника. — Сейчас успокоится. Это я…Лео чувствует меня. Меняется и не может. Мы же близнецы, Ради. А я…прости. Устал. Третью неделю нормально не сплю. Сорвался. Поеду я.

— Никуда ты не поедешь, — говорю, наблюдая, как нормализуются показатели жизни моего второго оборотня. — Тебе нужно отдохнуть, — отодвигаюсь на другой край кровати, приглашая босса улечься рядом.

Страха больше нет, но возвращаться к прежней теме совершенно не хочется. И пусть я трусиха, сейчас я хочу, чтобы мой босс пришел в себя и поспал. А поговорить можно и после.

Он сомневается, но я настойчивее, а он действительно устал. Лишь поэтому сдается. Стягивает туфли, куртку, забирается на больничную кровать, которая слишком узкая для нас двоих.

Лука проблему пространства решает быстро и эффективно: сгребает меня в охапку, укладывает на себя. Пытаюсь противиться, но Лука обнимает ладонью затылок, прижимает к своей груди, пахнущей лекарствами.

Морщусь от настойчивого горького запаха.

— Не бойся, Ради, — шепчет Лука, иначе истолковав мое сопротивление. — Я никогда тебя не обижу, родная.

— Я не боюсь, просто… — отрываю лицо от его груди, заглядываю в глаза цвета полуденного солнца. И правда ведь не боюсь. Никогда, с самой нашей первой встречи. И это понимание смывает остатки липкого ощущения, согревает. — Ты воняешь, босс, — и демонстративно зажимаю нос двумя пальцами.

А он смотрит ошалело несколько мгновений, а после просто хохочет, откинувшись на подушку. И Лео фыркает в голове одобрительно.

Вот и славно. Разрядить обстановку никогда не лишнее. А серьезные разговоры никуда не денутся. Нам спешить некуда.

— Да ты тоже, — сквозь смех издевается этот наглец, сжав мои ягодицы и подтянув повыше, — не сладкая карамелька.

Упираюсь ладонями в кровать над плечами босса. Волосы падают на лицо, пряча нас как за занавеской.

Скалюсь, намеренно позволяя проступить своей волчице. Та отзывается с волнением: жаждет вдохнуть своего самца. Кожа вспыхивает огнем, жжется в особенно чувствительных местах босса.

Лука напрягается тут же. Морщится. На висках выступают капли пота.

— Друг друга стоите, — хмыкает Лео, наблюдая за моей шалостью.

— Слушай, босс, — трусь носом о нос Луки, коготками распарываю провонявшую больницей футболку, — а вы всегда делите женщин на двоих?

Лео присвистывает, а Лука на мгновение теряется. Что, босс, не ожидал?

Он перекатывается на спину, сгребает меня в охапку, обнимая за талию и устроив ладонь на животе. По коже растекается тепло, проникает внутрь и я ощущаю лёгкую щекотку. Хихикаю тихо куда-то в плечо.

И малыши отзываются на отцовское прикосновение. Урчат. Я чувствую.

— Что это? — в голосе тихое удивление, а под мужскими пальцами лёгкие толчки. Как вибрация.

— Это твои дети, босс.

— Эй, малышка, я все слышу, — недовольно сопит Лео.

— Ладно, ладно, — улыбаюсь, наслаждаясь горьким запахом и нежными поглаживаниями босса, — ваши дети.

— Им нравится, — довольно скалится Лука. — Я им нравлюсь.

Фыркаю. Ещё бы! Нравится, конечно.

О связи детей с отцами-оборотнями слагают легенды. Как и о том, что разнополые близнецы могут родиться только у истинных альфа, которых истребили во времена столетней войны между львами и псами. Тогда же исчезли прайды — семейные стаи, связанные родовым узором и кровными клятвами, а на их место пришли кланы с человеческими законами. Оборотней очеловечили, только их сущность изменить не удалось.

— Так что там с женщинами и вашими пристрастиями, а, босс? — вытягивая себя из мыслей и приятной неги.

— Накари — единственный выживший род истинных, — тихо говорит Лука, перебирая пряди растрепавшихся волос. — Древний род. Сильный. А сила эта шальная, не каждый выдержать сможет. Нам повезло. Близнецы и сила, разделенная надвое. Отец нас учил, мастера привел. А у мастера того невеста красавица, — в его голосе тепло растекается, словно мед.

А у меня внутри огнем ревности жжет и горько на языке становится. Странное ощущение, нехорошее. Но львица внутри скалится недобро. Ее самец не может говорить о другой самке так нежно. Он — ее. Выдыхаю рвано.

Босс смеется тихо.

— Ревнуешь? — фыркаю в ответ, словно он сказал самую большую глупость на свете. — Ревнуешь. Мне нравится. И Лео нравится, я точно знаю. Влюбился.

— А ты? — приподнимаю голову, смотрю в улыбающиеся глаза цвета янтаря.

— Ее звали Рина, — шепчет, целуя висок, когда я вздрагиваю на имени. Рина. Так звали мою маму. Но откуда Лука знает ее? — Ты на нее очень похожа. Только глаза отцовские.

— У моего отца черные глаза, — это я точно знаю, потому что я всегда боялась этого взгляда, непроницаемого, нечитаемого, в котором никогда не было отцовской любви. Ни ко мне, так точно.

— Бекер — не твой отец и никогда им не был.

Лео рычит в голове, явно не одобряя откровения брата. А я притихаю, осмысливая услышанное. И вот что странно — меня не удивляют его слова. Скорее, расставляют все на свои места.

Еще в пять я поняла, что отцу нельзя попадаться на глаза. И вообще лучше всего забиться в темный угол и носа не показывать, особенно когда он не в духе. А он всегда был не в духе для меня. Это я уяснила в семь.

Вот Влад был его любимцем, хоть и приемышем. Об этом я узнала в десять, когда сломала ногу и подвела отца, ведь теперь ему приходилось возиться со мной.

— Он меня не любит, — вздыхаю, украдкой подглядывая, как отец учит Влада верховой езде.

Тот держится в седле уверенно и упрямый жеребец Лори его слушается. Мой Лори. Отец отдал моего коня Владу и заставил меня смотреть, как брат отнимает у меня единственное дорогое, что осталось в этом доме.

— Не говори глупости, лисенок, — Костя приседает на корточки и поправляет сползший плед, укутывает загипсованную ногу.

Костя, долговязый брюнет с карими глазами, самый старший из нас. Ему уже восемнадцать и он все чаще не ночует дома. И мне грустно от того, что когда-нибудь он уедет насовсем и я останусь совсем одна. Няньки не в счет. Им всем плевать на меня. Им бы только в постель к отцу забраться. Это я тоже поняла давно. Вернее, подглядела, как одна такая нянька совершенно голая прыгала на отце, как наездница.

— Отец не может не любить тебя, ведь ты же его дочь.

— Ну и что? — упрямлюсь я, шепотом уговаривая Лори не поддаваться чарам Влада, но он, предатель, только фырчит и послушно пускается в галоп. — Ты тоже его сын, но вы постоянно ссоритесь.

— Я, лисенок, совсем другое дело, — Костя улыбается и вытягивает меня из коляски, плюхается на траву вместе со мной, обнимает. У него жилистые руки с темными реками вен и жгутами мышц. Они пахнут деревом, влажным, свежеспиленным, немного краской и, кажется, лаком. Снова что-то мастерил. — Нас с Владом усыновили еще мальчишками, а ты его дочь. Понимаешь?

Мотаю головой.

— Папа любит Влада. Он ему даже Лори отдал.

— Это потому что ты девочка, лисенок. А отцу наследник нужен. Так что не думай глупости.

— Ты тоже наследник, — все еще упрямлюсь.

— Мне это не нужно. Я сам прекрасно зарабатываю.

— Вы поэтому ссоритесь?

— И поэтому тоже, — кивает Костя. — Хватит думать ерунду, лисенок. Лучше смотри.