Набат (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 56

Что бы ни происходило в дороге, Роуэн постоянно возвращался мыслями к туманному сообщению Константина о способе его казни. Разве прополка огнем не запрещена? Кто знает, может, Годдард вновь разрешил ее. Или, скорее, вернул только ради этого случая. Сколько бы Роуэн ни твердил себе, что ему не страшно, он боялся. Боялся не смерти, но боли, а ее предстоит испытать предостаточно, потому что Годдард наверняка скрутит его наниты на нуль, чтобы помучить на полную катушку. Роуэну предстоит на себе прочувствовать страдания, сквозь которые в давние невежественные времена проходили еретики и ведьмы.

Сама идея конца жизни не составляла для него особой проблемы. По сути, она стала для него странно привычной. Роуэн умирал столько раз, такими разными способами, что привык к смерти. Перед ней он испытывал не больше ужаса, чем перед обычным отходом ко сну. Кстати, последнее зачастую бывало хуже смерти, потому что его одолевали кошмары. Квазитруп, по крайней мере, не видит снов, а единственная разница между квазисмертью и настоящей смертью — это длительность состояния. Возможно, как верили многие, истинная кончина ведет человека в какое-то новое, чудесное место, которое живые и представить себе не могут.

С помощью таких рассуждений Роуэн пытался примириться с ожидавшей его участью.

И еще он думал о Цитре. При нем о ней не говорили, а Роуэн был не настолько глуп, чтобы самому расспрашивать Константина или кого-либо другого. Ведь неизвестно, кто знает о том, что она жива. Годдард наверняка в курсе, недаром же он послал Верховного Клинка Западмерики, чтобы поймать их обоих. Но если Цитра сбежала, то наилучшим способом помочь любимой было не говорить о ней в присутствии недругов.

Принимая во внимание, куда кривая дорожка завела Роуэна, он мог только надеяться, что у Цитры дела сложились лучше.

Три даты. Это все, что она нашла внутри лебедя. Первая относилась к Году Рыси, вторая к Году Бизона и третья к Году Цапли. Годы до рождения Анастасии.

Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, почему эти даты важны. Это-то как раз была самая легкая часть задачи. Не имело значения, помнили люди эти даты или нет — события, связанные с ними, описывались в школьных учебниках истории. Но с другой стороны, это были официальные данные. Общеизвестные сведения. Не информация из первых рук. Выражение «общеизвестные сведения» подразумевает вещи, которые позволено знать широкой публике. Едва став серпом, Анастасия стала замечать, что Орден, когда ему было нужно, придерживал информацию, не давая ей хода, а то и переиначивал историю на свой лад. Нет, серпы не извращали факты, ибо факты и цифры находились в ведении Грозового Облака, но выбирали, какие именно факты скормить массам.

Однако избирательно игнорируемая информация не ушла в небытие. Она по-прежнему существовала в заднем мозге Облака и докопаться до нее мог любой. В дни своего ученичества Цитра, пытавшаяся найти «убийцу» серпа Фарадея, стала экспертом по части поисков в заднем мозге. Алгоритмы файловой системы Грозоблака действовали так же, как алгоритмы человеческого мозга — порядок в ней определялся ассоциациями. Данные не сортировались ни по дате, ни по времени суток, ни даже по месту действия. Чтобы найти серпа в мантии цвета слоновой кости, стоящего на углу улицы, Цитре пришлось просмотреть тысячи снимков разных людей в одежде того же цвета, стоящих на перекрестках в разных концах мира, после чего она сузила пространство поиска, добавив дополнительные параметры: особого вида уличный фонарь; длину теней; звуки и запахи (Грозовое Облако сохраняло в памяти все, что улавливали его сенсоры). Найти что-либо в этом хаосе было как найти иголку в стоге сена на планете, сплошь уставленной стогами сена.

Потребовалась масса изобретательности и настойчивости, чтобы определить параметры, которые сузили необъятное пространство поиска до приемлемых масштабов. Сейчас перед Анастасией стояла еще более значительная задача, потому что тогда, с серпом Фарадеем, она хотя бы знала, что искать. Теперь же она знала только даты, но не их подоплеку.

Сначала она изучила все, что было известно о катастрофах, связанных с этими датами. Затем нырнула в задний мозг, чтобы найти источники и данные, аккуратно убранные из официальных отчетов.

Самым большим препятствием была ее нетерпеливость. Анастасия уже чуяла ответы, но они были похоронены под столькими наслоениями, что она боялась никогда до них не добраться.

Как выяснилось, Анастасия и Джери прибыли в Субсахару всего за несколько дней до Праздника Полнолуния. Каждое полнолуние Верховный Клинок Тенкаменин устраивал развеселый праздник, продолжавшийся двадцать пять часов, «потому что двадцати четырех попросту недостаточно». Тут были самые разнообразные развлечения, сновали толпы профессиональных тусовщиков, еду для гостей привозили со всех концов света.

— Оденься нарядно, не в свою мантию, — наставлял Тенкаменин Анастасию. — И не отходи от меня. Можешь прихватить одного-двух тусовщиков, если хочешь. Будешь частью праздничной декорации.

Обращаясь к Джери, Верховный Клинок ограничился лишь одной фразой:

— Веселись, но в разумных пределах.

Анастасии не очень-то хотелось на праздник, ведь ее могли узнать. Она предпочла бы остаться дома и продолжить поиски в заднем мозге. Но Тенкаменин настаивал:

— Тебе будет очень полезно отвлечься от этих скучных раскопок. Надень парик какого-нибудь вырвиглазного цвета, и никто тебя не узнает.

Сначала Анастасия подумала, что безответственно и глупо думать, будто таким простецким приемом можно хорошо замаскироваться. Однако, поскольку вряд ли кто ожидает встретить на празднике давно умершего серпа да еще в ярко-синем парике, то она и вправду спрячется у всех на виду.

— Таков урок, который можно извлечь из твоего расследования, — указал Тенкаменин. — То, что прячется на самом видном месте, найти труднее всего.

Тенка, гостеприимный хозяин, приветствовал каждого гостя лично и раздавал иммунитет налево и направо. Ну да, потрясающе, весело и все такое, и тем не менее Анастасии происходящее не нравилось. Верховный Клинок почуял ее неодобрение.

— Наверно, я кажусь тебе расточительным любителем удовольствий? — спросил он ее. — По-твоему, я ужасный гуляка и гедонист?

— Годдард тоже устраивает такие вечеринки, — заметила Анастасия.

— Не такие, — возразил Тенка.

— А еще он тоже обожает жить во дворцах.

— Вот как?

Тогда Тенка подозвал ее поближе, так чтобы она четче расслышала его посреди всей этой кутерьмы.

— Будь добра, посмотри хорошенько на гостей и скажи, что видишь. Вернее, чего не видишь.

Анастасия окинула собравшихся взглядом: одни плещутся в бассейне, другие танцуют на террасах, все в купальных костюмах или ярких праздничных одеждах. И тут вдруг до нее дошло…

— Здесь нет серпов!

— Ни единого! Нет даже Македы и Баба. Каждый гость — член семьи человека, которого я выполол со времени последнего полнолуния. Я приглашаю их отпраздновать жизнь ушедшего родственника, вместо того чтобы оплакивать его смерть, и наделяю каждого годом иммунитета. А когда праздник заканчивается и усадьба пустеет, я ухожу в свою роскошную резиденцию. — Он указал на самое большое окно дворца… а потом его палец заскользил в сторону, вправо, пока не остановился на маленькой хижине на краю усадьбы.

— Вот этот сарай?!

— Никакой это не сарай. Это мое жилье. Помещения дворца предназначаются для почетных гостей — для тебя, например, — а также для менее почетных, но на кого надо произвести впечатление. Что касается «сарая», то это точная копия дома, в котором я вырос. Мои родители — приверженцы простоты. И, как водится, они вырастили сына, который обожает бесконечные сложности. Однако по ночам я нахожу спокойствие и утешение в уютной простоте моего жилища.

— Уверена, они вами гордятся, — сказала Анастасия. — Я имею в виду ваших родителей.