Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 48

Он вздохнул, отвернулся. Кроули промолчал.

— Тридцать пять лет мы с вашим отцом были добрыми друзьями, — сказал Уолтер, не отводя глаз от горизонта. — Чего мы с ним только не видели, где не бывали!.. Он не оставил меня, даже когда я сидел в Тауэре — все эти тринадцать лет я каждый месяц получал от него письма… Но ни в одном из них он не упоминал о вас, — огорчённо закончил Уолтер.

Кроули с досадой скривил гримасу. Он не предвидел, что однажды придётся выдавать себя за собственного сына. Обычно люди умирали раньше, чем успевали заметить, что он не стареет — или инфернальные дела забрасывали Кроули в другую часть света, естественным образом не позволяя видеться с прежними приятелями.

Или кого-то сажали в Тауэр, что аналогично препятствовало новым встречам.

Кроули был уверен, что после обвинения в государственной измене — абсурдного, но всё же — из Тауэра Уолтер не выберется. Но тот умел выпутываться из любых передряг: по слухам, ему частенько помогал сам дьявол.

Кроули улыбнулся. Тринадцать лет позорного заточения — и глядите: вот он, Уолтер Роули, во главе эскадры из пятнадцати кораблей плывёт покорять Новый Свет. Самоуверенный, как и в юности, полный дерзких идей и планов.

— Мой отец не любил вспоминать о моём существовании, — сказал Кроули, на ходу сочиняя историю своего происхождения. — Я бастард. Моя мать была прачкой.

— О, — с пониманием сказал Уолтер. — А я уж было подумал, что нашлась та удивительная женщина, которой удалось завоевать его сердце, но он скрывал её все эти годы.

— Только меня.

Уолтер неожиданно улыбнулся, будто вспомнил что-то забавное.

— Так он назвал вас в свою честь?

Об этом Кроули совершенно не думал. Но сейчас ему было лень придумывать троюродного дядюшку или перебирать всех святых, так что он просто кивнул.

— Я тоже назвал сына Уолтером.

Кроули сжал губы, чтобы не фыркнуть от смеха. В самом деле, это было забавно. Если бы было правдой. Он смахнул улыбку с губ пальцами, но та оказалась упрямой и спряталась в уголках губ, выглядывая оттуда, стоило Кроули хоть немного отвлечься.

— Он правильно сделал, что отправил вас в Новый Свет, — сказал Уолтер. — Ловите удачу за хвост, Энтони. В нашем мире храбрость и ум — без удачи, поверьте мне, бесполезны. Помню, как-то мы с вашим отцом, — он улыбнулся, — должны были прибыть в Белли, арестовать лорда Роша и доставить в Корк. Задача невыполнимая: наши пятьдесят солдат против вооружённого замка с гарнизоном в семьсот человек.

Кроули усмехнулся. По его воспоминаниям, соотношение сил было иным: сто против пятисот.

— Как же вы справились?

— Мы с вашим отцом взяли эскорт — полдюжины человек, и постучались в ворота, сказав, что прибыли на переговоры с лордом Рошем. Его светлость, разумеется, решил, что горстка солдат ничем не грозит ему в стенах укреплённого замка, и впустил нас. Чувствуя себя в полной безопасности, он предложил нам своё гостеприимство и даже пригласил к завтраку.

Уолтер замолчал, улыбаясь. Его взгляд был устремлён за горизонт, к далёким дням.

— Что было дальше?.. — спросил Кроули.

— Мы попросили показать замок — и хозяин, не видя в этом никакого подвоха, провёл нас по дому, с удовольствием демонстрируя укрепления, башни и оружейные.

Уолтер негромко засмеялся.

— Среди них была одна, названная Сторожевой. Стоило нам всем оказаться внутри, как двери немедленно были заперты, а из укрытий высыпали наши солдаты.

— Не может быть! — притворно удивился Кроули. — Откуда же они взялись в башне?

Уолтер довольно посмеивался.

— Ваш отец — я даже не знаю, каким дьявольским чудом он это узнал — рассказал мне, что из Сторожевой башни наружу ведёт тайный тоннель, который построили старые хозяева замка лет сто назад. Мы проверили — и нашли его в точности там, где он описал. Никто не охранял его, разумеется. Через него наши люди попали внутрь — через него мы и вывели лорда Роша.

— И как же вы потом добрались до Корка? — спросил Кроули.

— Было непросто обойти все засады, — признался Уолтер. — Но мы послали вперёд самого удачливого из нас. Вашего отца, — он опять улыбнулся. — И удача ему не изменила. Мы прошли сквозь лабиринт засад и отрядов, высланных за нами, будто нас вела сама Ариадна.

Кроули усмехнулся.

Они с Уолтером Роули встретились сырой лондонской зимой 1581-го года.

Дождь вперемешку со снегом превратил улицы в грязное месиво, даже перед дворцовыми воротами растеклись лужи. Сапогам они были бы нипочём — но опускать в них атласные королевские туфельки, затканные золотом, волочить по снежнобурой жиже подол королевского платья?.. Елизавета стояла, уперев руку в бок, словно негодуя на безобразную выходку английской погоды. Придворные переглядывались, не зная, что делать — пройти в ворота, не замаравшись, было невозможно, но и поворачивать назад, отступив перед какой-то лужей, было ниже королевского достоинства.

И вдруг перед Елизаветой появился молодой человек — высокий, темноволосый, с горящими глазами на красивом лице. Сорвав с плеча плащ, он постелил его под ноги королеве. Жест был сам по себе неожиданным, но по-настоящему Кроули оценил его, когда узнал, что этот плащ был единственным реальным богатством Уолтера — алый бархат, расшитый драгоценными камнями, стоил дороже, чем захудалое девонширское поместье Роули.

Королеву этот жест впечатлил не меньше. Она приблизила Уолтера к себе, возвысила до своих придворных. Молодой, дерзкий, красивый, Уолтер обладал острым и едким умом, но больше ничем не мог похвастаться — ни титулов, ни денег у него не водилось. Он даже не был дворянином. Но он был ярким, а Кроули питал необъяснимую слабость к людям, которые старались вырваться из грязи в князи. Кроули быстро сошёлся с ним, познакомил со своими приятелями — Джоном Ди, Кристофером Марло, Филипом Сидни. Уолтер очаровал и их.

Со свойственной ему тягой сначала действовать, а потом думать, Уолтер организовал в своём лондонском доме, подаренном королевой, кружок безбожников, и назвал его «Школа ночи». Их собрания напоминали Кроули о симпосиумах Медичи. Собираясь вместе, они точно так же рассуждали о загадках бытия и критиковали Писание, спорили о последних открытиях математики, астрономии, философии. Кроули испытывал странную ностальгию, когда кто-то принимался обсуждать работы Фичино или Пико делла Мирандолы. История ветвилась, дробилась, шла кругами по воде. Слово, оброненное сотню лет назад, всплывало из глубин истории и получало новую жизнь. Мысль одного человека продолжалась в другом, развивалась, росла.

— Так вы с королевой… — с намёком начал Кроули, развалившись в кресле и закинув ногу на подлокотник.

— Что? — спросил Уолтер, выбирая щипцами уголёк из камина, чтобы разжечь трубку.

За окнами его дома стоял сырой и холодный ноябрь. Кроули, едва угнездившись, передёрнул плечами и встал, чтобы передвинуть кресло ближе к огню.

— Вы с королевой, — повторил он, расположившись в прежней позе и подставляя подошву сапога жару камина. — Ты сам знаешь, не заставляй меня говорить это вслух. Говорят, ты влюблён.

— Возможно, — сказал Роули, устраиваясь в соседнем кресле. Положив ноги на скамеечку, он с наслаждением затянулся и выпустил густой клуб белого табачного дыма.

— И каково это — любить недоступную женщину?

— Она не женщина, — с укором сказал Уолтер. — Она королева.

Кроули пренебрежительно фыркнул.

— Какая разница? Она женщина, а ты — мужчина. Она дала тебе титул, адмиральское звание, она зовёт тебя всякий раз, как ей скучно, отдаёт тебе первый танец на каждом балу — и ты будешь мне говорить, что между вами ничего нет?

— Она королева, — со значением повторил Уолтер. — Я не могу забывать об этом.

— Не можешь, не должен, или не хочешь?

— Не могу, не должен и не хочу. Я не смотрю на неё как на женщину, — с нажимом сказал Уолтер. — Она больше, чем женщина. Она — Англия, она сама почти божество.

— Ты пишешь ей стихи, вырезая их алмазом на окнах дворца! — воскликнул Кроули. — А она пишет тебе ответы!..