Нежный призрак и другие истории (ЛП) - Уилкинс-Фримен Мэри Э. - Страница 40

   Сара умылась, привела в порядок волосы и переоделась в чистое синее платье; после чего села рядом с Абигайль и стала ждать Дэвида Карра и его мать. Те вскоре пришли.

   Миссис Карр была известна в Салеме благодаря своим знаниям лечебных трав и уходу за больными. Она была одновременно мягкой и решительной, и пользовалась доверием жителей; они видели ее жизнь, и обсуждали ее. Ей сопутствовала удача, что она не нажила себе врагов, и поэтому ее знания и умение не навлекли на нее подозрений в колдовстве.

   Миссис Карр принесла с собой целебные травы, хлеб, пирожки и мясо; она готовила зелья, и ее бледное лицо в тесном белом капоре постоянно склонялось над Абигайль Проктор. Но маленькая девочка так больше и не встала. Ее била лихорадка, порожденная голодом, страхом и горем; она лежала в постели, прижимая к себе кукурузный початок, несколько дней, а потом умерла.

   Ей сшили белое платье и одели в него, после того как вымыли и расчесали золотистые волосы; она лежала, выглядя старше, чем в жизни, в окружении цветов, - красных, розовых, лиловых, - из сада миссис Карр, пока ее не похоронили. Они пригласили на похороны магистратов Ипсвича, потому что Дэвид Карр в ярости кричал, что магистрат Пэррис, устроивший охоту на ведьм, - ее убийца, и если бы он встал рядом с маленьким телом, из него потекла бы кровь, и что то же самое произошло бы с магистратом Нойесом; и бледное лицо Сары Проктор пылало алым, потому что она была согласна с его словами.

   На следующее утро после похорон Абигайль Проктор, Джозеф Бейли и его жена Энн ехали верхом по дороге из Бостона, в большой компании, так что могли не бояться ведьм; с ними были главный магистрат Коттон Мазэр, Его превосходительство губернатор колонии, два почтенных магистрата и двое судей - они направлялись на суд над ведьмами в Салем.

   Когда они приблизились к дому Проктора, то заговорили о нем и его обитателях; было много сказано о странном и ужасном и высказано благочестивое осуждение. Оказавшись возле поворота дороги, они вдруг увидели молодого человека и высокую светловолосую девушку, стоявших возле белых цветущих кустов. Сара Проктор, несмотря на то, что ее младшая сестра Абигайль умерла, а родителям грозила смерть, улыбнулась, глядя в лицо Дэвиду Карру, потому что надежда и любовь, ниспосланные Богом, заставляют жить, несмотря на самые тяжелые испытания.

   Но стоило ей увидеть приближающуюся кавалькаду, блеск богатых одежд, услышать топот и звон, улыбка исчезла с ее лица, и она скрылась за спиной Дэвида. Тот стоял перед нею, сурово и дерзко глядя на проезжавших мимо него. А главный магистрат Мазэр смотрел на прекрасное белое лицо, - словно бы еще один цветок посреди цветущего куста, - и размышлял, не есть ли это лицо лицом ведьмы.

   Энн Бейли думала только о маленькой девочке в дверях. И когда они проезжали мимо дома Прокторов, нетерпеливо выглянула из-за плеча мужа, улыбнулась и послала воздушный поцелуй.

   - Что ты делаешь, Энн? - спросил ее муж.

   - Ты разве не видишь в дверях маленькую девочку? - тихо прошептала она, опасаясь, как бы ее не услышал кто-нибудь другой. - Думаю, она выглядит лучше, чем прежде. У нее розовые щеки, они причесали ей волосы, и одели в чистое белое платье. Она держит в руках маленькую куклу.

   - Я никого не вижу, - удивленно произнес Джозеф Бейли.

   - Она стоит там. Я никогда не видела, чтобы так блестели волосы и платье; она сияет, точно солнце. Смотри! Смотри! Она улыбается! Я думаю, все ее несчастья позади.

   Кавалькада миновала дом Проктора, но миссис Бейли обернулась и продолжала смотреть на него, пока маленькая девочка, стоявшая в дверях, не скрылась из виду.

<p>

ДВЕНАДЦАТЫЙ ГОСТЬ</p>

   - Не понимаю, как такое могло случиться, - сказала миссис Чайлдс. - Паулина, это ведь ты накрывала на стол?

   - Вчера ты посчитала, сколько их будет, и сказала, что двенадцать, разве ты этого не помнишь, мама? Сегодня я не считала. Я просто поставила тарелки и приборы, - с улыбкой ответила Паулина.

   Ее взгляд, когда она улыбалась, казался наивным и беспомощным. У нее был довольно большой рот, полные губы; казалось, она не властна над своей улыбкой. Она была довольно красива; лицо ее было нежным, а глаза - очень милыми.

   - Совершенно не понимаю, как я могла допустить такую оплошность, - пробормотала ее мать, продолжая разливать чай.

   На противоположной от нее стороне стола стояла тарелка, лежали нож и вилка, а также расположилось маленькое блюдечко с клюквенным соусом; стоял пустой стул. И не было никого, кто мог бы его занять.

   - Это предзнаменование того, что явится кто-то очень голодный, - сказала жена брата миссис Чайлдс с некоторой порывистостью, несоразмерной произнесенным словам.

   Брат разрезал индейку. Калеб Чайлдс, хозяин дома, был стар, у него дрожали руки. Более того, никто, и он сам - менее всего, не был уверен в его способностях сделать это. Всякий раз, когда он брал себе подливку, жена с тревогой наблюдала, как бы он ее не пролил; но каждый раз он это делал. Пролил он немного и сегодня. На красивой чистой скатерти появилось пятно. Калеб быстро поставил на него блюдце, а поверх него - чашку, с небольшим звоном, по причине трясущихся рук. Потом посмотрел на свою жену. Он надеялся, что она ничего не видела; но она видела.

   - Лучше бы ты попросил Джона дать тебе подливку, - с досадой произнесла она.

   Джон с сосредоточенным видом склонился над индейкой. Он резал медленно и аккуратно, и все верили, что у него получится, как нельзя лучше. Плечи, на которые возлагалось это бремя, были сильными. Его жена, в своем лучшем черном платье, сидела, улыбаясь, с чуть склоненной в сторону головой. В других домах она сидела именно так. Здесь она сидела иначе, но сейчас был особый случай. И она себе это позволила. Когда она сказала о предзнаменовании, сидевшая рядом с ней молодая женщина слегка поморщилась.

   - Я не верю ни в какие предсказания, - произнесла она тоном, резко контрастировавшим с ее миловидностью. Она была дальней родственницей мистера Чайлдса. С ней прибыли муж и трое детей. Незамужняя сестра миссис Чайлдс, Мария Стоун, была за столом одиннадцатой. Изможденное лицо Марии имело нездоровый красный цвет, от кончика острого носа до ушей; ее глаза строго смотрели из-за стекол очков. "Что ж, у нас будет достаточно времени проверить, сбываются ли предзнаменования", - коротко произнесла она. У нее была манера говорить так, словно она присутствует в суде. С шестнадцати лет она преподавала в школе, сейчас ей было шестьдесят. Она только что ушла из школы. Чтобы отпраздновать это событие, ее сестра в этом году устраивала рождественский ужин вместо Дня Благодарения.